— Есть простое правило – не лезть под землю. Если его соблюдать, всё будет хорошо.

Я остановилась, заставив её обернуться.

— Всё это чушь, Софи. Я была под землёй и говорила с этим… Созерцающим.

Она замерла, словно получив обухом по голове. Глаза стали круглыми, почти испуганными.

— Ты… что? — Она отступила на шаг, озираясь, будто пришелец мог появиться прямо из-за скалы. — А как же гигантские черви? Они же там повсюду…

— Так называемые Стражи? Не было там никаких Стражей. Как по мне – это всё байки для того, чтобы скрыть от людей правду. А правда в том, что там, внизу живут люди.

— Каким образом?!

— А вот таким. Человек угнал садового бота, чтобы выманить меня из теплицы и заманить под землю. Он сказал, что не очень-то ладит с теми, кто живёт на поверхности, и что Созерцающий – это его, так сказать, работодатель. Или хозяин.

— Если мне не изменяет память, последний раз Созерцающего видели лет десять назад, — произнесла Софи. — И тебе вот так просто удалось его увидеть? Заливаешь…

— Я когда-нибудь врала тебе?

— Не припоминаю.

— Слушай, я видела его – вот как тебя сейчас. И общалась с ним. Не могу объяснить, как, но я отчётливо поняла – ему плевать на людей, и они для него нечто вроде забавных насекомых в стеклянном домике. Сила, которая способна перемещать планеты, никогда не признает нас равными себе. И будет в этом права…

Мы выбрались на гребень холма. Метрах в ста под нами по широкой, усеянной острыми валунами пустоши тянулся вдаль прямоугольный короб с коммуникациями. Неестественно прямой и ровной линией он уходил вдаль и упирался в метано-фреоновый завод, который чадил вхолостую, наполняя атмосферу метаном. Эта махина тоже была частью проекта по изменению планеты – метан должен был удерживать тепло возле поверхности.

— Здесь всегда ясно, — сказала моя подруга. — Удивительно. Ни дождей, ни снега – лишь мороз и кристально-чистое небо.

— Здесь всегда одинаково, — поправила я её. — Ни дождей, ни снега. Ни жизни. Лишь стерильный мороз и мертвенная, кристальная чистота. Я никогда… не думала, что задохнусь от тоски по обыкновенному дождю. По шумным, грязным, живым улицам, где на тебя смотрят, а не сканируют.

— По ливню, — тихо подхватила Софи, с тихой улыбкой взглянув на меня. — По настоящему потопу, который смывает все маски. Когда-то и над этими камнями будут плыть облака. Нужно только время.

Густые столбы сизого дыма поднимались ввысь, упирались в невидимый потолок и расплывались гигантскими зонтиками, медленно тая и растворяясь на морозе. Шляпки белых, серых и чёрных «грибов» вздымались в белое небо то тут, то там, вызывая какой-то внутренний трепет. Было отчётливо видно, что идёт работа – кропотливая, чудовищно затратная и немыслимых масштабов работа по видоизменению планеты, и она не прекращалась ни на миг.

— И о чём же вы общались? — спросила Софи и аккуратно присела на камни, скрестив ноги. — С этим Созерцающим.

— Наш Сектор оказался меж двух миров – на границе ареалов обитания двух намного более развитых цивилизаций, — ответила я, удивившись, насколько легко даются эти слова – словно я годами проживала всё это, пропускала сквозь себя. — Эта граница теперь пролегает прямо по человечеству – с этой стороны Ковчег, его обитатели и Созерцающий, а с другой – Конфедерация и долговязые Эмиссары в деловых костюмах – существа, которые сейчас уже где-то на поздних стадиях подготовки к открытому вторжению.

— Эмиссар – это то, что преследовало нас на Земле? — нахмурившись, уточнила Софи. — Всё это похоже на какое-то фантастическое кино.

В её голосе звучала неуверенность – ей было сложно поверить в столь избитый сюжет, но ведь она всё это видела своими глазами. Её привычная картина мира трещала по швам.

— Вот и я так подумала, — сказала я. — И два дня шаталась, всё крутила в голове эти картинки. И всё сходится, пусть и очень хочется, чтобы это было обычными галлюцинациями.

— Но причём здесь ты? Почему он решил поговорить именно с тобой?

