В углу садового домика просачивающиеся солнечные лучи освещали плоды моего труда. А перед письменами лежало тело Йитти, и я медленно выдохнула. Кека сделал все, о чем я его просила.

Гидеон застыл на пороге, на мгновение смутившись. Потом отшатнулся, как будто хотел сбежать, тогда я вытащила нож и протянула Гидеону рукоятку.

– Это твоя работа как Первого Клинка Торинов, – сказала я. – Никто больше не достоин этой чести.

Если дух Йитти сейчас наблюдал за нами, я надеялась, что он меня простит. Он заслуживал лучшей участи, чем церемония прощания, проведенная человеком, который приказал его убить.

С бесстрастным лицом Гидеон взял нож и шагнул вперед. Он опустился на колени. Алый шелк растекся по деревянному полу, словно пролитая кровь, но истинный Клинок Торинов обхватил Йитти за плечи и положил его окоченевшее тело себе на колени.

Как мои руки машинально строили святилище, так и его руки сделали первый надрез. Гидеон сосредоточенно смотрел на Йитти, но в то же время ничего не видел.

На деревянные доски потекла кровь, не попадая на расставленные колени Гидеона. От слегка сладковатого металлического запаха меня затошнило. Всегда лучше провожать умершего, пока тело еще не остыло, но нам требовалось время для подготовки.

Я смотрела на Гидеона, и меня невольно завораживало, с какой легкостью он делает сложнейшие разрезы. Ему это как будто ничего не стоило. Он просто трудился, как делал уже тысячу раз, разрезая кожу, сухожилия и мышцы, слегка смещаясь, чтобы не измазаться в крови. Испуганный Гидеон, с которым я разговаривала перед поездкой в Киму, исчез.

– Не могу выбросить из головы, что, если бы Рах был с нами, когда мы брали Мейлян, сейчас здесь лежал бы он, – сказала я, наблюдая за его реакцией. Вздрогнет ли он? Трудно было заметить, когда он непринужденно орудовал ножом. – Наверное, я не смогла бы тебя за это простить. Не знаю, смогу ли простить за Йитти, кто бы ни отдал приказ на самом деле.

Его нож на мгновение застыл. Но потом Гидеон с остекленевшим взглядом продолжил работать. Упоминанием Раха я ничего не достигла, а ничего более провокационного придумать не могла.

В ту ночь Гидеон был зол. Мы взяли Мейлян. Избавились от своих тюремщиков и решили построить новый дом на мощном фундаменте империи, однако Гидеон не ликовал. Рах звал его из темницы. Снова и снова выкрикивал имя Гидеона, и тот расхаживал взад-вперед, вкладывая в каждый шаг ярость и обиду, напоминая лесной пожар во время бури.

А потом Рах запел. Его жалобная песня напомнила мне о собственных страданиях, и смутные сомнения переросли в уверенность, а Гидеон отказался возвращаться на праздник. Отказался есть и пить, сел на каменный пол на верхней ступеньке лестницы и закрыл голову руками, в одиночестве отдавшись горю. А через некоторое время вернулся с гордо поднятым подбородком, преисполненный решимости, и больше уже не оглядывался.

Отойдя подальше от Гидеона, я запела ту жалобную песню, как тогда Рах. Я не обладала таким же голосом, но пела как можно ниже и надеялась, что это сгодится. Гидеон приступил к позвоночнику Йитти – трудной и грязной задаче даже в лучших обстоятельствах. Становится еще труднее, если дрожат руки. Его руки были такими спокойными, такими уверенными, но когда я запела, они начали дрожать, и Гидеон возился с ножом, пытаясь воткнуть его между позвонками. Острие соскользнуло, испортив идеальный разрез.

Я продолжала петь, и плечи Гидеона задрожали, а потом он затрясся всем телом, работая над последними сложными участками. Пальцы соскользнули, и кровь брызнула ему в лицо, но, хотя Гидеон сгорбился, трясся и раскачивался взад-вперед, он молчал, пока голова Йитти не отделилась. Тело соскользнуло с колен Гидеона, но он продолжал держать голову и нож, от едва сдерживаемого горя его дыхание вырывалось с влажным хрипом, и, несмотря ни на что, жалость кольнула меня в самое сердце.

С сиплым воплем Гидеон свернулся калачиком над головой Йитти, нож упал на пол, а крик превратился в гортанный рев, раздирающий горло, пока в легких у Гидеона не осталось воздуха, и ему пришлось сделать еще один влажный, хриплый вдох, захлебываясь рыданиями.

