Первая книга называлась 'Основы права', и одно это название, помноженное на толщину, вогнало в тоску. Вторая была ещё толще, но называлась веселее, а именно: 'Общая теория магии'. С неё Хрийз и начала, поминутно заглядывая в свой вендарик, начертанный когда-то учителем Несмеяном.

Магический фон, он же стержень и основа любого мира представлял из себя поток вечнотворящей силы, пронизывающей миры. Создающей миры. Разрушающей миры. Этакое бесконечное кипение, в котором поднимаются вверх пузырьки воздуха; каждый пузырёк — мир, один из бессчётного множества вероятностей.

Поток содержал в себе Триаду высших сил и Квадрат сил стихийных. Как правило, один человек не мог объять необъятное и старался развивать то, к чему у него с рождения были склонности. Но если стихии можно было подчинить себе по мере обучения, то с Высшими силами фокус не получался, они требовали инициации. Безоговорочной и полной. В Небесном Крае, к примеру, практиковали инициацию Светом, и это создавало серьёзные неудобства в виде недостатка двух других компонентов Триады.

Хрийз отложила пишущий предмет, помяла пальцами уставшую кисть. Отвыкла писать, да. Там, дома, всё больше по клавиатуре или пальцами по сенсорному экрану… где они теперь, клавиатура и экраны?.. а здесь всё по старинке, ручкой. Благо ещё, что не гусиным пером!

Из библиотеки Хрийз вышла поздно, унося с собой исписанную с двух сторон тетрадь. От общего объёма написанное составляло мизерную часть, учитывая, что припадать к граниту науки придётся не каждый день с рассвета до заката, к концу года сделать конспект двух книжищ — проще повеситься, а копировальных аппаратов здесь не было. То ли не придумали ещё, то ли из принципа не строили. Библиотекарь искренне не поняла вопроса. После долгих объяснений, немного вникнув в суть, возмутилась: это тебе не фабричное производство сукна, это — Книги! К которым надо со всем уважением. То есть, сидеть, читать, от руки переписывать, всё.

В Жемчужное Взморье Хрийз вернулась последним рейсом, в полной темноте. Пустой причал встретил холодным ветром и тишиной, рейсовый катер зашёл в поселение ради одного-единственного пассажира, девушка сошла с него в гордом одиночестве.

Немного страшновато было идти одной, сквозь танцующие под оранжевыми фонарями сухие искры редких снежинок. Со стороны моря задувал ветерок, Хрийз машинально повернулась к нему спиной. И коротко выдохнула: ей открылась картина потрясающей красоты.

Жемчужное Взморье сверкало в зимней звёздной ночи как новогодняя гирлянда. Яркие полотнища северного сияния призрачными реками текли с гор, расплёскивались по крышам невесомым пылающим полотном…

В душе всколыхнулась волна забытой памяти: густой хвойный запах и оранжевые, как физиономии моревичей, мандарины, вафельные шоколадные конфеты, подвешенные к колючим зелёным ветвям, яркие стеклянные шары, гирлянды из крупных, в ладонь, звёздочек… 'Ёлочка гори!' Детская песенка, старые рисованные мультики про смешного волка, наглого зайца и троих из Простоквашино, домашний торт в духовке, хлопушки-конфетти, армейская сигнальная ракета, с визгом взлетевшая в чёрное звёздное небо…

Сиреневому Берегу не было знакомо зимнее новогодье. Год начинался здесь весной, в светлые ночи, когда солнце сходило с неба лишь ненадолго. Потом начинался Парад Лун, длинное летнее время, когда все четыре ночных светила одновременно находились на небе. После Парада устанавливалась осень…

Хрийз нашла причал домовладения семьи Црнай, вон он, слева, фонари на нём синие… Обратно на набережную, затем по самой набережной, — вымерзнешь как мамонт, несмотря на тёплую одежду: холода встали суровые. Мысль пришла сумасшедшая — взять да и пройтись по морскому льду. А что? Крепко замёрзло, грузовые снегоходы вон выдерживает! По гипотенузе путь короче.

Хрийз осторожно спустилась на лёд. Ветер слизал с него снег, и лёд таинственно светился синим. Фонари бросали на него оранжевые блики. Подо льдом таинственно светились огни подводной части поселения, двигались какие-то тени; у дна очевидно было существенно теплее, чем на поверхности. Хрийз подняла капюшон и пошла себе потихоньку, увлечённо разглядывая рисунок подводных улиц у себя под ногами.

