На самом краю зрения – тень. Инстинкты взвыли сиреной раньше, чем мозг успел осознать, что угроза существует. Зрачки расширились – я почувствовала это физически, – и биомеханика ног уже швырнула меня в сторону до того даже, как я начала пытаться сообразить, что это такое летит сверху прямо в стеклянный купол.

Грянул металлический гром, и свод с лязгом и грохотом протаранила груда железа и обрушилась прямо туда, где я только что стояла. Обнаружив себя возле стены, я прикрыла лицо рукой – купол над артефактом превратился в осколочный дождь из стекла и армированных прутьев.

Ножом в ухо завизжала сирена, загрохотали под потолком крупнокалиберные пулемёты. Люди – муравьи посреди топочущего стада – кинулись врассыпную.

Распахнув глаза, я смотрела, как к выставленному напоказ артефакту уверенно шагает трёхметровый боевой робот, чьи конечности больше походили на пулемётные грозди, а суставы выгибались под нечеловеческими углами. Кузнечик-убийца, механический бог войны, сошедший с чертежей безумца. Он не замечал никого – ни людей, ни охранников, застывших с открытыми ртами охранникам. Только «книгу». Ощетинившиеся оружием верхние конечности, раскинутые в стороны, поливали потолок ураганным огнём, а от бронекупола робота с искрами отскакивали пули, рикошетами выбивая звонкую крошку из мраморных стен.

Бьющее по ушам эхо канонады затихало по мере того, как пулеметы под потолком один за другим выходили из строя. Мне же только и оставалось смотреть, как бот подступил к реликвии и одним ударом стальной лапы сочно расколотил стеклянный колпак. Манипулятор, словно жало, выстрелил из его чрева, впился в «Книгу» и спрятал её под броню, словно простую сувенирную ложку.

Развернувшись, он всё также невозмутимо зашагал в сторону лестницы к смотровой площадке. Из охранного помещения уже вырвались полдюжины вооружённых бойцов –рассредоточиваясь по залу, залпами магнитных винтовок они полосовали пространство нефа. По корпусу машины с треском разливались молнии электрических разрядов, но бот не обращал на это никакого внимания.

Я – вдоль стены, гуськом, в сторону лестницы. Робот прорвался сквозь тепловой экран и теперь, с хрустом ломая каменные ступени, поднимался наверх, откуда доносился тяжёлый басовитый гул. Я в несколько прыжков добралась до ступеней и стала восходить следом, пока навстречу с ужасом в круглых глазах бежали обалдевшие посетители Музея.

Механизм тем временем добрался до края площадки, а сверху уже спускался источник гула – древний пузатый транспортник без опознавательных знаков с откинутой грузовой рампой, словно с высунутым языком. Реактивное пламя со́пел срывало с пола площадки металлические листы и сдувало их куда-то в сторону. Рампа корабля с грохотом ударилась о твёрдую поверхность, робот тяжело прошагал по ней и скрылся в тёмных недрах машины. Грузовик же, накренившись, неловко развернулся, с лязгом срезал трапом кусок площадки, и начал отдаляться. Через несколько секунд гулкий хлопок рассёк воздух – неизвестный корабль на форсаже уходил прочь…

Рядом появился запыхавшийся Марк. Его некогда великолепный коричневый костюм-тройка был покрыт пылью, а кое-где – разодран.

— Ну что, Лизонька, — протянул он, почёсывая затылок. — Как тебе представление? Несколько грубовато, но с размахом. Ребята-то не церемонятся. Есть чему поучиться, а? — Он легонько пихнул меня локтем в бок.

Скрипя зубами от злости, я стояла и бессильно наблюдала, как наша «Книга» и тридцать миллиардов, помахав на прощанье крылом, улетали в неизвестном направлении…

* * *

… Ни юридически, ни фактически дядя Ваня уже не был человеком. Постепенно заменяя части своего тела нелицензионными механизмами, он превратился в странную помесь промышленного робота и кофеварки. От человека у него остались лишь мозг и корешок позвоночного столба, погружённые в жидкость внутри жёсткого металлического каркаса, – командный центр для всей этой сложной архитектуры, к которому он подключал всё новые и новые модули.