Я перестала петь и рискнула подойти поближе и присесть перед ним на корточки.

– Гидеон?

Он снова закричал, обхватив Йитти за впалые щеки.

– Гидеон! Ты меня слышишь? – Я подвинулась ближе и протянула руку. – Это Дишива, Гидеон. Я…

Его пальцы разорвали мягкую кожу на щеке Йитти, и я машинально подхватила голову мертвеца.

– Гидеон.

На мгновение он застыл, но потом выпустил Йитти и упал навзничь, дрожа.

– Что нужно моему народу. Что нужно моему народу, – нараспев пробормотал он. – Они просто не видят всей картины. Просто не понимают. Но ты понимаешь. Ты должен повести их за собой. Должен сделать все, что им необходимо. Ты должен быть сильным.

Слова были еле слышными, едва отличимы от вздохов. Я осторожно положила голову Йитти на святилище и села рядом с Гидеоном.

– Это он сказал? Лео?

От этого имени Гидеон отпрянул, руками и ногами отталкиваясь от пола, его голова яростно тряслась.

– Нет, нет, нет, – повторял он, не переставая дрожать и накрыв голову руками, и снова свернулся калачиком. – Нет, пожалуйста, нет!

– Его здесь нет, но…

Мне хотелось извиниться за то, что оставила его в руках Лео, ушла в тот день, когда он назначил меня послом, но я все равно не смогла бы его простить за случившееся после. Я потянулась к нему, но как только мои пальцы коснулись рукава Гидеона, он взмахнул окровавленным ножом. Я отпрянула и уже хотела отнять у него нож, но клинок выпал на деревянный пол, а Гидеон снова накрыл окровавленными руками голову.

– Гидеон…

Я сжала губы. Что ему сказать? Я боялась обнаружить его опустошенным, но даже такая судьба лучше, чем быть полностью сломленным.

– Дишива, берегись!

Загремели быстрые шаги, и в проеме появился Лео. Разъяренный, торжествующий Лео, его руки сжались в кулаки, а грудь вздымалась.

– Ты как всегда в своем репертуаре, Дишива, – сказал он. – Вечно находишь способ все испортить.

Вслед за ним появились Сичи и Нуру и нерешительно застыли в отдалении. Там был и лорд Эдо, его грудь вздымалась, как будто он бежал. Когда Лео шагнул в садовый домик, никто из них не шелохнулся.

– Как мило с вашей стороны думать, будто вы сумеете утаить что-то от меня. – Он с жалостью посмотрел на Гидеона, пытаясь протолкнуться обратно через стену. Сам голос Лео звучал как пытка: – Вообще-то, Дишива, ты оказала мне услугу. Он становился обузой, потому что ему доверяло все меньше людей. Но ты… Из тебя выйдет отличная марионетка.

Я злобно уставилась на него.

– Я никогда…

Но слова утонули в пронзительной какофонии воплей, раскалывающих голову, нестройных и несогласованных. Я видела эти звуки, напоминающие извивающиеся лианы, и отмахивалась от них, но через мгновение мне снова приходилось зажимать уши руками. Ничего не помогало. Крики не утихали, лишая разума. В их зубах я больше не была собой. Я лишилась тела, парила, но при этом видела все вокруг. Лео улыбался. Как всегда улыбался. Где-то вдалеке расплывались лица Сичи, Нуру и лорда Эдо, никто из них не пошевелился. Никто не пришел на помощь.

Крики смолкли, превратившись в голос.

«Именно так, – сказал он. – Ты одна. Всегда была одинока. Но не волнуйся, я здесь. Я здесь, чтобы помочь тебе».

Я заковыляла прочь, как могла, ведь у моего тела не было ни ног, ни костей, ни разума. Голос последовал за мной.

«Ты спасительница своего народа, Дишива. Ты знаешь, что хорошо для него, и только у тебя одной достанет смелости этого добиться».

Я пыталась заговорить, но не сумела произнести ни слова. У меня ведь не было и рта, как и тела, но каким-то образом я все равно стояла, уставившись на Лео.

«Я знаю, тяжело быть тем, кто ведет свой народ, Дишива, кто спасет народ от него же самого, но я всегда буду рядом. Я помогу тебе. Просто скажи «да», и я буду знать, что мы поняли друг друга».