Лёд не был однородным, он состоял из спаянных друг с другом крупных льдин. Хрийз помнила, как качались на волнах эти льдины. Потом их стянуло между собой прозрачными скрепами.

Острым уколом ужаса пришло чувство тревоги. Хрийз вскинулась. И обмерла. Из-за ветра, к которому приходилось всё время поворачиваться спиной, чтобы не бил в лицо, девушка забрала намного левее, чем было надо. Задумалась, шла долго, не замечая, что уходит фактически в открытое море. До причала домовладения Црнаев теперь было не просто далеко, а очень далеко! Плохая это была идея, спрямить дорогу, очень плохая. Хрийз понемногу начала осознавать, насколько.

Скалистый берег понижался, отворачивал в сторону. И там, между льдом и камнем, что-то двигалось. Девушке очень не понравилось, как оно двигалось. Какая-то живая чёрная лента…

И она приближалась.

Ветер стих внезапно до полного штиля. Над застывшим морем плыла неподвижная звенящая тишина со вкусом нереальности. Оставшиеся по левую руку огни Жемчужного Взморья давали мерцающий призрачный отблеск. Таинственная тёмная лента, выгнутая правильным полукругом, приближалась неспешно, беззвучно. Хрийз щурила слезившиеся глаза, пытаясь рассмотреть, что же это такое несёт прямо к ней. Пыль? Ага, зимой, в море. Хотя, если эту пыль сдуло с берега… Но если сдуло, тогда где же ветер?

Дохнуло в лицо слабым запахом взопревшей шерсти. Уши уловили отдалённый звук, пока ещё тихий, на пределе слышимости. Полувой-полулай, торжествующая песня хозяев зимы.

Волки!

Волки. Оцепенение сковало ледяным панцирем. Волки… Откуда здесь волки? Да и волки ли. Как будто было очень важно знать, кто конкретно тебя сожрёт заживо. В таком немыслимом количестве. Штук, наверное, сто или даже больше. Или волков считают по головам? Крупный волчий скот…

…и вломился в душу сумасшедший ужас.

Хрийз кинулась удирать во всю прыть, не разбирая дороги. Так, как не бегала ещё никогда в жизни. Звёзды уваливались куда-то влево, вместе с кривой ухмылкой алой луны. Гулко бухало в груди сердце, и воздуха не хватало. Боковое зрение выхватило далёкие тёмные тени, пластавшиеся по льду с обеих сторон. Многоголосый лай перешёл в рыдающий хохот: так 'смеются' гиены в передачах BBC о животных Африки…

Споткнулась, проехалась на животе, вскочила, не удержалась на ногах — повело в сторону, в бок, на некстати выставленный локоть. Время замедлило ход. Ощеренные пасти подплывали медленно, как в кино. Глаза, — бешеные вылупленные гляделки, — горели ярко-синим огнём. Почему-то сознание зацепилось за их цвет. Не красный. Не зелёный, не жёлтый или оранжевый. Именно синий…

И вот это — всё? Разорвут, сожрут заживо, и даже костей никто не найдёт… всё?!

Неужели — всё?..

Хоть бы лёд под ними лопнул и они провалились бы все…

Раслин дрогнул, отзываясь на тугую волну магии, отдавшуюся болью в каждом нерве. Так, наверное, чувствует себя провод, по которому пропускают бесконечный ток…

Лёд лопнул.

Лопнул феерически, словно под него каким-то образом подобрался и внезапно рванул небольшой вулкан. Толкнуло в грудь, отбросило назад, продрало спиной по льду. Уши задёрнуло долгим монотонным звоном. Хрийз кое-как перевернулась на живот, поднялась на четвереньки, руки-ноги разъехались снова. Ткнулась лицом в лёд, — больно. Боль отрезвила, вздёрнула на ноги. Очень вовремя вздёрнула, надо сказать.

… Они припадали на передние лапы и глухо рычали, прижимая уши. Двое, трое… нет, двое… крупные серо-седые твари, волки как они есть. Только глаза не красные и не зелёные, — синие. Синие, горящие злобой и голодом, угольки.

Нож… Хрийз дёрнула его из ножен. Инициированный клинок, символ статуса свободной и боевое оружие, а больше ничего с собой не было, и магия не помощник, управлять ею девушка не умела. Случайный всплеск проломил лёд, да, но как его бросить уже по собственной воле? Не просто бросить, направить. Вспомнилось, что волки всегда стремятся вцепиться в горло… кажется… и надо прикрыть горло рукой. С прокушенной рукой жить можно, с прокушенной шеей это уже не получится.