«Ты же знаешь, я слышу все твои мысли, – сказала Она. – Мы найдем чилтейскую армию, получим аудиенцию у иеромонаха, убьем его и вернемся за головой».

– Ты решила убить иеромонаха Чилтея? Это после всех твоих жалоб на то, что я собиралась убить его сына? Да пошла ты. Я иду в Парвум.

Я все шла на север по дороге, на которую мы вышли с Лео только сегодня утром. На ночном небе не было ни облачка, но половинка луны давала совсем мало света, и у леса мне придется остановиться на ночь либо рискнуть, бредя в темноте чащи.

– Надо было попросить коня. И фонарь. И немного еды.

За спиной угас свет последнего факела, город Кой канул в небытие позади. Впереди продолжалась во тьме дорога.

– Может, в Парвуме мне удастся раздобыть немного Пойла. Проклятье, мне нужна хоть капля.

«Мы идем искать лагерь армии».

Я все шла и шла. Где-то рядом ко мне взывало мертвое тело. Покойники снова завели свою песнь еще в городе. Я пыталась, как в детстве, закрывать от них уши, хотя знала, что не получится. Не ушами я слышала эти песни.

Я нашла местечко в мшистой лощине и, свернувшись клубком, проспала до рассвета, а на следующий день продолжила путь на север, не выпуская дороги из виду, но держась в стороне. Она молчала, и меня это устраивало, не хотелось упоминать ни о нашей цели, ни о планах, постепенно выстраивавшихся в моей голове. Я уже становлюсь старовата, чтобы изображать шлюху, но можно было бы открыть свой бордель в оживленном порту на море Глаза и нанять молоденьких девушек, чтобы привлечь клиентов. Заключать контракты на удачу или неудачу торговцев, а не на будущее всей страны. Эти ставки могли оказаться забавными.

«И губить людей, как приверженцы Святых Триархов погубили тетю Элору? – заговорила Она вечером второго дня, поскольку не могла допустить ничего забавного. – Уверена, кому-то это тоже казалось забавным».

После этого тетя сидела в доме моего отца, сломленная, но еще живая, одинокая, но отказывающаяся умирать, словно памятник гордости перед лицом огромной потери.

– Хорошо, тогда я пойду работать в какую-нибудь лавку. Все лучше, чем участвовать во всей этой политической грязи.

В тот вечер я насобирала кучу дров для костра и была уверена, что ушла достаточно далеко от всех, кто мог бы его увидеть и тем более заинтересоваться. Я была голодна и устала, хотелось свернуться клубком, набить брюхо горелым мясом и смотреть на огонь. Я лежала и мечтала о мягкой постели, но внезапно ощутила, что земля подо мной содрогается от топота копыт. Звуки были сначала тихие, как от прыгающей лисы, но ритмичные, становились громче и приближались.

– Проклятье.

Усилием воли я заставила свое усталое тело подняться и укрылась в тени деревьев, в стороне от костра, который их, должно быть, и приманил. Оказавшись там, куда не добирался свет костра, я скрючилась под нависшими со всех сторон ветками, тяжело дыша в темноте. Огни факелов приближались и мелькали, как светлячки. В свет костра вошел человек – не кисианец, как я ожидала, а человек в серой одежде, что было гораздо хуже.

– Священные стражи, – беззвучно произнесла я. – Что они здесь делают?

«Ищут Лео? Если он собирался ехать под видом слуги, они могут решить, что он еще жив».

«Но он не путешествовал под видом слуги».

«Да. Потому что кто-то подрядил меня убить и Джонуса».

«Лео знать об этом не мог. Если только он не читал мои…»

К моему костерку прибывало все больше Священных стражей. Тот, кто, видимо, был у них главным, указал в темноту, и они рассыпались по сторонам.

– Идиоты, – проворчала я.

Факелы в их руках не помогут меня найти, но зато помогут мне их избегать.

«Нет. Мы сами сдадимся».

«Что?! Ты рехнулась?»

«Это самый быстрый способ добраться до иеромонаха».

«Еще раз говорю – мы не охотимся за иеромонахом. Выбираемся из этого бардака и больше не возвращаемся. Уж лучше ты весь остаток жизни будешь верещать у меня в голове, чем еще хоть миг провести в этой мерзкой стране».

«Ну, а я этого не хочу. Еще только одно убийство, Кассандра. Всего одно».