— Понятия не имею. — Я развела руками. — Но я теперь, кажется, его любимая игрушка. Муравей, которого поднял с земли гигантский палец и посадил в отдельную банку – чтобы наблюдать, как долго я буду метаться по стеклу. Он ведёт какую-то свою игру.

— Как ты это поняла? — усмехнулась подруга. — Что вообще ты знаешь об образе мысли инопланетных существ?

— Ровным счётом ничего, но это – пока. По всему выходит, есть тут и россы, которые покинули местное сообщество и ушли вниз – а значит, они поняли что-то, что до поры недоступно остальным.

— Я слышала про отшельников. — Голос Софи стал тише. — Матвеев обмолвился как-то. Говорили, они конкретно поругались с колонией и ушли. Сначала были стычки, а потом затихло. Официально – все погибли от голода. Но если ты и вправду видела одного из них…

Она не договорила, но её взгляд закончил мысль:

«Значит, руководство Ковчега лжёт. И мы сидим на пороховой бочке».

Над нашими головами, заходя на посадку, с гулом и треском пролетел грузовой глайдер и скрылся за ближайшим куполом.

Органы чувств подсказывали, что что-то неуловимо изменилось. Кажется, менялось освещение вокруг нас – тёмные скалы и даже сам воздух приобретали пурпурный оттенок. Я посмотрела вверх, на огромное фиолетовое небо. Цвет его становился резче, темнее. Я почти чувствовала, как вдоль кромки слабой атмосферы Ковчега бегут знойные сполохи заряженных радиацией ветров – так бывало, когда Отец выглядывал из-за белой Матери-звезды и на несколько часов окунал Ковчег в плотные потоки ионизирующего излучения.

— Назад, под купол, — распорядилась Софи, решительно хватая меня за руку.

— А почему они ушли? — спросила я, последовав за ней. — Отшельники эти…

— Были какие-то разногласия сразу после крушения «Первопроходца». Всё довольно туманно. — Софи ускоряла шаг, поглядывая на браслет. — Насколько я поняла, руководящий состав разделился во мнениях, как дальше жить. Отшельники хотели полностью изолировать Ковчег от остального Сектора, но большинство решило создать проект «Опека», чтобы не сжигать мосты. Спорили настолько горячо, что дошло до кровопролития, и потому, чтобы не усугублять, решили разойтись…

Воздух вокруг нас будто запищал, наполнившись невидимыми раскалёнными иглами. Резкая боль вбила себя в глазные яблоки – смотреть на скалы стало невозможно, словно в упор на сварку. И тут же, разрезая этот жужжащий кошмар, взвыла сирена в браслете. На дисплее замигал красный треугольник, крича о превышении дозы в десятки раз.

— Этот мир совсем не такой, каким хочет казаться, — пробормотала я. — У него тоже есть свои секреты, свои застарелые раны, готовые вспыхнуть в любую минуту. Он скрытный, не говоря уже о том, что здесь без защиты в два счёта обуглишься под ультрафиолетом или заледенеешь. Или сначала превратишься в ледышку, а потом обуглишься… Не думала, что когда-нибудь скажу это, но я хочу домой.

— Теперь у тебя есть повод вернуться. Кто-то же должен спасти мир от вторжения.

В глазах Софи под стеклом маски мелькнула задорная искра – напускная, но отчаянная попытка подбодрить.

— Спасать миры – не по моей части, — горько усмехнулась я. — Я мастер по части мести и разрушения. Всё, к чему я прикасаюсь, летит в тартарары. Марк, «Виатор», Рамон… Я не спаситель, Софи. Я – скорбный вестник. Или сама беда…

Небольшая дверь в основании купола открылась, впуская нас внутрь.

Выглядывая из-за белого шара, следующие несколько часов фиолетовый Отец будет прицельно бить излучением по Ковчегу из-за плеча Матери. Находиться в такое время на открытой местности, путь даже вне прямой видимости звезды, становилось небезопасно, поэтому нужно было поспешить и вернуться обратно в городок. Снова в клетку. Под искусственное небо куполов, в золотую, стерильную, прозрачную клеть, затянутую саваном недружелюбного лилового неба…

* * *

… Софи вошла в спальню следом за мной, и воздух сгустился, наполняясь тем самым божественным и страшным ароматом её духов с примесью ягод. Дверь закрылась с тихим щелчком, и этот звук прозвучал громче любого взрыва. Мир снаружи перестал существовать. Остались только мы, комната и пропасть, зияющая за тонкой стенкой.