— Дед, как слышно? У нас тут небольшая накладочка вышла. Кто-то вломился в Музей с боевым ботом и прямо у нас из-под носа увёл артефакт. С крыши его забрал тяжёлый «крыс» то ли восьмой, то ли девятой линейки – в суете не смогла разобрать. Опознавательных знаков не было…

Сквозь шипение искажённый помехами и модулятором дребезжащий голос Вани прошелестел:

— У меня все ходы записаны. Этот незваный гость ускакал на тёмную сторону Джангалы, где его минут пять назад подобрал большой военный «Голиаф» Конфедерации. «Голиаф» махнул крылом и был таков – до сих пор висят квантовые возмущения от гиперпрыжка. В радиусе тысячи километров на поверхности повышибало всю электронику – слишком низко он висел… Ты бы знала, что сейчас творится в эфире… — Некое подобие добродушного смеха донеслось из динамика. — Происшествие невиданного масштаба для этой дыры. Все на ушах, носятся и не знают, что делать…

Я переваривала полученную информацию. Матрёшка, значит? «Книга» в роботе, робот в грузовике, грузовик в боевом линкоре – флагмане Конфедерации, – а линкор теперь движется неведомо куда в гиперпространственном туннеле, траекторию которого Ваня, при всей его технической продвинутости, будет расшифровывать пару недель.

По всему выходило, что музейную реликвию похитили военные. И не просто похитили, а использовали для этого военный «Голиаф» с единственным прототипом прыжкового двигателя. Не слишком ли много чести для какого-то музейного экспоната? История была крайне странной, и одно никак не вязалось с другим. Я молчала, а Ваня тем временем продолжил:

— Ты только не нагружайся раньше времени. У меня кое-что интересное есть – мы с Надей тут посмотрели-поглядели записи полётов, да и высмотрели точку взлёта грузовичка с планеты… Он вчера спустился в джунгли и простоял там почти полсуток. Сейчас, Лизонька, скидываю тебе координаты… Посмотрите там с Мариком, что к чему, может и найдётся какая зацепка. А я пока посижу с данными голиафова прыжка. Возможно, нарою чего…

— Спасибо, деда, — ответила я. — Я тебе свистну, когда надо будет водичку кипятить.

Я отключила приемник…

С момента выхода людей за пределы Солнечной системы скачкообразное увеличение расстояний между точками связи требовало принципиально нового подхода к средствам доставки информации. Передача данных на большие расстояния осуществлялась направленными лазерными пучками, а для межпланетного сообщения эти пучки паковали в сверхплотные энергетические пакеты и загоняли в Гиперврата. Вне планетных атмосфер для широкого вещания применялись светоимпульсные технологии – мощные вспышки света, не подверженные радиопомехам и влиянию космического излучения, веером разлетались по площади и гарантированно достигали адресатов…

Дядя Ваня был техником старой закалки, умело используя технический прогресс против тех, кто двигал его вперёд. Он оснастил «Виатор» парой микроспутников-ретрансляторов, которые отстреливались от корабля в случае надобности, а на глайдер поставил высокочастотную рацию с триодным усилением и динамическим шифрованием сигнала. Мы могли спокойно обмениваться информацией, почти не обращая внимания на помехи от астрономических объектов и не опасаясь, что кто-то вклинится в передачу и узнает наши секреты.

Однако, помимо дяди Вани торчали в эфире и другие радиолюбители, поэтому фирменным отличием Ваниных частот вещания была трансляция в эфир старинных песен, которые он называл «советскими». Некоторые звучали наивно, некоторые – глуповато, но они все без исключения были воодушевляющими. Они буквально хватали за шкирку и поднимали с дивана на подвиги. Что-то в них было не от мира сего, как будто бы и не люди их писали вовсе, а какие-то сверхсущества, свободные от человеческих пороков…

У радиотрансляций был только один недостаток – ограниченный радиус действия. Уже за стратосферой сигнал начинал теряться, а когда высоте стационарной орбиты переставало хватать и микроспутников, приходилось переходить на светоимпульсы…

Мои размышления прервали двое полицейских, которые, подбоченясь, направлялись к глайдеру. Один из них встал поодаль и, важно расставив ноги, осматривался по сторонам, а второй подошёл, коротко приложил руку к козырьку шлема и произнёс дежурную фразу:

— Младший шериф Уиллард, спецполиция Джангалы. Мэм, можно увидеть ваши документы?

