С оружием наперевес дозорный закончил обход периметра, остановился и аккуратно, в кулак прикурил сигарету. Вряд ли здесь можно было опасаться снайперов противника, ищущих во тьме неосторожный оранжевый огонёк, но сигарета в кулаке – необходимая в дозорах и патрулях привычка. Одна из тех, что могут спасти жизнь…

Боец глянул наверх, на вышку, уловив в полутьме условный жест часового – всё спокойно, – и перед тем, как двинуться на новый круг, посмотрел сквозь сетку-рабицу вдаль, поверх новых палаток, возникших снаружи периметра за прошедший день. Там, в ночи было темно – где-то на той стороне шоссе позавчера сгорел трансформаторный узел, поражённый пикирующим дроном конфедератов. Вместе с подстанцией два дня назад потухло освещение бетонной магистрали, развалившейся в низине, и теперь ночами вокруг стало совсем темно. Хоть глаз выколи.

В этом ударе не было никакого военного смысла, и конфедераты об этом знали. Более того, им было прекрасно известно согласованные расположения лагерей беженцев, по которым они согласились не бить. Это было единственным результатом первых переговоров между местными и землянами. Но зачем было разбивать этот трансформатор…

Острой иглой отчаянный женский крик пронзил напряжённую тишину. Испуганно распахнулись сотни глаз, на матрасах и в спальных мешках бледнотой вспыхнули во тьме десятки лиц. Прожектор на вышке развернулся, выхватывая из темноты торец кирпичной казармы, где разместился полевой госпиталь. Внутри кто-то кричал, с той стороны пыльного окна метались тени.

Через оглушительный звон разбитого стекла на вытоптанную землю вывалился силуэт в заляпанном красными пятнами медицинском халате, вскочил, и сквозь луч, оскальзываясь и спотыкаясь, метнулась истошно визжащая тень. Следом за ней из окна, хрипло и тяжело дыша, кинулась вторая – сверкая нечеловеческим оскалом окровавленных, спазматически скрежещущих зубов.

«Это же тот, с ангиной, которого привезли ещё утром!»

Боец проглотил полную горечи мысль и, сплюнув недокуренную сигарету, щёлкнул предохранителем…

… — Как лесной пожар, — сказал Альберт, и наваждение отхлынуло, возвращая меня в скрытый глубоко под землёй бункер. — Один человек, второй, пятый, десятый… Через полминуты люди, не помня себя от страха, напирают изнутри на ворота, лезут на колючую проволоку – они знают, что лагерь превращается в братскую могилу отложенного действия. Обратившийся, конечно, получит свою последнюю пулю, но мы не успеваем… Просто не можем убивать всех подряд, а люди разбегаются кто куда, включая тех, кого успели укусить. И всё повторяется…

— Неужели вирус выкосил всех? — нахмурилась я.

— Сейчас мы оставили только пять бункеров, потому что в них безопаснее, чем снаружи. У нас есть связь с Чанну-Миан и Нова Параисо. В этих двух северных провинциях ещё теплятся очаги сопротивления на поверхности. Просто потому, что они не так густо заселены, как Сонора. Что дальше на юг и на запад, я не знаю, но судя по тишине в радиоэфире – там поверхность вымерла. Включая Олиналу, до которой мои люди уже не добираются. Слишком далеко и опасно… Мы больше не можем позволить себе спасать всех подряд. Квота исчерпана.

Протянутые отсюда за многие километры подземные кабели связывали штаб с десятками вышек сотовой связи, переоборудованными под ретрансляторы частот «Фуэрцы дель Камбио». Альберт давно готовил восстание, продумывал его до мелочей и даже довольно успешно его начал, но теперь был зажат в центре собственной паутины. Загнан в угол собственноручно выпущенным на свободу демоном…

— Контролируемый зомби-вирус всегда был мечтой человека, — сказал Альберт. — Такой вирус, который можно было бы использовать против своих врагов. Но никогда заразу не удавалось удерживать под контролем. Она всегда пожирала своих создателей – можно вспомнить искусственные вирусные эпидемии конца прошлого века, когда американцы в который уже раз пытались вытравить евразийцев, а в итоге погубили треть собственного населения. Жаль, что я, чёртов дурак, тоже попался в эту ловушку…

— И что ты думаешь теперь делать? — спросила я. — Есть план, как выиграть эту войну?

