— Бактерии, бактерии… — Крючков устало протёр глаза. — Я обязан присутствовать?
— Лучше привыкайте сейчас – нам этим ещё долго заниматься, — заметил физик Самойлов. — Вероятно, нашим потомкам – тоже…
Про меня уже забыли, будто про какую-то досадную цианобактерию. Словно облитая ледяной водой с ног до головы, я поднялась с места и поплелась к выходу из зала.
— Лиза, подождите меня возле лифта, — донёсся дребезжащий голос Агапова.
Рядом тут же очутились пара конвоиров в чёрном и сопроводили меня до двери, а когда я оказалась в коридоре, закрыли её и встали по сторонам…
Над Ковчегом царила ночь. Я стояла у панорамного окна в вестибюле, под неусыпными взглядами охранников, и смотрела вниз. В свете гигантского орбитального зеркала внутри лабиринта белоснежных куполов бирюзой отсвечивали плантации неведомых растений. Яркое пятно было поистине космических масштабов – где-то наверху висело древнее орбитальное зеркало, оставшееся почти с самых истоков, с момента выхода местной цивилизации на поверхность…
А может, ну всё это к чёрту? Оглушить вертухаев, прорваться к Софи и сбежать куда глаза глядят? В бескрайние лабиринты туннелей под холодными горами. Устроить своё маленькое вооружённое сопротивление…
Нет. Нужно найти и доставить на Ковчег человека. Одного единственного. Настолько важного, что ради него можно пренебречь остальной цивилизацией. Почему нужно? Потому что час назад я молилась о том, чтобы меня отпустили домой – и этот момент настал. Пирос сгорал в пламени войны, я обязана была быть там, и новое задание подвернулось как нельзя кстати.
И что, если Крючков прав? Может, на человечество и правда оставалось лишь махнуть рукой? Оно всё равно уничтожит само себя, и никакая сила не сможет ему помешать. Чёрные мешки на горячем асфальте Ла Кахеты… Белые простыни по бокам длинного коридора в интернате… Чёрные мешки… Белые простыни… Люди, которые больше никогда не будут дышать, говорить, думать, любить…
Двери откатились в стороны, в вестибюль вышел профессор Агапов, и выглядел он так, будто сразу постарел на два десятка лет. Сгорбленный пуще прежнего, он спустился по широкой лестнице, приложил ладонь к сканеру возле дверей лифта и сказал:
— Пойдёмте, Лиза. У нас мало времени.
— Знаете, профессор, я много слышала о Россе и его обитателях, — сказала я, уставившись в узоры на потолке. — Воображала вас этакими мудрыми полубогами, которые где-то там, незримо следят за порядком. Думала, в решающий момент появитесь и всех спасёте. Исправите всё.
— Всё упирается в людей, — скрипуче ответил Агапов. — И, увы, кадры по-прежнему решают всё. Месяц назад мы потеряли адмирала Дегтярёва. Последнего из могикан, кто стоял у истоков Экспедиции рядом со мной. Он верил, что мы – часть человечества и должны сообща нести груз ответственности…
Створки лифта открылись, мы вошли внутрь, следом скользнули и наши постоянные спутники в форме. Похоже, местные главари всерьёз опасались, что я предприму побег.
— К сожалению, мы, люди, всё ещё не вечны, — тем временем продолжал профессор. — Горячев и Крючков родились и выросли здесь, всегда были отличниками службы, и сейчас они во главе колонии. Первый сделал карьеру во флоте и стал правой рукой Дегтярёва, а второй теперь заведует внутренней безопасностью. Я не могу сказать о них ничего плохого, они всегда делали всё на благо колонии, но, видите ли, жизнь в изоляции меняет. Чего уж говорить о тех, кто и не видел другой жизни? Все мы год за годом видели зверства, которые учиняют друг с другом люди. Читали исторические сводки, смотрели со стороны и ужасались, и в конце концов некоторые из нас пришли к выводу, что человечество недостойно спасения от самого себя…
— Но так нельзя, — сказала я тихо. — Нельзя отворачиваться от всех соплеменников только из-за того, что творят некоторые…
— Я тоже так считаю. Но в них больше нет чувства сопричастности к большой Родине, присущего уходящему поколению, к которому принадлежит и ваш покорный слуга. Помимо меня из старой гвардии остался только Самойлов, но он полностью занят инфраструктурными проектами… Мой голос в Совете становится всё слабее. А молодые решили, что оставят «Книгу» в хранилище и приберегут её для нового человечества, которое будет построено здесь. Если Земле повезёт не погибнуть, тем лучше для неё. Но проект «Опека» официально сворачивается, и теперь Конфедерация и Росс – сами по себе.
