Скрипнув стулом, Альберт откинулся на спинку и задумчиво изучал нас, сноровисто вертя в ладони старомодную металлическую зажигалку. Она проворачивалась в его руке и издавала тихие щелчки, будто затвор оружия – щёлк, щёлк. Тяжёлый взгляд генерала-губернатора скользил с майора на меня и обратно. Наконец, Оникс нарушил повисшее молчание низким, стальным голосом:

— Мы не уйдём без информации, вы должны это понимать. Если придётся, мы получим его местонахождение силой.

— Силой? — Короткий хриплый смешок пробежал по гулким стенам. — Не взваливай на себя слишком много, солдат. Даже твой хребет имеет предел прочности.

Оникс шумно выдохнул, но промолчал, а Альберт бросил взгляд куда-то в сторону и нажал на сенсор перед собой.

— Слушаю, генерал-губернатор, — раздался чей-то баритон из динамика.

— Позовите ко мне Рихарда.

— Есть, — отозвался голос.

— Я человек не злой, — хладнокровно сказал Альберт, обращаясь к Ониксу. — Иногда я подаю даже нищим, хоть им и нечего предложить взамен…

Через полминуты дверь отворилась, и в помещение вошёл невысокий лысеющий чиновник в изящном лорнете с прозрачной, невесомой оправой. Коротко кивнув Альберту, он подошёл к нам и протянул сухощавую руку.

— Рихард Фройде, военный врач «Фуэрцы дель Камбио» и второй замминистра медицины Конфедерации… Бывший замминистра, — поправился он.

— Лиза, — сказала я и осторожно пожала протянутую руку.

— Оникс, командир спецгруппы Ковчега. — Майор отдал честь. — Мы получили ваши снимки. Владимир Алексеевич передаёт вам привет.

— Спасибо за привет от Володи, но… О каких снимках идёт речь? — Фройде медленно снял лорнет и протёр его, покупая время. Его взгляд метался между нами, в нём читалась неподдельная растерянность, граничащая с тревогой.

— Как это каких? О тех, что месяц назад передал на Ковчег связной. Вот об этих. — Браслет на запястье Оникса выплюнул крошечную голограмму. Мелко мерцающие зеленоватые изображения сменяли друг друга в воздухе, подсвечивая наши лица и растворяющийся под потолком клуб едкого сигаретного дыма.

— Это не моё, — хмыкнул Фройде. — Я впервые вижу эти кадры.

— Так это не ваших рук дело? — Теперь уже брови Макарова поползли вверх, под потолок, покоряя недостижимые высоты.

— Нет, не моих… Да, месяц назад всё примерно так и было, но я не делал никаких снимков. И ни с каким связным я не встречался.

— Вот так дела, — протянул Оникс, расстёгивая ворот комбинезона, под которым светлел полосатый тельник. — Нам надо поговорить, господин Фройде. Наедине, если это возможно.

Рихард вопросительно глянул на Альберта, и тот ответил едва заметным кивком. Майор и агент покинули помещение, оставив нас с Альбертом наедине. Только я – и призрак нашего общего прошлого. Вспоминая нашу с ним последнюю встречу, его высокомерность и уверенность в себе, его пренебрежение к ближайшим соратникам, я вдруг ощутила острое желание кольнуть его побольнее.

— Впечатляющий карьерный рост, Альберт, — сказала я издевательски, обводя помещение взглядом. — Из криминальных авторитетов в лидера партии, а теперь вот уже целый генерал. До кресла председателя Правления Конфедерации осталось совсем немного. Если, конечно, там кто-то ещё остался в живых.

— Селарио перебежал на сторону Земли сразу же после отключения врат, — махнул он рукой, словно не услышал колкость и мой тон. — Сонора осиротела, и место губернатора должен был кто-то занять. Пришлось, так сказать, сделать шаг из строя… Но ты забыла и про другие мои ипостаси, Лиза. Подмастерье в обувной мастерской. — Генерал-губернатор Отеро стал загибать пальцы. — Рабочий на конвейере. Полицейский. Бригадир, застройщик, глава совета промышленников… И ты забыла о самом главном – о надёжных товарищах из «Фуэрцы дель Камбио»…

— В организаторских талантах мне до тебя далеко, — призналась я. — И незаменимых у тебя, как водится, не бывает.

— Я понимаю твоё желание язвить, — снисходительно усмехнулся он. — Но лучше скажи – ты нашла то, что искала?

