Как только дверь за Лео закрылась, Гидеон тяжело вздохнул и посмотрел на меня, вопросительно подняв брови. Его лоб изрезали тревожные морщины, под глазами залегли темные круги. В тот момент я поняла, что без Сетта, без Раха или кого-то из Первых Клинков Торинов ему некому довериться. Несмотря на долгое пребывание здесь Йисс, я не представляла, как он мог бы довериться ей – ее преданность была слишком важна, чтобы рискнуть испытать ее правдой. Каким-то образом я стала его единственным доверенным лицом.

– Тебя что-то волнует? – спросила я, терзаемая страхом.

– Меня волнует все. Такова доля предводителя, разве нет?

– Тогда что-то конкретное. Ты выглядишь обеспокоенным.

Он снова вздохнул и слегка изменил позу.

– Я обеспокоен. Кажется, мне придется отправить большую часть Клинков, чтобы удержать север в течение зимы. Я надеялся, что кисианцы не будут… склонны воевать со мной до весны, но…

– Но зима – лучшее время для войны.

– Так и есть, только в степях. А здесь идет снег, колодцы и озера замерзают, и люди слишком заняты тем, чтобы не умереть от голода и холода.

Я почувствовала себя глупо и сложила кулаки.

– Конечно, я это не учла.

– Ничего страшного, ты здесь слишком недавно. Но в любом случае, похоже, это ничего не меняет. Видишь ли, не все кисианцы на севере склонились передо мной или вступили с нами в союз, поэтому даже без чилтейцев и южан понадобится много Клинков, чтобы удержать то, что мы имеем.

– Твои Клинки всегда готовы сражаться за тебя.

– Вполне возможно, но если я разошлю вас всех по разным частям империи поддерживать мир, то здесь никого не останется. И я рискну жизнями левантийцев, когда нас осталось сравнительно немного. Да и как ты будешь общаться с людьми, которых защищаешь и которые тебе служат?

Сколько же проблем из-за языка. Пусть левантийский и темпачи отличались достаточно сильно, чтобы понимать все тонкости сказанного, но общий смысл уловить было несложно, особенно если добавить парочку жестов. Кисианский не походил ни на один из них, и то, что я постоянно его слышала, нисколько не помогало его выучить.

– А если я соглашусь на любезное предложение светлейшего Бахайна и других кисианских союзников решить проблему от моего имени, – продолжил он, когда я ничего не ответила, – то рискую, что они станут поддерживать мир от своего имени, а вовсе не от моего, и народ Кисии продолжит видеть в нас завоевателей, от которых надо избавиться.

Мы и есть завоеватели, но я не произнесла этого вслух.

– Если я пошлю по десять или даже двадцать левантийцев с каждой группой кисианских солдат, создав что-то вроде… – помахал рукой он, – объединенного войска, это не поможет. Я не только рассредоточу своих Клинков и создам возможность кисианцам обратиться против них, но, имея всего трех левантийцев-переводчиков, все равно столкнусь с той же проблемой. Поскольку они знают язык, кисианцы в итоге победят. Сколько еще стимулов нужно, чтобы верные Клинки покинули гурт?

Выговорившись, он некоторое время сидел молча.

– Мы должны выучить их язык, – наконец сказала я, хотя мне было ненавистно то, что означали эти слова.

Я гордилась тем, что я левантийка. Я хотела построить для нас новый дом, но стоит ли оно того, если для этого мы должны приспособиться к другой культуре? Разве мы не воевали с городами-государствами именно потому, что не хотели этого делать?

Гидеон поморщился.

– На это потребуется слишком много времени. И… все должно было быть не так, Дишива. Мы страдали не для того, чтобы полностью потерять себя. – Его вздохи становились все тяжелее. – Хорошего решения просто не существует, и все же я должен его найти.

Мне хотелось сесть рядом, сказать слова утешения, которые я сказала бы любому другому капитану, левантийцу и другу, но алый плащ Гидеона казался щитом, и я не могла заставить себя пробить его. Каковы бы ни были его намерения относительно этой империи в самом начале, он решил надеть атрибуты кисианского императора, носить кисианскую одежду и говорить на их языке, есть их пищу, пить их чай и сидеть на их подушках, отвергнув звание гуртовщика ради титула «его величество».

