Энергетические сущности, которых впору называть богами. Безглазые псионики, ночными кошмарами скитающиеся по моему миру. Дурацкий артефакт и рыскающие в его поисках «Интегра», «Базис» и боевой отряд с потерянной планеты. Отшельники на краю Галактики и отшельники среди отшельников. Бесчисленные мёртвые друзья, неизгладимая боль и бесконечное одиночество…

От всего этого хотелось убежать и спрятаться, но прятаться было негде. Я вдруг с ужасной ясностью ощутила: как весь Сектор – это одна гигантская муравьиная ферма. Прозрачная, герметичная, без единой щели, без возможности выбраться и вдохнуть свежий воздух, суетящаяся под пристальными взглядами наблюдателей, которым до нас нет дела.

Все мы здесь – подопытные муравьи, которых вытряхнут из пластикового контейнера в снег, как только устанут от нас или изведут на нас имеющийся запас корма. И в отличие от многих миллиардов людей-муравьёв, я это осознавала – и это было почти невыносимо. Внутри огромной прозрачной системы ходов я была заперта в маленькой клети под названием Ковчег, и передо мной маячила перспектива оказаться в другой клетушке – совсем крошечной. Чем эти застенки отличались друг от друга? Разве что размерами и количеством шагов, которые можно было сделать перед тем, как неизменно уткнёшься в стену…

Меня вдруг охватил ужасный, знобящий мороз, тело покрылось испариной, зубы стучали от холода. Я вглядывалась внутрь себя, в собственное отражение, покрытое трещинами и инеем. Ещё чуть-чуть – и оно лопнет под давлением, обрушится миллиардом осколков в чёрную бездну, и никто на свете – даже моя Софи – не сможет собрать осколки воедино…

Я подняла подёрнутые влажной пеленой глаза на людей напротив меня. Взгляд Крючкова несколько изменился – в нём появилось зыбкое замешательство. Генерал безликих войск ожидал упорного сопротивления. Он приготовился было стереть меня в порошок, но вместо этого угодил под девятый вал безумного словоизвержения.

— Что ж, всё это весьма любопытно, — задумчиво пробормотал он. — Ваши слова предстоит проверить на прочность специалистам, но я хочу узнать ещё кое-что. Нам доложили о том, что отчётливые синаптические следы привели нас к нетронутому амнезией воспоминанию о некоем ключе, о котором вам поведал ваш функционально ограниченный друг, и с помощью которого можно расшифровать «Книгу судьбы». В том числе – к воспоминанию о местонахождении этого ключа.

— Так вы об этом…

Стало быть, шила в мешке не утаишь. Наш со стариком секрет месячной давности оказался у них в кармане. Мне оставалось лишь рассказать правду. Но в чём она, эта правда?

— Ключ, — Крючков постучал указательным пальцем по столешнице. — Где он?

С некоторым трудом я выудила из памяти слова дяди Вани.

— Река Сар’ит Ракт’а, одинокая сущность. Так он сказал. Для меня это просто набор слов, но если это вам как-то поможет…

Крючков бросил взгляд куда-то в сторону – стоящий в тени офицер с планшетом в руке едва заметно кивнул.

— Как я и говорил, она предельно лояльна, — негромко произнёс Агапов.

— Владимир Алексеевич, вы ведь понимаете, что этого недостаточно? Доверие зарабатывается годами, но потерять его можно в одну секунду. Нам нужно нечто более существенное, чем чистосердечное признание.

— Вы имеете дело с профессионалом высшего класса, — сказал Агапов, наставительно подняв палец. — Она вытянула дело, которое считалось практически проваленным.

— Прекращайте клоунаду, господин Агапов. — Крючков криво усмехнулся, а профессор вздрогнул и буквально сжался, съёжился в кресле – таким жалким я не видела его никогда. — Взятие Аскания случилось только благодаря таланту и смекалке Софии Толедо. Здесь и не пахло чьим-то профессионализмом. С точки зрения профессионала работа полностью завалена, и всё дело вытащила череда случайностей… Я вообще удивлён тому, что с такими боевыми потерями Матвеев до сих пор на должности. Пора уже прекращать эту практику с голосами большинства…

— Но если бы не Елизавета…

— Если бы не она, Агапов, часть «Книги» из Института не попала бы в руки террористов. И нам не пришлось бы устраивать всю эту беготню. Оставьте. — Он раздражённо махнул рукой. — Сейчас речь не об этом… Мне продолжить, или вы это сделаете то, ради чего вызвали её сюда?