— Конечно, офицер, сейчас, — спохватилась я. — Где-то они у меня тут…

Я похлопала себя по карманам, и вдруг в макушку молнией ударило осознание – я ведь так и не забрала паспорт у Марка! Легонько нажав пальцем под скулой, я включила коммуникатор. Сплошные помехи – похоже, они решили заглушить на станции все частоты. Это было совсем погано и несвоевременно. Я не могла связаться с Марком, а он – со мной.

— Кажется, мои документы у моего друга, — сказала я с наигранной беззаботностью. — Мы могли бы подождать его здесь, он обещал скоро вернуться.

— Боюсь, это невозможно, — возразил полицейский. — Вам придётся пройти с нами в отделение.

Я закатила глаза – этого мне ещё не хватало… Как обычно, меня подвело презрение к бюрократии. «Носи документы с собой!» – каждый раз заклинаю я себя и каждый раз пренебрегаю собственным дельным советом…

Заперев транспорт, в сопровождении полицейских я покинула парковочную нишу, и мы направились в глубь станции. Петляющие коридоры привели нас в местный «околоток», полный важно суетящихся копов. Они выходили и заходили, приводя с собой и уводя каких-то уборщиков, официантов, туристов и даже грязных бомжей – оказывается, бездомные способны пробраться даже в места вроде этого. Мельком среди задержанных я заприметила пару опрятных джентльменов, которые активно жестикулировали и взволнованно втолковывали одному из непреклонных офицеров что-то про торговлю акциями, совещание с собственниками и грозящую сорваться посадку на межпланетный чартер. Из-за соседней двери слышались надсадные крики – не стесняясь в выражениях, кого-то распекал начальственный голос из селектора.

Миновав коридор, мы очутились крошечной комнатушке. Следом за мной вошёл полицейский – ещё один. Совсем молодой юноша – румяный, будто его только что сдёрнули с рекламы молока. Он запер за собой дверь и жестом указал мне на металлический стул. Я села и улыбнулась самой невинной улыбкой, которую смогла выдать. В руках копа словно из ниоткуда возник синий планшет, а сам он опустился напротив меня и снял каску, обнажая взъерошенную светлую шевелюру.

— Младший инспектор Николс, — представился он, и голос его сорвался на полтона выше, чем ему, должно быть, хотелось. — А вы… — Включив устройство, он принялся сосредоточенно зачитывать с экрана, будто боялся, что данные сбегут, пока он не договорит: — Волкова Елизавета Александровна, две тысячи сто двадцать четвёртого года рождения. Место рождения – планета Кенгено Икс, Симерийская окружная больница… Ага… Модификации – сорок процентов тела. Так… В тридцать девятом найдена у ворот интерната имени Каниди на Каптейне-4 с памятью, как у новорождённой… Здесь пробел… Через несколько месяцев вас усыновил Алехандро Сантино… Да уж… А дальше – сплошные пометки. Мелкое хулиганство, кражи, нарушение общественного порядка, нанесение телесных повреждений…

— Все долги погашены, я чиста как стёклышко, — сообщила я и откинулась в кресле. — Но, если хочется зря потратить время, ищите дальше.

— Май тридцать девятого… В интернат вы попали не сразу после Большого Исхода с Кенгено? Нет, не сразу… — Он посмотрел на меня поверх планшета. — Между Исходом и спасением – дыра в двадцать пять дней… Кстати, мой дядя там пропал – работал в спасательной службе, когда всё случилось. Они даже улететь не смогли – на всех просто не хватило кораблей. Так и забились в здании местной ратуши в ожидании помощи, которая не пришла… Как вы через это прошли?

— Неужели нельзя просто проверить документы? — устало вздохнула я. — Зачем всё это? Для чего рвать старое?

— Живых с Кенгено можно по пальцам пересчитать, — пробормотал он, и в этот момент он был не инспектор, а мальчик, который всю жизнь хранил старую форму дяди. — Не каждый день встретишь человека, выжившего в Большом Исходе.