— На убой? — переспросила я, переваривая услышанное.

— Вы живы лишь благодаря цепочке счастливых случайностей. — Фройде усмехнулся. — Укус заражённого, пуля от бойцов «Фуэрцы дель Камбио» или управляемый снаряд от конфедератов – неважно, что настигнет вас раньше. Важно, что здесь вы обязательно сгинете. Вместе с горсткой бойцов, которыми можно безболезненно пожертвовать в ходе выполнения невыполнимого задания. Это почти беспроигрышный вариант для Крючкова.

— Почему вы считаете, что всё это – дело рук Крючкова? — спросил майор Макаров.

— Никто не вызывает у меня столько подозрений, как он. Операцией по поимке «Книги судьбы» руководил именно он. И когда «Аркуда» висела над обратной стороной Луны, а группа Матвеева спускалась к новосибирскому Институту – как выяснится чуть позже, с некоторым опозданием… — Иронично прищурившись, он бросил в меня короткий взгляд. — Личный шаттл Крючкова беспрепятственно вышел на стационарную орбиту Земли и сблизился с флагманом Верховной Администрации Сектора. И всё это – под беспрецедентной охраной Космофлота. Так обычно происходят переговоры. Переговоры о чём? Как думаете, на какие переговоры с врагом отправляют генерала, отвечающего за шпионскую сеть в лоне этого самого врага?

Я пожала плечами. Макаров и Альберт молчали, сверля глазами агента Фройде.

— Вот и я не знаю, — вздохнул Рихард, — и никто не знает. Но очевидно – Крючков мог быть тем самым, кто сдал агентурную сеть «Опеки». И именно с момента той самой встречи на орбите я стал терять связь с некоторыми своими коллегами. Я уверен в том, что он ведёт двойную игру, и её необходимо раскрыть.

— Теперь нам остаётся выполнить невыполнимое задание и вернуться на Ковчег. —Макаров вдруг замер и проговорил: — Секунду, вызывают… Докладывай, Умник… Так… Куда?.. Принято… Никаких подрывов, ждите моей команды!

Мы все вопросительно уставились на Макарова, и тот виновато развёл руками.

— Всё одно к одному, — пробасил он. — Сработал защитный протокол – к «Рарогу» пытались приблизиться. Не зомби. Вооружённые люди. Машина ушла по воздуху. Теперь остаётся надеяться, что робот выберет безопасное место для посадки, и его не собьют по пути.

— Здесь рано темнеет. — Альберт демонстративно взглянул на свои чёрные наручные часы. — А ночью я вам бродить по лесам не советую. Повсюду ловушки и мертвецы.

— И что ты предлагаешь? — Оникс, похоже, здесь совсем освоился и уверенно перешёл на «ты».

— Оставайтесь здесь, а утром отправитесь в дорогу…

* * *

Пропахший нафталином серый от времени матрас, уложенный поверх деревянных паллет, был достаточно мягок по сравнению с бетонным полом. Жаловаться было грешно, и я не жаловалась – здесь, внизу множество людей ютились многие дни, и надежды на то, что им когда-нибудь удастся выбраться на поверхность, были весьма призрачными.

Альберт выделил нашему отряду небольшое складское помещение. Вдоль стен стояли стеллажи с крупами и консервами, а приглушённый свет лампы в углу освещал полдюжины керамических чашек, в которых полчаса часа назад дымился пресный чай. Кружки ждали утра, когда в бункере наступало время мыть посуду, экономно и бережно расходуя воду…

Я лежала, подложив руку под голову, и вглядывалась в потолок, в трещины, похожие на карты неизвестных миров. Где-то за стеной слышался приглушённый шёпот – женщина баюкала ребёнка. «Сколько их тут, таких же, прижавшихся друг к другу в надежде пережить ночь и встретить новый день?»