— Хорошо. — Профессор болезненно поморщился и обратился ко мне: — Лиза, нам нужна ваша помощь. Нам необходимо вытащить одного человека из Сектора. Человек этот очень важен для «Опеки», и он нужен мне живым и невредимым.

— Завалить вам ещё одно задание? — горько усмехнулась я. — Это запросто…

— Похоже, вам, профессор, мигрень обеспечена. — Впервые адмирал в синей форме подал голос – хриплый, надтреснутый. — Я надеюсь, что мы ограничимся Фройде. Других… — он сделал движение пальцами рук, изображая кавычки, — крайне важных сотрудников придётся оставить «в поле». Мне хотелось бы закрыть вопрос с «Опекой», получить ключ и двигаться дальше, оставив в прошлом все эти «книжные» дела.

— Только он, — кивнул Агапов. — Остальные уже передали информацию, получили вводные и ушли в «спячку».

— В каком смысле – в спячку? — спросила я.

Дюжина глаз обратились на меня, а потом снова – в сторону Агапова.

— Проект «Опека» закрывается, — дребезжащим голосом произнёс профессор. — Мы уходим из Сектора.

— Уходите?! — вырвалось у меня, и эхо раскатилось по залу – теперь на меня смотрели почти все в этом зале – и члены совета, и офицеры у стен. — Вот-вот случится вторжение – вы ведь знаете, что я это всё не выдумала… А история с Циконией? Неужели вы позволите чему-то подобному повториться?.. Слушайте, я видела, на что вы способны – там, снаружи. У вас есть практически бесконечные ресурсы! У вас есть доступ к неслыханным технологиям! Вы можете изменить историю человечества, но вместо этого вы просто уходите?!

— Елизавета, вы знаете, что такое Ковчег? — поинтересовался главный физик Самойлов – полноватый, темноволосый, с живыми чёрными глазами под затенёнными стёклами очков. — Знаете, в честь чего назван наш мир?

Этот вопрос застал меня врасплох. Покопавшись в памяти, я выудила старую библейскую легенду.

— Это… Легендарный корабль, в котором люди и звери спаслись от всемирного потопа.

— Именно так, — кивнул Самойлов. — Наш Ковчег уже сошёл со стапеля, он снаряжён и готов к любым испытаниям. К сожалению, на нём спасутся не все, но в этом нет необходимости. Здесь собрались самые достойные – те, кто построит человечество будущего.

Я несколько растерялась от такой аллегории и спросила:

— Но как же остальные люди?

Крючков встал – высокий, статный, – заложил за спину руки и неторопливо пошёл вокруг стола в мою сторону.

— Оглянитесь в прошлое, — сказал он. — Загляните далеко за его горизонт, в период самого становления человека. Что сделала обезьяна, когда взяла в руки камень?

— Не знаю… Заточила деревяшку?

— Заточила деревяшку, а следом – убила этим камнем другую обезьяну. Человечество всегда соблюдало славную традицию разделения внутри себя. По убеждениям, цвету кожи, форме черепа. По сказкам, в которые верили люди, полагая чужую сказку неправильной. Тамерлан, Наполеон, Гитлер… Корея, Вьетнам, Аравия… Крестовые походы, три Мировых войны, две водных, Балканы, Иберийский кризис… За примером далеко ходить не надо – вспомните Каптейн, а теперь и Пирос… Старое человечество погрязло в противоречиях. Оно самозабвенно отпиливает от себя собственные конечности. Но кто мы такие, чтобы мешать ему истечь кровью и самоуничтожиться?

Признаться, подобные мысли частенько заглядывали в мою голову. Но слышать их от высокопоставленного военного, члена высшего органа Ковчега… Это было странно, почти чудовищно. А самое ужасное – я теперь видела чёткую, как лезвие, параллель. Между этим генералом и тем андроидом-человеконенавистником, некогда разлагавшимся от облучения внутри покинутой базы на Дактиле. Их философия сходилась в одной точке. Только один был палачом-фанатиком, а другой – палачом-рационалистом.