Лифт остановился, выпуская нас в просторный коридор, и наша процессия зашагала вперёд, в сторону пневмостанции…
Вот они, «полубоги». Строители светлого будущего. Обычные люди, с обычной людской жестокостью в глазах, которые буднично принимают управленческие решения о судьбах всего человечества. Их ковчег снаряжён и готов к отплытию. А миллиарды там, за стенами, могут спокойно сгореть. «Книгу» упрячут под замок, а из этой маленькой злобной планеты сделают рай для тех, кто останется в живых. И пойдут они вперёд широким шагом, пинком отбросив в сторону старый мир…
— А теперь, Лиза, абстрагируйтесь, — таинственно произнёс Агапов, делая широкий взмах морщинистой рукой. — Поднимитесь над всем этим и оглядите картину целиком. Понимаете, за всей бытовой рутиной и суетой совершенно потерялись главные вопросы: почему люди двинулись именно сюда, к Россу? Почему первые корабли сели именно здесь, рядом с «воронкой Новикова»? Чья незримая воля нацелила Большую Экспедицию именно на это место? Я не верю в совпадения. И мы не задумывались об этом, пока не случился Великий Исход с Кенгено…
— Я уже знаю, почему люди оказались здесь, кое-кто мне рассказал. Но не думаете ли вы… — Смутная догадка молнией поразила меня в темя и теперь крутилась на языке – ещё чуть-чуть, и я смогу её сформулировать.
— О том, что найденные врата и появление «антипланеты» связаны? — завершил мою мысль Агапов. — Я в этом уверен. Я также уверен в том, что во всю эту историю гармонично вплетается как таинственный артефакт, очень вовремя найденный археологами, так и Созерцающий. Все события последних десятилетий складываются в одну картину. Скоро все эти линии сойдутся в одной точке – она уже маячит на горизонте.
— Всё это не укладывается в голове. — Я развела руками. — Я всего лишь человек, и всё это слишком крупно для меня. Я в этом мире прожила всего-то два десятка лет, этого времени слишком мало, чтобы что-то понять…
— Но что мы знаем о времени? — вопросил Агапов. — И уж тем более о том, как это время воспринимается другой разумной цивилизацией… Важно одно – вы, лично вы передвигаете кирпичики мироздания, пускай даже вслепую, наугад. Действия и события, которые кажутся незначительными, могут изменить ход истории. Вы должны помнить об этом.
— У вас гораздо больше возможностей, чем у меня. С вашими-то ресурсами…
— Если бы так. — Профессор добродушно усмехнулся и посмотрел на меня снизу вверх. — Те, с кем я создавал Экспедицию, выбывают из обоймы. Им на смену приходят новые лидеры, выросшие на этой планете. Молодые, решительные, целеустремлённые, с другими взглядами на жизнь…
— Так вы не просто участвовали, но и создали Большую Экспедицию?
Скромный профессор астрофизики Владимир Агапов, как выяснялось, скрывал за старым потёртым пиджаком много интересных деталей своей биографии.
— Сначала планировал, потом создал, потом участвовал, — мечтательно протянул он. — Нас было много, целый костяк теоретиков и практиков. Учёные – это так и не повзрослевшие, любознательные дети, овладевшие собственным разумом. Мы все были детьми долгие десятилетия, мы горели желанием свернуть горы, и в некотором смысле преуспели в этом. А потом, когда связь с Землёй наладилась, мы разработали надёжные легенды и вернулись с тем, чтобы построить сеть наблюдения. Как паук в паутине, Росс-Ковчег незримо находился в центре событий Конфедерации, чувствуя каждое дуновение ветра на краю своей пряжи, которую мы заботливо плели с другими «опекунами»…
— Я помню эти слухи. — В памяти всплывали обрывки новостей, статей и кривотолков. — В моём детстве все вокруг только и говорили о шпионах Росса, а потом всё постепенно сошло на нет. Выходит, вам удалось преуспеть и отвести от себя внимание. Но почему при всей хитрости вы не взяли власть в Конфедерации? Почему самоустранились? Можно же было избежать многих кровопролитных войн, обернуть вспять повальное скатывание людей в бедность…
