Не найдясь, что возразить, я спросила:

— А вы что же, уже не люди? Чем вы отличаетесь от них? Только средой обитания и воспитанием?

— Наше общество не лишено некоторых детских изъянов, — произнёс Крючков, обогнул мой стул и встал у меня за спиной. — Но оно организовано, как идеально работающий механизм. Его изначально строили на правильном фундаменте. Мы не делим людей по убеждениям или по уровню достатка. У нас нет преступности, безработицы или голода, наши технологии обеспечивают непрерывное развитие, здесь царствует наука. У нас у всех есть общая, высокая цель – построить на этой планете гармоничный техно-биологический рай. И мы его построим.

— Даже здесь есть те, кто не согласны с вашей высокой целью, — возразила я. — Эти люди под землёй… Они, наверное, хотят иного будущего. Вы об этом не задумывались?

— Мы уважаем их стремления, но такова уж природа настоящей демократии. — Генерал проследовал мимо меня и направился обратно к своему креслу. — Большинство диктует свою волю меньшинству, а меньшинство либо принимает эту волю, либо идёт своим путём. Рано или поздно мы с ренегатами придём ко взаимопониманию – это вопрос времени. В отличие от Конфедерации, мы не отказываем им в будущем, как она отказывает сейчас Пиросу с молчаливого согласия государств Земли. Влейся мы в дружную семью планет Сектора – с нами непременно сотворят то же самое.

— Кому отказывают в будущем? — Вдоль спины моей метнулся быстрый холодок. — Что вы имеете в виду?

Крючков опустился в кресло, пробежался пальцам по сенсорной панели и обернулся к стене. Графики и схемы исчезли, и во всю ширь проекции развернулось изображение. На фотографии угадывался центральный бульвар пополуденной Ла Кахеты. Резные арки возвышались над извилистыми пешеходными дорожками, выкрашенными в ярко-оранжевый цвет. В стороне виднелась проезжая часть – совершенно пустая, что было дико и немыслимо в это время суток. Вообще, город на кадре производил впечатление вымершего – не было ни единой живой души.

Кадр сменился. Появились люди – военные, одетые в химические костюмы Армии Конфедерации и противогазы, с оружием в руках. Они деловито патрулировали широкий проспект, перекрытый стальными заграждениями. Перед самой оградой на асфальте зеленел военный гравилёт, сидящий на пузе.

От следующего кадра перехватило дыхание, а в животе зашевелился знакомый чёрный комок. На покрытой брусчаткой площади возле погасшего фонтана лежали продолговатые тюки, укутанные в чёрный пластик. Они были аккуратно уложены ровными штабелями. Новый кадр – и снова тела, лежащие вдоль одного из бесчисленных, украшенных цветочными узорами коридоров республиканской больницы…

Мелькнула перед взором затхлая галерея девичьего корпуса интерната, в нос ударил запах железа, а спину тут же прошиб холодный пот, пропитывая футболку. Я несколько раз моргнула, стряхивая наваждение…

Солдаты в мешковатых костюмах химзащиты стояли среди тел, один из них смотрел в серый невзрачный планшет – делал какие-то пометки.

— Что это за дьявольщина? — спросила я. — Зачем вы мне это показываете?

— Это хорошо известный вам город Ла Кахета. — Адмирал нажал на панель, и кадр сменился. — Город, в котором вам неоднократно доводилось бывать по рабочим вопросам.

За баррикадой, перекрывавшей улицу, возвышался шпиль здания телецентра, а над ним, почти в недостижимой вышине, но кажущийся таким близким чёрный силуэт «Голиафа» заслонял Мю Льва, накрывая мир своей тенью. Вдоль обочины стояла бесчисленная вереница грузовиков, а военные в химзащите грузили в кузова чёрные мешки…

Следующий кадр показывал дымящиеся остатки какого-то здания в центре столицы… Обрушенный свод станции метро… Снова мёртвые тела на тротуаре у многоэтажного дома… Догоревший остов броневика возле дорожной баррикады…

— Это настоящая резня, — пробормотала я. — Откуда у вас эти снимки?