Поснимав экзоскелеты и расположившись на потёртых матрасах, мои боевые товарищи молча слушали, а Рихард очень тихо говорил:

… — Поначалу на зачистку прилегающих к столице территорий пустили добровольцев. Тех самых, о ком говорил Альберт – отморозков и сорвиголов, к тому же подогретых погоней за его головой, за которую объявили кругленькую награду… — Фройде сделал паузу – далеко, в одном из ветвистых коридоров что-то звонко упало, кто-то кратко выругался. — За пределами зелёной зоны, на выездах из города земляне возвели аванпосты. Покинуть город было уже почти некому, а с беженцами, которые забредали в Ла Кахету из сельской местности, не церемонились – самых везучих разворачивали обратно, а кое-кого просто отводили в подвалы и там «списывали». Такая вот у них терминология… Тела там же и оставляли, гнить в темноте…

«Какое пиршество для крыс», — подумала я.

— Наёмники грабили дома, выносили бытовую технику и даже мебель, грузовиками стаскивали наворованное в опустевшие спальные районы Ла Кахеты, — говорил Рихард Фройде. — Наверное, они хотели увезти всё это по домам, когда представится возможность – несмотря на очевидность того факта, что на «Голиафе» им это сделать никто не позволит, а других способов попасть к Земле не предвиделось. Они ехали поразвлечься, но очень быстро стало ясно, что иметь при себе оружие вовсе не значит находиться в безопасности. Неожиданное нападение из-за угла в очередном разграбленном доме, случайный укус или царапина – и военные медики получали нового пациента для исследований…

Первым испытуемым повезло. К тому моменту превращение занимало до полутора суток, но на ранней стадии симбионты выводились из организма убойным коктейлем из медикаментов, и казалось, что победа над заразой уже в кармане. Инфекционисты расслабились, обкатывая свой метод лечения на всё новых заражённых, но в какой-то момент схема дала сбой – и вместо того, чтобы одним прекрасным утром поправиться, пациент выдержал положенные тридцать шесть часов и даже чуть дольше, а затем неожиданно пришёл в неистовое движение. Это была не ярость. Это был механизм – и этот механизм перекусал половину своих соседей по палате, а затем был насмерть забит сокамерниками с помощью подручных предметов.

Лабораторию перевели наружу, за периметр зелёной зоны, и лечение было продолжено, но трое из повторно заражённых «нулевым» пациентом изменили всю картину. Спустя семь часов один небрежно застёгнутый ремень решил судьбу всего научного персонала, который трудился над образцами крови. Запаниковав, один из них открыл лабораторию, чтобы сбежать, но запереть не успел – и по пригороду Ла Кахеты, пусть и несколько прореженная ротой охраны, разбежалась целая группа инфицированных…

Дальнейшие опыты показали, что вместо двух-трёх суток в самом начале заражённый человек менялся за пять-шесть часов – в зависимости от иммунитета, но неизбежно и необратимо, и буквально за ночь многочисленные подопытные превращались в обезумевших монстров. Они бесновались, беспрестанно и на разные лады хрипели, орали и бесконечно вырывались из оков. А снаружи прибывали всё новые пациенты, которым уже не хватало места, поэтому старых просто пускали в расход, словно отработанных подопытных крыс.

Когда все шесть фургонов-рефрежираторов забили телами до отказа, наёмники решили «сворачивать лавочку». Несмотря на горячие протесты учёных, оставшихся «участников» исследований перебили, а лабораторию и рефрижераторы просто бросили под открытым небом. За символическим забором и предупреждающими знаками на местной жаре разразилась экологическая катастрофа. Почва напитывалась разложением, а сбегавшиеся со всей округи на запах звери и птицы-падальщики понесли эволюционировавшую заразу по округе. За пределы любого карантина…

Оболочка человека, в которой оставались лишь вечный голод и неистовая ярость, замещавшая разум – вот то, во что волнообразно, за какие-то две недели превратилось население целого региона. Сотни тысяч заразных кадавров вдобавок ко всему обладали свойствами суккулентов, а именно – в гораздо меньшей степени нуждались в воде, замещая её плотью и кровью. Хотя люди при этом прекрасно заражались и через воду.

Конфедераты и наёмники быстро смекнули, что единственный верный способ предотвратить заражение – это пуля в лоб. Наставления учёных уже никого не волновали. Никому не хотелось возиться с десятками тысяч трупов или потенциальных трупов. С тех пор, завидев чужака, они сначала стреляют, а уже потом задают вопросы. Блокпостов больше нет, заражённые бродят по большей части города, а наши «друзья» откатились в правительственный квартал, засели за высокими стенами и косят из пулемётов всё, что попадётся на глаза…