— Если бы всё было так просто. — Агапов вздохнул и нахмурился. — История учит нас тому, что ничему не учит, но нас она научила хотя бы следующему: люди не готовы к справедливому обществу равных возможностей, они не хотят его. Миллионы лет эволюции не избавили человеческое существо от базового, исходного хватательного рефлекса, поэтому средневзвешенный человек всегда будет использовать любую возможность, чтобы возвыситься за счёт других. А значит, любая система в конечном итоге деградирует до так называемого «капитализма» в любой из его форм. А следом – до корпоративного фашизма, что мы с вами могли наблюдать воочию в Секторе… Как и двумя веками ранее, мы решили начать с создания альтернативы. Той, где ты можешь ткнуть пальцем вдаль и сказать: «Вот так жить не надо. Вот это – антипример». Теперь самое главное – правильно воспитать подрастающее поколение с сохранением преемственности, чтобы со временем можно было отбросить этот «костыль альтернативности»…

Я не была сильна в вопросах политики, поэтому мне нечего было ответить. Сложная тема справедливого миростроительства всегда бередила сердца людей, и то, что кто-то вновь всерьёз подступился к ней, уже было огромным достижением.

— Итак, я убедил Совет в том, что ты можешь быть полезной, — словно бы возвращаясь из далёкого умозрительного путешествия, сказал Агапов. — Правда, я не думал, что Крючков согласится так легко. Мне вообще показалось странным его поведение… В общем, теперь тебе нужно оправдать возложенные на тебя надежды.

— Однажды я уже согласилась вам помочь, и из этого не вышло ничего хорошего.

— Пойми, речь идёт о твоей жизни. — Морщинистая ладонь легла на моё запястье, старик придвинулся ещё ближе. — И о жизни твоих друзей. Подумай о них.

— Пообещайте, — выдохнула я, — Когда всё закончится, вы поможете нам уйти. Всем.

— Обещать не могу. Но сделаю всё, что в моих силах, — твёрдо ответил Агапов…

* * *

Космодром раскинулся на добрые полдюжины километров, втиснутых в плато меж расщелин и отвесных скал. Всё пространство было усеяно россыпями огней. На краю торчал купол, с обзорной площадки которого сквозь стеклопластик я и глядела на десяток ангаров и высокую диспетчерскую вышку, призраком белевшую в стороне. Сбоку от ангаров, занимая без малого четверть площади, в шашечном порядке были брошены десятки кораблей. Над всей этой грудой железа исполинами возвышались два древних «Алоксилона». Полуразобранные, выпотрошенные, с зияющими провалами в обшивке, они были похожи на китов, выброшенных на берег. Подсвеченные снизу прожекторами, они терялись во тьме, царившей над лётным полем.

Рыбки поменьше были самыми разнообразными – в основном на морозе коротали свой век сервисные челноки Большой Экспедиции, маленькие и совершенно одинаковые глайдеры ранней постройки, но среди металла, к моему удивлению, оказались знакомые образцы производства Земли и даже пара экземпляров с почившего ещё до Исхода Кастельонского авиазавода на Кенгено.

Хорошо рассмотреть можно было только те, что стояли в первом ряду, и чьи очертания в лучах прожекторов я могла угадать – остальные же прятались за металлическими тушами своих собратьев, безмолвно протягивая к небу многочисленные кили, антенны и консоли двигателей.

Высокие продолговатые ангары в стороне были закрыты. Соединяясь друг с другом широкими арочными туннелями, они скрывали за собой ветку технической железной дороги – отсюда, из-за обзорного стекла верхушки спрятанной под землю пневмостанции я видела лишь краешек стоящего на рельсах громоздкого ярко-жёлтого локомотива…

Извилистые железнодорожные колеи, по которым двигались поезда на атомной тяге, были обширны, соединяли рудные прииски и заводы, а также все поселения между собой. В самых непроходимых местах подгорные технические туннели прорезали толщи скал, но не слишком глубоко – там, куда не поднимались вермиды, – и использовались исключительно для грузоперевозок, тогда как пассажирское сообщение обеспечивала сеть скоростных пневмотуннелей…

В тихую идиллию последних минут вкрадчиво вмешался гул снаружи, и краем глаза я заметила движение. Обернулась. Рядом со мной стоял великан в точно такой же бежевой форме, которую я получила перед отправкой на космодром. Глядя на меня сверху вниз, он прогудел:

— Как боевой настрой, Волкова? Не дрейфишь?