Агапов повернулся ко мне и сказал:

— Есть ещё несколько видеороликов. Прежде чем исчезнуть, Рихард Фройде – тот самый человек, которого нам очень нужно вытащить – передал эту информацию связному. Фройде прибыл на Пирос на «Голиафе» в составе карательной экспедиции. Он работает по медицинской части. Не военный…

«Или же всё это – большая фальсификация», — подумала я. Видеоизображения и даже видеозаписи подделать ничего не стоит. Вот только зачем? А главное – кто осуществил эту подделку? Россы – чтобы заманить меня на Пирос? Не похоже, ведь я и так у них в кармане… Связной или агент, чтобы заманить на Пирос россов? Такое вполне может быть.

— По нашим сведениям, — сказал адмирал Горячев, — Космофлот Конфедерации распылил над Ла Кахетой боевые отравляющие вещества. Сорок тысяч погибших и двести тысяч беженцев – это так называемый «побочный ущерб» быстрой победы над превосходящими силами повстанцев в городских условиях. Сейчас в городе плотно окопался десант флота…

— Форменное варварство, — едва слышно прошептал Агапов. — Я всё ещё уверен, что нам нужно обнародовать это в средствах массовой информации Сектора…

— Профессор, мы уже обсуждали этот вопрос, — нахмурился Крючков. — Мы не будем участвовать в конфликте – в том числе информационном. Проект закрывается на неопределённый срок…

А по экрану тем временем шли солдаты – они рутинно таскали чёрные мешки, забрасывая их в открытые грузовики. На присыпанном пылью тротуаре лежали бойцы с нашивками «Фуэрцы дель Камбио» – бледно-серые, наполовину раздетые, в нелепых позах, глядящие пустыми глазами в небо. А ещё – обычные люди в гражданской одежде, которых было намного больше, чем бойцов вооружённого крыла профсоюза, который когда-то создавал Альберт Отеро… И снова мешки всех размеров – большие, средние, маленькие… Кто же нашёл свой конец в этих маленьких мешках?

— Этого не может быть, — наконец выдавила я из себя. — Эти кадры – ненастоящие.

Крючков вздохнул и сжал губы. Впервые за всю беседу в нём промелькнуло что-то человеческое. Или мне только показалось?

Адмирал Горячев подал голос:

— Волкова, теперь вы понимаете, что они сделают с нами, если доберутся сюда? Проект «Чужие среди нас» с его массовыми арестами покажется утренником в детском саду. Этим существам нельзя было давать технологии гиперпереходов. Им нельзя давать технологию кваркового синтеза. Они и те, кто теперь их контролирует, всё используют во вред тем, кого из раза в раз назначают врагами…

В чём-то он был прав, этого не отнять. Хоть за всеми этими ужасами в итоге стоит тот, кто отдаёт приказ, никакой конечной роли это не играло – люди и внедрённые псионики работали заодно. Они вместе двигали рычаги этой машины, созданной для управления человечеством. Управления, а если привычные схемы давали сбой – то уничтожения. Незначительный нюанс заключался лишь в том, что с какого-то момента у рычагов машины появилась ещё одна пара рук – длиннопалых, иссиня-бледных, сухощавых.

— Вы хотите, чтобы я отправилась туда. — До меня наконец дошло. — Но почему именно я?

— Вы знаете местность. — Крючков начал загибать пальцы. — Вы умеете за себя постоять. Но главное – у вас нет выбора… Поэтому вот, что сейчас будет, Волкова: вам выдадут форму, и вы отправитесь на космодром. Группа уже готова, челнок скоро прибудет на лётное поле.

— Прямо сейчас? — Я затравленно оглянулась на Агапова – он сосредоточенно изучал голограмму на столешнице перед собой. — Но мне нужно домой, я должна перед отлётом хотя бы повидаться с друзьями.

— Пока вас не будет, мы проследим, чтобы с вашими друзьями не случилось ничего плохого. — В уголке рта Крючкова заплясала скупая ухмылка. — Под самым пристальным наблюдением… Волкова, Агапов, вы свободны. Владимир Алексеевич, позаботьтесь о том, чтобы ваша протеже попала на корабль. Под вашу личную ответственность. — Затем обернулся к молчавшей всё это время женщине в халате: — Доктор Островская, завтра всех сюда, нужно принимать решение по конверсии избытков флота. А пока… Что у нас дальше на повестке?

— Вопрос цианобактерий, господин генерал, — бархатным голосом ответила женщина-учёный.