Ваня был скромен, и так и называл себя – «мозг команды». Он отвечал за информационное сопровождение нашей деятельности, добывал разведданные и вторгался в любые доступные сети, чтобы зачистить наши следы, ввести в заблуждение систему охраны или вовремя подбросить какую-нибудь «утку» для отвлечения внимания. Помимо прочего, он был отличным врачом и мастером по приготовлению горячих напитков.

После вызванного его внешним видом оцепенения, которое неизменно испытывал новый, незнакомый с ним человек, его природная доброта и покладистость сразу же располагали к себе. Он умел создать вокруг себя какую-то лёгкую домашнюю атмосферу, подогревая непринуждённую беседу этакой дедушкиной заботой – вежливо предлагал присесть в мягкое старомодное кресло; походя угощал бодрящим напитком, вынимая откуда-то из недр своего стального брюха керамическую кружку, полную душистого янтарного чая, в котором утлыми лодочками плавали редкие чаи́нки. Он по-доброму шутил и частенько, к месту и не очень сыпал анекдотами.

Биологический возраст Вани давно уже перевалил за сотню лет, а его единственным местом обитания был наш «Виатор» – из-за изобилия имплантов ему запрещалось появляться на поверхности планет, и корабль уже давным-давно стал его настоящим домом. Ваню это не беспокоило. Напротив – он извлёк из этого множество плюсов, умудрившись превратить старое списанное грузовое судно в настоящую обитель комфорта и уюта. Коридоры и каюты были устланы безумно дорогими киносурианскими коврами с замысловатым рисунком, коих старик собрал целую коллекцию; в жилых отсеках тут и там в прикрученных к полу «умных горшках» обитали цветы, кактусы и кустики, собранные по всему Сектору.

Живость характера и любовь к жизни толкали дядю Ваню осваивать одно хобби за другим – от вязания он переходил к изготовлению плюшевых игрушек, от собирания многосложных трёхмерных паззлов из тысяч кусочков – к покорениям высот кулинарии, от живописи – к изготовлению деревянных фигурок. Полдюжины механических манипуляторов могли дать фору любой самой умелой паре рук, а материалы и ингредиенты, которые он заказывал через сеть, ему доставляли прямо на корабль курьерские службы.

Дядя Ваня явно получал удовольствие от такой странной жизни, по которой он передвигался с помощью пары прорезиненных гусеничных траков, питаясь глюкозным коктейлем и энергией корабельных батарей.

И лишь одно оставалось под глухой завесой молчания — его прошлое. О нём он не говорил никогда, словно за той дверью не было ничего, кроме глухой каменной стены.…

* * *

Откидная дверь глайдера была поднята. Свесив ногу наружу, я полулежала в водительском кресле и крутила верньер допотопной спутниковой рации, вслушиваясь в шорох и гул атмосферных помех. Марка не было – он, кое-как отряхнувшись от пыли после происшествия, ушёл-таки набивать брюхо. Марка хлебом не корми – лучше накорми его каким-нибудь деликатесом. Казалось, он поставил целью своей жизни попробовать вообще все возможные и существующие блюда…

Снаружи, в почти бесконечном пространстве ангара, вид на который открывался отсюда, из парковочной ниши, с утроенной силой кипела необычайная суета. Сразу после происшествия, спохватившись, явилась планетарная полиция со всего полушария. Тяжёлые голубые фургоны один за другим прибывали на станцию, исторгая из своего чрева десятки полицейских. В синих мундирах, перетянутых ремнями, в галифе и белых касках они с важным видом расхаживали туда-сюда по летающей станции, проверяя документы у случайных прохожих, допрашивая охрану и в целом создавая видимость бурной деятельности. Смысл в их присутствии после перестрелки стремился к нулю. Скорее, они просто воспользовались случаем сбежать с душной поверхности Джангалы хотя бы на время. Их можно было понять.

Из радиоприёмника послышалось:

… Дорога, вдаль идущая, –

Наш первый шаг в грядущее.

И звёзд, и земли целина…

— Ну наконец-то! — воскликнула я и в нетерпении щёлкнула тумблером, сменив радиорежим на передачу.