— Комендатура сама была насквозь прогнившей, так что в чём-то они были правы, —возразила я. — Но я не могу уследить за твоей мыслью.
— Это просто зачистка, Лиза. — Альберт снисходительно улыбнулся и сцепил руки. — Сначала – полностью зачистить Междуморье Пироса от людей, благо с такой эпидемией это будет втрое легче. Потом бесчисленную шваль со всего Сектора взять на короткий поводок и прикормом поставить себе на службу. Особо буйных пустить в расход, а остальных оставить для «поддержания порядка».
Генерал-губернатор изобразил в воздухе кавычки.
— Это какое-то дикое средневековье, — пробормотала я. — Кому нужна будет выморочная земля? Здесь же камня на камне не осталось…
— Заводы целы, производства нужно лишь перезапустить. Дальше наши друзья-бизнесмены завезут сотни тысяч обездоленных с Каптейна и земных трущоб, из стран четвёртого мира. Дадут им крышу над головой в брошенных нами домах и миску баланды за каторжный труд на *наших* заводах. А чтобы они не бунтовали, над ними поставят эту мразь с дубинками и автоматами. И будут годами снимать жирные сливки. Идеальная, самовоспроизводящаяся система рабства. И все довольны, все в выигрыше. Народ при деле, а жители Земли и Каптейна даже спасибо скажут за то, что их миры стали чуточку чище…
— Где ты всего этого набрался? — недоумевала я.
— Я же говорил – разведка у меня хлеба зря не ест, — устало усмехнулся он. — Так работает капитал, который более ничто не сдерживает… Кстати, ты знаешь, чем отличается идейный разрушитель от любого другого?
Я отрицательно помотала головой.
— Идейному разрушителю, уничтожившему свой дом или убившему своих, не нужно платить. Он будет рыскать по миру и сжигать всё, до чего дотянется – только ради того, чтобы его самого не так жгло изнутри проклятие братоубийцы. Чтобы не так давила на шею гиря собственного предательства. Он будет творить зло с неистовым рвением. Ему лишь нужно указать направление. Так было всегда. Примеров история хранит множество – а уж земная Россия насмотрелась на них сполна. Белогвардейцы, бандеровцы, погромовцы, так называемые «русские либералы», создание «украинского тарана» в первой четверти двадцатого века… Есть примеры и посвежее – послевоенный американский Демсоюз, каптейнские «разноцветные»…
— Я догадываюсь, что ты хочешь мне сказать, Альберт, — заметила я и встретилась с ним взглядом – он смотрел на меня сверху вниз, и в глазах его робким отсветом тлела какая-то странная надежда. — Признайся, ты хочешь, чтобы я тебя простила? Ждёшь искупления? Не будет его, я не в силах простить тебе твои ошибки, пусть даже и могу их понять. Не по Сеньке шапка…
— Грехи, Лиза. Прощают грехи, а ошибки исправляют.
— Тем более. Такие ошибки просто невозможно исправить.
— Я так давно не исповедовался, — сказал он и горько усмехнулся, — что, пожалуй, мог бы раскрыть душу даже убийце…
Позади нас скрипнула дверь, и лицо Альберта, словно по взмаху волшебной палочки, преобразилось. Мгновение назад в его глазах читалась бездна отчаяния, но теперь на его лице вновь была непробиваемая маска генерала. Маска, которая приросла к коже.
Бывший второй замминистра медицины и командир спецгруппы «Стриж» вошли в кабинет и расположились на стульях. Вид у великана был несколько растерянный, а щуплый на его фоне Рихард Фройде – мрачный, словно туча – опустился на сиденье и кинул вопросительный взгляд на Альберта.
— Я никого не удерживаю, — сообщил генерал Отеро, мгновенно сообразив, к чему всё идёт. — Рихард, у вас есть право распоряжаться своей жизнью и свободой по собственному усмотрению. Если решите нас покинуть – значит, так тому и быть. Вы и так сильно помогли нашему движению.
— Откровенно говоря, Альберт, я хотел остаться, — выговорил Фройде, — потому как клятва Гиппократа и мои моральные императивы не позволяют мне бросить ваших людей в беде. Но теперь я считаю долгом отбыть вместе с этими людьми, которых, очевидно, водят за нос. Если тобой играют, как пешкой, есть только два выхода – смириться или сделать встречный ход. Я выбираю второе. Мне нужно докопаться, кто и зачем втянул меня в эту грязную игру.