«Столько лет ты пилила меня за убийства, а теперь требуешь, чтобы я прикончила главу нашей церкви?»

– Нет. Я хочу, чтобы ты меня освободила!

Эти гневные слова сорвались с моих губ, хотя я их не произносила.

Вдалеке раздался ответный крик, и сквозь темный лес захрустели шаги бегущих преследователей.

– Вот дрянь!

Я бросилась прочь из укрытия, ветки раздирали мне ноги.

«Нет! Постой! Прошу, не беги. Ты понятия не имеешь, что такое быть запертой внутри твоей головы без возможности выбраться. Считаться болезнью. Чудовищем. Тем, кого мечтают заткнуть, от кого хотят избавиться. Издеваются и высмеивают, игнорируют, заливают Пойлом, когда больше никак не заставить молчать».

Я бежала, не разбирая дороги, по склону вниз, в темноту, вытянув руки перед собой.

«Ты сама дала мне надежду, поманила возможностью освободиться, и теперь ты у меня ее не отнимешь».

– Да заткнись ты хоть на минуту! – прошипела я.

Мои ноги остановились, но инерция продолжала тащить вперед. Я упала, как подрубленное дерево, стукнулась оземь и проехала по кустам и папоротнику. На мгновение я застыла и онемела. Я могла пораниться и серьезнее, но обошлось, так что попыталась перекатиться и встать. Но тело не двинулось. Я осталась лежать, тяжело дыша сквозь ковер сухих листьев.

«Эй! Не делай этого. Прекрати! – кричала я, но молча, мои губы не могли выговорить ни слова. – Отпусти меня. Нужно бежать отсюда, пока не схватили!»

Снова раздался крик. Шаги приближались.

«Ну, бежим же! Бежим!»

Она кое-как подняла наше тело, и мы осторожно пошли. В сторону голосов.

«Нет!»

Я сосредоточилась на своем теле, пытаясь остановить ноги, протолкнуть голос сквозь сжатые губы. Одна нога замерла, но другая продолжала движение. Я упала. Она кричала, но мне было не больнее, чем при падении на груду подушек. Нужно найти что-то, что можно использовать против Нее, как на лестнице, когда Она целовала Джонуса.

– Ой! – вскрикнула Она, когда я ударила пяткой, которую контролировала, по лодыжке непослушной ноги. Она взвыла: – Перестань! Прекрати! Почему ты не можешь просто сесть и позволить мне со всем разобраться?

– Потому что это тело – мое! – ответила я, и слова отыскали путь наружу. – Почему бы тебе не поискать собственное?

«Я его получила на несколько дней, ты не помнишь? Оно было мертвое, разлагалось со мной внутри. Все закоченело… застыло. А потом обмякло, я как будто разваливалась. И оно воняло. Представляешь, каково это?»

– Да. Я чувствовала. Почему, по-твоему, я за тобой вернулась, вороватая сука?

«Вороватая? – Она до крови расцарапала ногтем ногу, которую я контролировала. – Ты владеешь единственным телом, какое я знала. Ты меня отталкиваешь и мучаешь, прерываешь, не давая говорить, издеваешься… и еще называешь меня воровкой? И вообще – кто сказал, что это тело твое? Почему не мое?»

– Это мое тело! Всегда моим было! Это моя нога, моя рука, мои волосы, мое проклятое тело! Так всегда было и всегда будет, и я буду с ним делать, что захочу. А быть схваченной Священной стражей у меня желания нет, так что отдавай обратно мою ногу! – И я принялась колотить по ноге окровавленным кулаком. – Отдавай! – Каждое слово сопровождалось ударом, до синяков. – Нужно убираться отсюда. Мы идем в…

Кусты захрустели. Скрипнул лук. Я перестала себя бить. В темноте блеснули глаза, и над нами нависла фигура с надвинутым на глаза капюшоном, темно-серая среди теней и полосок лунного сияния. Страж вцепился в одежду, которую я получила взамен окровавленного платья служанки.

– Да кто ты такая? – прошипел незнакомец, так сжав мою простую рубаху, что высокий ворот сдавил горло. – И кому это ты кричишь?

– Никому. Себе. Мое имя… – остальные слова затухли, словно я лишилась дыхания и не смогла договорить, но потом опять полились с моих губ: – Я известная шлюха, – сказала я. А Она продолжила: – Отведи меня к иеромонаху. Мне известно, где его сын.