— Как быстро летит время, — вздохнула я и закрыла глаза. — Буквально вчера я вышла из роскошного кабинета в здании правительства, попрощавшись с тобой навсегда…

— А сейчас сидишь в бункере напротив генерала обречённой армии, — продолжил он.

— Помнишь своё последнее письмо? Про ящик Пандоры. Ты имел в виду… это? — Я обвела рукой помещение.

— Верно говорят – беда не приходит одна. — Он со стуком опустил на стол потёртую стальную зажигалку. — Не нужно было лезть в этот гадюшник на краю света. Но ладно я… А тебе-то чего стоило прикончить этого Джона и выкинуть его в лаву вместо того, чтобы слушать мои бредни?

— Был там один любитель следовать инструкциям… Всё уже сделано, Альберт. — Я пожала плечами. — И мне хотелось бы узнать, как это случилось. Я уже кое-что видела, но ты явно через всё это прошёл и сможешь рассказать больше.

— Это не война, Лиза. Это хаос. — Он произнёс это слово с безграничной усталостью. — Везде одно и то же – хаос. Люди перемещаются туда-сюда, нелюди – тоже. Одни постоянно бегут – куда угодно, куда глаза глядят. — Голос его был тихим и безжизненным – совсем не таким, каким он был у прежнего Альберта. — А другие безостановочно преследуют. Если первым везёт, они встречают наших людей. Мы стараемся доходить до магистрали и собирать всех, кого можем. Правда, далеко не все соглашаются.

— И куда вы отводите этих людей?

— В самом начале, после захвата гарнизонов у меня в Соноре было два десятка тренировочных лагерей, хорошо оборудованных и укреплённых. Как только стало ясно, к чему всё идёт, оккупанты стали переходить на нашу сторону. Достаточно было лишь заблокировать узел связи или блокпост и поставить их перед выбором – либо жизнь, либо смерть. — Он помедлил, разглядывая что-то на моём лице. — Обошлось почти без стрельбы. Они понимали, что без Врат подкрепления им ждать неоткуда, да вдобавок нужно было решать проблему понасущнее. Вирус начал распространяться, и об этом уже знали все. Но шло время – и всё менялось буквально ежечасно…

Взгляд его устремился куда-то внутрь, потускнел, невидяще заблуждал по тёмному помещению. Где-то внутри себя он раз за разом переживал всё случившееся, прокручивал в памяти прошедшие недели. И чётко осознавал свою роль во всём происходящем.

— После инцидента с одним из привезённых подопытных я приказал оцепить лабораторию, — глухо произнёс он, — но утечка всё равно случилась, и всё вышло из-под контроля. Буквально за неделю выросла такая проблема, по сравнению с которой даже конфедераты, высадившиеся с «Голиафа» в Ла Кахету, показались лишь назойливыми комарами…

— Началась эпидемия?

— Незадолго до десанта землян мы начали превращать наши базы в лагеря для беженцев – и вовремя. Когда эти сволочи вытравили Ла Кахету, людей было очень много, они буквально жались к стенам, разбивали целые палаточные городки, но всё всегда заканчивалось одинаково. Невозможно уследить за всеми. Невозможно создать непроницаемый периметр и подпускать только здоровых. Один раненый – даже легко, даже едва поцарапанный… Да что там, достаточно было сделать глоток воды с растворённой в ней каплей крови… — Альберт щёлкнул пальцами в воздухе. — И через часы всё вокруг вспыхивает, как спичка…

Тёплая ночь, робкие огоньки ламп, пробивающиеся сквозь серую материю армейских тентов, струящаяся отовсюду речь – взволнованная, испуганная, полная всё той же надежды. Где-то в темноте, за двумя рядами сетки-рабицы вокруг стихийного лагеря ходят внимательные часовые, охраняя рваный беспокойный сон беженцев – тех, кому не хватило места внутри ограды, под сторожевыми вышками.

Наспех растянутая колючка, сваленные в подобия брустверов мешки с песком, импровизированная ограда из автомобилей и прожекторы, тут и там рассекающие тьму подступов к лагерю… Всё это было не для защиты от чумы извне. Это была бутафория для успокоения душ внутри. Иллюзия порядка в аду, которая была так нужна выжившим. Они спаслись из огромного города, добрались в безопасное место, и теперь всё обязательно будет хорошо – пусть даже они всё ещё снаружи стен…