– Конечно нет, но, может быть, однажды поймешь.

На следующее утро мы выехали в том самом молчании, которое прожигает дыру на затылке капитана. Ни один из моих Клинков не обрадовался новому соглашению. Им одинаково не нравилось расставаться с гуртом и охранять священника. В их глазах он был ничем не лучше миссионера, и сколько я ни объяснял, что он ищет мира, они видели лишь врага, я не мог их за это винить.

Радости не добавило и то, что легат Андрус заставил нас встать спозаранку, чтобы проехать как можно больше. Он не спускал глаз с небосвода. Похоже, кисианские дожди пугали чилтейцев не меньше демонов, но грозовые облака были от нас еще далеко.

– Думаешь, успеем в город раньше дождя? – спросил я Лео.

Мы скакали бок о бок. Я всегда любил тишину, но в обществе священника предпочитал слышать его голос. Когда он не говорил, то будто обдумывал шесть мыслей разом, я буквально чувствовал, как напряженно трудится его мозг.

– Да, – ответил он. – Этого хочет Бог, а значит, так и будет, но мы не сможем покинуть столицу, пока не пройдут дожди и не сойдет снег.

– Снег?

Он повернулся, вопросительно подняв бровь.

– У вас в степях нет снега?

– Это такой дождь?

– Снег – это не дождь, хотя он мокрый, когда тает. Он падает с неба, когда мир слишком холоден для воды. Зима превращает воду в лед, твердый как камень или кристалл до тех пор, пока не растопишь его обратно в воду над огнем. Далеко на юге даже колодцы замерзают, если зима достаточно холодная.

Хорошо обученный Дзиньзо не дрогнул от моего восклицания. Он продолжил мерно скакать позади Дхамары и Рена, а те обернулись посмотреть, что случилось.

– Твердая вода, – сказал я. – А пить ее все равно можно?

– Пока твердая – нет, но можно положить кусочек в рот, и он постепенно растает. Хотя нужно быть осторожным, чтобы не распороть щеку.

Недоверие на моем лице его рассмешило.

– Ты привыкнешь. К счастью, на берегах Ленты снег идет редко, но в южной Кисии зима убивает больше людей, чем приграничные набеги.

По дороге Лео говорил много и всегда на левантийском. Он рассказал Хими, как в детстве прятался в садах Цитадели мира, а слуги искали его так долго, что он засыпал. Поговорил с Йитти о травах, а с Теппатом об истории, научил Дхамару чилтейской песенке о грудастой женщине, из-за которой, по его словам, могут вышвырнуть из церкви.

К тому времени, когда после полудня мы остановились разбить лагерь, присутствие Лео раздражало моих Клинков уже не так сильно. Но это продлилось недолго. Пока возводились защитные сооружения и ставились шатры, левантийцам дали приказ готовиться к атаке на близлежащее неукрепленное поселение, но нас, как охрану доминуса Лео Виллиуса, не взяли. Лео отправился молиться, прихватив с собой только Азима и Убайда, а остальным вручили лопаты.

Я успел узнать, что наступающая армия нуждается в том же, что и гурт – воде, еде, лечении, оружии, седлах. Чилтейцы добавляли к списку вино, шатры и щиты, и это я понимал. Но только не уборные. Лошадям разрешалось гадить где угодно, и мы, пока были в цепях, тоже справляли нужду там же, где спали, но теперь чилтейцы на каждой стоянке рыли отхожие места. Обычно это делали рабы, но не в этот раз.

– Эй! Погоди, пока мы закончим! – крикнул Джута, когда под дружный смех один из чилтейских солдат приспустил штаны у края нашей ямы.

Тот огрызнулся на чилтейском, и, хотя некоторые слова звучали знакомо, я все равно ничего не понял.

– Просто не обращай на него внимания, – сказал я, вытирая со лба пот, который скоро выступит снова. – Давайте закончим и уберемся отсюда.

– Грязные недомерки, – рявкнул солдату Джута. – Даже звери не гадят на голову другому, особенно тому, кто будет прикрывать им спину в бою.

– Джута.

– Не обращаю внимания, капитан, – сказал он, отворачиваясь. Лицо парнишки покраснело от гнева и жары в равной степени.

– А вы заметили, что их рабыни даже не пользуются этими уборными? – спросила Хими, тоже утирая пот. – Они мочатся в горшки и не выливают их до темноты.

– А женщины-воины? – спросила ее сестра-близнец.

Хими рассмеялась.

– Да ладно тебе, Ис, только не говори, что не заметила. У них их нет.