— Честно говоря, я счастлива свалить из этой дыры, — призналась я. — Здесь, на полевых работах я бы зачахла за полгода, если не быстрее. Я чувствую себя живой только в движении. Единственное, чего не хватает – это одного человека.

— Да, я наслышан про твою подругу, она отличилась, — кивнул мужчина. — Но это небольшая операция, и «Анкилоны» не задействуют. Не будет балласта в виде операторов, которых придётся защищать.

«А ещё её держат здесь. Заложницей. Нам даже попрощаться не дали», — подумала я, в горле встал ком. — «А вчера… Я чувствовала, что вчерашняя ночь – это и есть прощание. Как будто знала заранее…»

Рядом со мной уже стояли четверо в форме, и среди них я с удивлением обнаружила Агату – девушку, которую встречали на перроне юноша и старик. Ту, что, по словам Софи, потеряла в бою свою сестру.

Ни единый мускул на лице не выдавал её чувств. Казалось, будто ничего и не произошло, но исподволь я чувствовала некое напряжение, царившее в группе. Во всём её существе чувствовалась скрытая буря. Что-то клокотало внутри, гнало её в новый бой едва ли не на следующий день после возвращения. Я понимала её слишком хорошо – после такой потери оставаться в покое наедине с мыслями было хуже смерти.

Гул усиливался, вырастая в рокот. Мелко завибрировал пол под ногами.

— Итак, Волкова, раз уж нам теперь вместе работать – давай знакомиться, — сказал здоровяк. — Андрей Макаров, позывной «Оникс», звание – майор, но мы обычно обходимся без официоза. — Он оглядел свою команду и сделал широкий жест рукой: — Это сержант-радист Агата Полякова, «Молния». — Коротко стриженная женщина с белоснежными бросила на меня колкий взгляд голубых глаз и тут же отвела его, уставившись в окно. — Это – лейтенант Аркадий Бесфамильный, «Бурят», наш штурмовик. — Хмурый и молчаливый боец с бакенбардами и густыми бровями, выглядевший сильно старше своих сослуживцев, коротко кивнул. — Младший лейтенант Архип Коньков, он же – «Умник», системщик и электрик…

— Привет, — дружелюбно сказал симпатичный «Умник», белозубо улыбаясь. — А ты…

— Я Лиза Волкова, но могу быть Анной Рейнгольд, тоже на «а» начинается, — сострила я.

— Так не пойдёт, — возразил Макаров. — Тебе нужен позывной.

Значит, приглашаете меня немного поиграть в войнушку? Что ж, я не против…

— В таком случае, можете звать меня «Фурия из Олиналы». — Моё старое прозвище пробуждало в памяти калейдоскоп размытых картинок – тех «подвигов», что я совершала под этим громким именем, известным каждому бедняку Ла Кахеты.

Агата «Молния» едва заметно фыркнула.

— Идёт, — кивнул майор, — но давай подсократим. Будешь «Фурией»…

Грузная тень легла на посадочную площадь. Спустя полминуты в её центр, с глухим рёвом, вальяжно опустился исполин грязно-синего цвета – тупоносый, похожий на майского жука, транспортный челнок.

— Вот он, твой билет домой, — кивнул в сторону корабля «Умник».

— Домой? — скептически хмыкнула я. — На Пиросе я тоже гостья. Если подумать, мой дом – это дорога. Пространство между точками А и Б. И знаешь что? Сейчас я, пожалуй, начинаю чувствовать себя по-настоящему дома…

Ворота ближайшего к кораблю ангара разъехались в стороны, оттуда выкатился сервисный вездеход на огромных колёсах с гружёной платформой на сцепке и неторопливо пополз в сторону пыхтящей и исторгающей из себя клубы горячего пара летающей машины.

— Вперёд, спецотряд «Стриж», — скомандовал майор. — Нас ждёт прогулка под чужим солнцем…

Надев респираторы, мы двинулись к эскалатору. Воздух за тепловым экраном был остывшим до минус семидесяти, ресницы тут же покрылись инеем, и я поспешила поднять ворот повыше, и поглубже спрятаться в капюшон.