Поэтому я осталась стоять на месте, крепко сцепив руки за спиной и пытаясь сохранить спокойную позу и выражение лица, несмотря на сумбур от его слов в моей голове. Я пришла поговорить о Лео, не только попросить священную книгу, но и спросить, что именно Гидеон планирует делать с этим Вельдом Возрожденным, предупредить об опасности, которую может представлять священник, но, глядя на его мрачное лицо, не смогла произнести ни слова.

Наконец он посмотрел на меня с вымученной улыбкой.

– По крайней мере, раз уж я не могу больше откладывать женитьбу на госпоже Сичи, у нас скоро будет повод для праздника. Мне кажется, нам всем он не помешает.

– Откладывать? Ты говорил, что женитьба на ней очень важна.

– Так и есть, я просто хотел выбрать подходящее время. Ожидание дает мне возможность сплести страховочную сеть на случай, если я упаду с такого высокого дерева. – Его слова напомнили о том, как мы лазали по шершавым стволам олив в святилище Хофсет, и о сетях из конского волоса, которые взрослые растягивали внизу, пока дети карабкались по тонким ветвям на самой верхушке. От тоски по дому заныло сердце.

– Светлейший Бахайн начинает терять терпение, – продолжил Гидеон, и его беспокойство раскололо мою уверенность, как переспелый фрукт – такое иногда случалось вблизи побережья, когда ливень обрушивал на рощу целые реки. – Могу ли я вообще доверять госпоже Сичи?

– Нуру считает, что ей можно доверять.

Он устало и безрадостно усмехнулся.

– Могу ли я доверять Нуру?

– Тебе придется, – сказала я. – Ты должен доверять нам, потому что не сумеешь сделать все один.

Слова вибрировали от сдерживаемого пыла, но он лишь слабо улыбнулся и взял чашу с вином.

– Так мог бы сказать Рах. – Он отвернулся. – Можешь идти, я хочу выпить и погрустить немного в одиночестве.

Я ушла с тяжелым сердцем, радуясь, что никто, кроме меня, не видел его в таком состоянии.

Последний раз я видела госпожу Сичи во дворе, но, проходя мимо ее двери, услышала низкий смех и остановилась.

– Кто у госпожи Сичи? – спросила я Эси и Шению, двух женщин из гурта Яровен, охранявших двери.

– Доминус Виллиус, капитан, – ответила Шения, складывая длинные пальцы в приветственном жесте. – Он встретил нас у входа.

Я сдержала разочарованный рык и дважды постучала в дверь, прежде чем открыть ее. Лео поднял взгляд от стола, точно как тогда, когда я вошла во время его встречи с Гидеоном, и, притворившись, что это уже не второй раз за сегодня, сказал: «А, капитан э’Яровен», сделав левантийский приветственный жест, отчего мне захотелось отрубить ему руки.

– Доминус Виллиус, – ответила я.

Бросив взгляд на поднос, я поняла, что он находится здесь дольше, чем мне хотелось бы – чай в его пиале почти закончился. Рядом стояла пиала поменьше, наполненная чем-то, похожим на кроличий помет.

Губы Лео дрогнули в улыбке, и он положил кроличью какашку в рот. Пока он ею хрустел, я осознала, что все вопросительно смотрят на меня, ожидая, когда я сообщу цель своего прихода.

– Мои извинения, госпожа Сичи, – сказала я и, не в силах придумать другой предлог, добавила: – Я хотела поговорить с Нуру.

– Если это о…

Под моим пристальным взглядом она остановилась, и Нуру, пробормотав что-то госпоже Сичи, выскочила в коридор, унося с собой аромат высушенных цветов. Разговор возобновился. Наедине с собой госпожа Сичи была спокойной, серьезной молодой женщиной, но для Лео Виллиуса устроила представление не хуже, чем для левантийцев во дворе.

Кивнув будущей императрице и порадовавшись, что в углу занимаются шитьем ее кисианские компаньонки, я закрыла дверь. Лео Виллиус – последний человек, с кем я хотела бы оставить госпожу Сичи наедине.

– Прости, что не пришла поговорить с тем солдатом, – начала Нуру, когда я отвела ее подальше от Клинков. – Но…