– Ни одной? Я как-то не особенно их разглядывала. Я стараюсь проводить все свободное время в загонах. За копытами Заре плохо ухаживают, а без Оруна…

Над наполовину вырытой ямой повисло молчание, мы вшестером дружно заработали лопатами. Из соседней ямы донесся редкий смех Йитти.

– Корунцы тоже такие, – нарушил молчание Лок. – Я помню, один из первых миссионеров объяснял старейшине Аме, будто женщины слишком слабы, чтобы держать меч, и должны рожать детей и ухаживать за мужьями.

– Я бы многое дала, чтобы увидеть ее лицо, – ухмыльнулась Хими. – Надо ж было ляпнуть такое именно Аме.

– Это зрелище до сих пор согревает меня холодными ночами, – сказал Лок, и мы захохотали, на время позабыв о неприятностях. Но не об Оруне.

Чилтейцам мы уже надоели, и они куда-то ушли. Как только они скрылись из виду, Джута поднял их испражнения на лопату и перекинул через край ямы.

– Ну что за бред! – взорвалась Истет, бросая лопату. – Почему каждый раз, когда Рах совершает очередную глупость, страдаем из-за нее мы?

– Ис, – прошипела Хими, – не начинай.

– Почему? Если Раху можно высказать все гуртовщику, почему мне нельзя высказать ему?

Я вздохнул. Она была права, и потому ее гнев обжигал еще сильнее.

– Я никогда не хотел, чтобы вы занимались вместе со мной такой работой. Я говорю не об этом, – я обвел руками яму, – а об охране Лео.

– Так же, как не хотел завести нас прямиком в засаду и никогда не хотел довести нас до изгнания. Но если бы знал, что все это случится, поступил бы ты хоть в чем-то иначе?

В соседней яме тоже притихли, Йитти и остальные слушали. Только Раст продолжал копать.

– Я поступал так, как считал правильным, – сказал я.

– Чушь, ты бы не вернулся назад и ничего бы не изменил, ведь так?

Истет сплюнула на вывороченную землю.

– И ты должна этому радоваться, – вмешался Лок. – Радоваться, что твой капитан ведет нас с честью. Вчера вечером Рах был прав, мы не должны здесь обустраиваться. Нам нужно выбираться отсюда и возвращаться домой.

– Что-то он не рвался домой, когда это предложил Эска. – Хими тронула руку сестры, но Истет пнула свою брошенную лопату. – Я не хочу рыть вонючие ямы в земле. Не хочу охранять тупого священника. Мы Клинки Торинов!

– Да, – сказал я. – Даже копаясь здесь в грязи, мы – Клинки Торинов. И будем Клинками Торинов. Мне нравится быть отдельно от остальных не больше, чем вам, но подумайте вот о чем. Лео – он вроде заклинателя лошадей. Если мы будем хорошо его охранять, то сможем этим воспользоваться и…

Он позволит нам вернуться домой.

Лео обещал нам свободу, но только нам, а не всем. Сколько моих Клинков откажутся от такой сделки, если я им ее предложу? Точно Йитти, а с ним и многие, кто наладил связи с другими гуртами или верит в будущее Гидеона. Слишком многие. Лучше не ставить их перед таким выбором. Гидеон назвал это согласием взять груз на душу ради остальных.

Я не мог сказать им, не мог рисковать.

Истет покачала головой.

– Пошел ты, Рах. Я бы вызвала тебя, если бы это могло что-то изменить. Или если бы хотела умереть. Похоже, что бы ты ни делал, боги все еще любят тебя.

Послышались приближающиеся шаги. На краю ямы показался силуэт Лео Виллиуса, его бесформенное серое одеяние так же не подходило к погоде, как и тканая маска, закрывавшая лицо. Азим и Убайд стояли на шаг позади. Убайд ухмыльнулся, глядя на нас.

– Ой, заткнись, Убайд, – сказала Истет. – Я и так уже зла.

– Кто велел вам рыть ямы? – спросил Лео Виллиус, не обращая внимания на смешки стоявших позади охранников.

– Не знаю, кто они такие, – сказал я, втыкая лопату в землю и потягиваясь. – Но они были очень настойчивы.

– Остановитесь. Никто больше не копает. – Он повернулся и зло заговорил с кем-то невидимым, на этот раз по-чилтейски. Кто бы это ни был, он поспешно удрал. – Простите за случившееся. – Он перешел обратно на левантийский. – Легат Андрус – друг моего отца, ему не нравится, что я здесь, и, вероятно, он желает мне смерти, но не может открыто выказывать неуважение или непослушание, так что это может быть интересно.