Тетива натянулась, я была в одном шаге от того, чтобы превратиться в подушечку для иголок.

– Его сын? – человек в сером ослабил хватку. – Ты знаешь, где доминус Лео Виллиус?

– Да, – ответила Она. – Но я никому не скажу, кроме иеромонаха. Даже если будешь меня пытать…

– Не говори так, нет… не смей! – закричала я.

От пощечины у меня из глаз посыпались искры.

Человек в плаще прошипел:

– Заткнись. Поднимайся, или мы проткнем тебя стрелой и бросим здесь подыхать, что бы ты там ни знала.

Под опущенным серым капюшоном почти не было видно лица, но, когда человек склонился ко мне, его глаза превратились в щелочки.

– Покажи левое запястье.

– Почему все от меня это требуют?

– Кто еще?

Подавив порыв сказать правду, я вытянула левую руку.

– Лео.

– Для тебя – доминус Лео Виллиус, – прорычал человек с факелом.

Человек в сером плаще проверил мое запястье и отпустил руку.

– Любопытно, – он выпрямился. – Ладно, Свифф, бери половину людей, продолжайте искать его светлость, а я доставлю эту в лагерь.

– Капитан, неужто вы правда верите, что она знает, где он? – спросил факельщик.

– Нет. Потому тебя здесь и оставляю. Думаю, она вовсе не та, кем назвалась. Тем не менее у нас есть приказ. Так, давай проверь, есть ли у нее оружие, и уводим ее отсюда.

– Да, идем, – сказала Она. – У нее три ножа. И один в сапоге, не забудьте там проверить…

Я ее ударила. Вернее, себя. Кулаком по лицу. Боль вспышкой пронзила мое сознание, и Она отступила, оставляя меня наедине с болью. Ее крик я не смогла подавить.

Человек-плащ зажал мне рот. От руки мерзко воняло кровью, грязью и маслом, а вкус на губах был ненамного лучше. При любых других обстоятельствах я укусила бы его, пнула пяткой в пах, а потом либо стукнула, когда пополам согнется, либо убежала бы. Но я все еще была оглушена ударом собственного кулака.

– Чем, по-твоему, мне его теперь убивать? – поинтересовалась я, когда они забрали ножи, только что возвращенные императрицей Ханой. Выдернули даже тот, что был в сапоге, и теперь правый сапог казался слишком большим.

«Не хочу, чтобы ты пыталась сбежать. Все равно, если хочешь подобраться достаточно близко, чтобы убить, ты должна заслужить их доверие. Пусть поверят, что ты на их стороне и хочешь помочь вернуть Лео».

«Ерунда. Может, ты позволишь мне самой заниматься работой убийцы?»

«Значит, ты это сделаешь?»

Меня выволокли, и всего за пару секунд я прикинула, что вероятность сбежать совсем мала. Их слишком много, а благодаря Ей у меня нет оружия. Любая попытка бежать подтолкнет Ее снова захватить мое тело. Я скорее десять иеромонахов убью, чем опять допущу такое.

Священные стражи повели меня через лес – впереди и позади факельщики, а рядом главарь в плаще. Его хватка не ослабевала.

Еще полудюжина одетых в серое солдат ожидала на дороге, с лошадьми.

– Забирайся, – сказал мне Плащ, побуждая сесть на коня перед собой.

– Хочешь пообжиматься? – спросила я.

– Это вряд ли, – ответил он. – Но если хочешь внимания, в лагере наверняка получишь его в достатке. Шлюхи тут везде только кисианские, а левантийские девки кусаются.

– И я их не виню. Ты такой сладкий.

Получив, что хотела, Она спряталась в глубине моего сознания. Я забралась на лошадь Плаща в одиночестве, с отвращением чувствуя его близость. Он тянулся за поводьями через меня, словно я была какой-то никчемной девчонкой. Мне ужасно хотелось его задушить, но я держала руки при себе, надеясь, что и он поведет себя так же.

Небольшой отряд Священных стражей погнал лошадей вперед, мы ехали сначала по дороге, а потом по лесистым холмам, где путь освещали только луна и звезды. Я росла в Женаве, мне знакомы тамошние рынки и улицы, бордели и таверны. Там я знала, где украсть и где спрятаться, знала, где добыть информацию какого угодно рода. Там я знала, как стать невидимой. Здесь же могла разжигать костер и добывать кроликов, умела неплохо ориентироваться, но эти люди неслись сквозь ночь, словно тени, даже их лошади ставили копыта так, чтобы не издавать ни звука.