— Поделитесь с нами соображениями? — спросил Альберт.
— Даже не знаю, с чего начать. — Рихард глубоко вздохнул, пытаясь сформулировать мысль. Наконец, прокашлялся и сказал: — О том, что «Опеку» сворачивают, я узнал только сейчас – от Макарова. Но почему я не знал об этом раньше? Я всегда был на виду, но был крайне осторожен и не давал поводов зацепиться за мою подпольную деятельность, однако по некоторым признакам земляне вели меня уже пару месяцев. Поместив меня в информационный вакуум и последовательно отрезая от всех каналов информации, они, вероятно, лишь ждали моей оплошности. Но пришли тревожные вести с Пироса, и мне пришлось отбыть на «Голиафе» вместе со второй волной десанта. Началась эпидемия – и я должен был находиться в первых рядах…
— Почему вы решили покинуть Ла Кахету? — спросила я.
— Я врач, и моё призвание – помогать людям, а не травить их химическим оружием. Поэтому я решил, что больше пользы принесу, что называется, «в полях». Но была и другая причина. Перед самым отбытием я выяснил, что кто-то слил землянам часть нашей агентурной сети, и я стал опасен для «Опеки», а для спецслужб Конфедерации превратился в обузу, в отработанный материал.
— Контрразведка работает, — пробормотал Альберт Отеро и прищурился, обдумывая что-то своё.
— Однако, меня почему-то никто не арестовал. Мне даже дали покинуть Землю. Плюс к этому, — поднял вверх палец Фройде, — с третьей волной в Ла Кахету должен был прибыть некий особый отряд – настолько засекреченный, что лишь несколько самых высоких чинов знали о его существовании. Их цели были мне неизвестны, но я почуял неладное. Мне показалось, что здесь, в отдалённом уголке Сектора, отрезанном от всего мира, с их прибытием я таинственным образом исчезну. Буду укушен, попаду под шальную пулю или сведу счёты с жизнью на волне профессионального выгорания… Какая разница? Это война, и здесь смерть – обычное дело…
— Вы испугались за свою жизнь? — спросила я.
— Две причины – это больше, чем одна, — улыбнулся Фройде.
— А кто решил сворачивать проект «Опеки»? — спросил Альберт. — Крючков? Этот ваш новый руководитель?
Макаров кивнул. Фройде тем временем продолжал:
— Будь я убит – на этом бы всё и закончилось. Однако, моё незапланированное исчезновение дало возможность совсем другой стороне избавиться от другой, уже своей собственной проблемы. — Рихард Фройде красноречиво взглянул на меня. — Елизавета, вы не думали, что вы стали костью в чьём-то горле?
— По правде говоря, подобные догадки мучают меня уже долгие годы, — пошутила я. — Наверное, меня пытается выкашлять сама Вселенная.
А если отложить шутки в сторону? Были этому подтверждения – пускай даже самые невероятные? А ведь похоже, что были…
Холодная волна прокатилась по спине. Моя рука… Они ведь не просто спасли меня и сделали щедрый дар. Они отсекли мой главный козырь. Обменяли плазменный резак и импульсный бластер на беспомощную плоть. Ограничили возможности сопротивления, когда это может потребоваться. Тогда я, дура, была так счастлива обрести настоящую, живую руку, что совсем не заметила подвоха. Наверное, потому что всё остальное осталось на месте…
— Я практически уверен, что ваша миссия – это ловушка, — заявил бывший чиновник от здравоохранения, сверкнув линзами очков. — Майор рассказал мне о том, как вы, Елизавета, позволили себе некоторые вольности и увидели то, чего вам нельзя было видеть. Реакция последовала сразу же – вас деликатно выпроводили с Ковчега на поиски пропавшего агента, подсунув чьи-то снимки месячной давности. Интересно, чьи это были снимки…
Рихард задумчиво почесал подбородок, потом по очереди оглядел нас троих и продолжил:
— Что я знаю? Какой информацией обладаю? Почти всё, что мне было известно, давно уже известно руководству Ковчега, и меня официально «свернули» вместе с «Опекой». Но только не для старины Агапова, с которым мы знакомы почти полвека, и который ухватится за любую возможность – лишь бы вновь увидеться со мной. Они… Те, кто ведут эту игру, слепили фотопрезентацию и подделали разведданные, чтобы обвести вокруг пальца моего старого друга, убедив его убедить вас отправиться сюда, на убой.