— Выиграть? — Он вонзил в меня штыки своих впалых глаз на усталом лице. — Эта война закончится только тогда, когда здесь не останется никого живого…

* * *

Мы с Альбертом разглядывали огромную карту региона. Северная сторона пестрила покрывавшими почти всю местность многочисленными синими крестиками, ещё выше торчали редкие красные флажки – всего пять штук. Тянулись в разные стороны серые пунктирные линии, огибая огромную зелёную кляксу столицы. Южнее магистрали, постепенно светлея, на сетке дорог мои глаза сами нашли точку с названием «Олинала». Хорошо знакомое место, где стоит мой дом, запустевший задолго до всех этих событий…

— Скажи, Лиза, ты считаешь меня разрушителем? — вдруг спросил Альберт.

— Да, — честно ответила я. — Ты приложил руку ко всему этому. Решил устроить революцию, но тебе показалось мало – нужно было вытащить на свет что-то страшное, чтобы явить это миру. И ты это сделал.

— Спорить не стану, всё это выглядит именно так. Вот только это должно было неминуемо случиться. Этот вирус ждал своего часа, но вырвался на свободу чуть раньше положенного срока.

— Почему ты так считаешь? — насторожилась я.

— Я не считаю, я знаю. Моя разведка хорошо работает, — туманно ответил Альберт. — Очагов распространения было три – в нашей лаборатории в Соноре, в Пилар-де-Саль, и на юго-западе, в Бока Гранде.

— Ты это серьёзно?

— Более чем, — сипло выдохнул Отеро. — Они лишь ждали отмашки, и когда случился наш «фальстарт», вскрыли заранее заготовленные сюрпризы. С первыми сообщениями о заразе Пирос был уже обречён, как Калабуховский дом. Он должен был быть зачищен от нас, от людей. От тех, кто стал более не нужен – с нашими профсоюзами, стачками, забастовками, с семьями, которые нужно кормить… Заброс провокаторов на митинги и последующие стычки с полицией, освещение всего это в массмедиа, запугивания и убийства профсоюзных активистов – всё это в прошлом, всё это малоэффективно. Теперь мажоритарные акционеры Сектора решили сыграть по-крупному. Стереть всю планету и заселить по новой более неприхотливой рабсилой – вот это настоящий размах.

— И ты им помог – волей или неволей, — нахмурилась я.

— Какая разница, чей камень обрушит лавину? Мой, твой или доктора Адлер…

— Так ты знаешь и про неё?

— Конечно знаю, — хмыкнул он. — Мне показались, скажем так… неубедительными результаты твоей работы, поэтому пришлось навестить эту чудесную лабораторию ещё раз. Адлер и её аспирант были там – ждали эвакуации, которая так и не случилась. У нас с Катрин был долгий и обстоятельный разговор, она рассказала мне много интересного. И, признаться, частично сняла с меня груз совести… Да, я тоже разрушитель, но я – разрушитель поневоле. Я свалял дурака и наступил в расставленные силки. Но ведь есть и другой род разрушителей…

— Это каких же?

— Идейных. Нет разрушителя, более преданного идее, чем тот, кто приложил руку к разрушению собственного дома… Есть поумнее – вроде Катрин Адлер. А есть и попроще… Как думаешь, кого прислали надзирать за тем, чтобы активы корпораций не слишком сильно пострадали? Кто должен будет взять порядок в свой железный кулак после того, как с людьми и эпидемией будет покончено?

Я пожала плечами.

— Две последние волны десанта Конфедерации – это исключительно добровольцы, — сказал Отеро. — Это даже не контрактники – просто отребье, которому выдали инструкции и оружие. И среди них подавляющее большинство – резиденты многочисленных тюрем Сектора… В древнем Риме союзные варварские племена называли федератами. Им после выслуги давали землю, пенсию и гражданство, но эти-то сюда приехали просто на сафари.

— Хочешь сказать, сюда целенаправленно свозят вооружённых зэков?

— Это те самые люди, которые методично уничтожали Каптейн. Мародёры, убийцы и торчки. А за спиной у них целые команды, которые обеляют в сетях убийц и бандитов, называя их «мятежниками», навешивают ярлыки «цепных псов режима» на бойцов Комендатуры – а теперь вот и на наших ребят…