Хотя Плащу приходилось смотреть на дорогу через мое плечо, он с привычной уверенностью гнал коня через лес. Его люди, безмолвные и вышколенные, следовали за ним без помпы и шума, с какими обычно путешествуют Священные стражи.

Перед нами мелькали поляны и рощи, порывистый ветер гнал облака, через которые поблескивала луна. Не в силах удержаться от сна, я то и дело проваливалась в дремоту, просыпаясь от случайного хруста ветки, или отданного шепотом приказа, или когда конь подо мной сбавил темп. Мы уже выехали из леса на дорогу, и на склоне холма впереди показалось созвездие огоньков. Это была та же дорога, которая привела меня в Кисию, и по ней я могла бы уйти до самого Тяна. Или же до его развалин. Чилтейцы оказались не на той стороне границы.

Плащ прокладывал путь к воротам частокола через лабиринт ям-ловушек, а я цеплялась за гриву коня. Священный страж позвал часовых, и не успела я перевести дух, как мы оказались внутри.

Нас тут же поглотил лагерь. Шум, свет и движения кружились, сливаясь с зовом смерти. Остальные стражи остались позади, но Плащ продолжал ехать по лагерю в таком темпе, что все проносилось мимо – людской смех и огни костров, дым, запахи тушеного мяса и испражнений, все смешалось так, что меня замутило.

Наконец он остановился перед самым большим шатром лагеря. Ветер хлопал темными знаменами на высоких шестах, на дверном проеме колыхался шелковый полог. Она требовала встречи с иеромонахом, жаждала его смерти, но предстать перед ним теперь предстояло мне. Его святейшество, первый после Бога.

Я соскользнула с лошади, ноги подо мной подгибались. Плащ спрыгнул рядом со мной и откинул капюшон.

– Доложи его святейшеству, что прибыл капитан Энеас, – приказал он единственному часовому. – Передай ему, что со мной женщина, которую он искал.

– Что? – вскрикнула я, отшатываясь.

Капитан Энеас, он же Плащ, проводил меня взглядом. Свет костра упал на половину его лица, покрытую мелкими шрамами, – они пересекали бровь и щеку и собирались, словно морщинки, в уголке глаза.

– А ты думала, к иеромонаху пустят любого, кто захочет его увидеть? Я слыхал, ты особенная.

Часовой у шатра иеромонаха обернулся, чтобы доложить через колышущийся полог, но его прервал голос изнутри:

– А, госпожа Мариус. Я так и думал, что в ближайшее время вас увижу. Впустите ее, капитан.

Капитан отодвинул шелковый полог, приглашая меня войти. Без ножей, без информации или Пойла – меня поддерживала лишь гордость, когда я на ватных ногах шагнула внутрь, представ перед лицом уже второго правителя за этот день.

В отличие от императрицы Ханы Ц’ай, его святейшество иеромонах Чилтея не восседал на троне. Он поднялся мне навстречу со стула, стоящего перед столом с развернутой картой. Другой человек, в форме высокопоставленного военного, тоже встал. Капитан Энеас поклонился им.

– Ваше святейшество. Легат. Мы обнаружили ее в лесу, между этим лагерем и Коем. Она говорит, что знает, где находится доминус Виллиус, но скажет лишь вам.

Его святейшество улыбался, жестикулировал, говорил. Тот, кого называли легатом, поклонился и вышел. А я ничего не могла и только молча смотрела, поскольку встречала его раньше. Этот человек с бледным и неприметным лицом с невыразительными глазами и был тем безымянным заказчиком, который явился ко мне в Женаве. И это он обещал мне Знахаря. Это он велел мне убить Джонуса и привезти его голову – для полной уверенности, что доминус Лео Виллиус мертв.

– Вы мне не кланяетесь, госпожа Мариус? – спросил иеромонах.

Я старалась держаться прямо, хотя и дрожала. Усталость, страх, гнев скрутились в животе в тошнотворный узел. Капитан Энеас удалился. Снаружи по-прежнему доносились звуки военного лагеря, но здесь мы были наедине, и взгляд иеромонаха впивался в мой череп.