Император наконец поднял голову, и я наткнулась на его тяжелый взгляд.
– Подойди ближе, девочка. – Он поманил меня к себе. – Сядь рядом.
На помосте я стояла только раз в жизни. Однажды в детстве мы с Танакой холодной зимой пробрались в тронный зал. Он был залит красным светом, словно кровавым туманом. Я хотела уйти, но Танака не желал. Он не остановился у Плиты смирения, а залез на помост и уселся на твердое лакированное сиденье Алого трона.
Тогда я перепугалась, а сейчас окаменела от ужаса, при каждом шаге ожидая, что гвардеец схватит меня за руку и потащит обратно. Но никто этого не сделал. Ни на первом шаге, ни на втором, ни когда я вскарабкалась на помост и подошла к его императорскому величеству почти вплотную. Когда я заколебалась, он указал на матушкину кушетку рядом с троном, и, постаравшись не перевернуть игральную доску, я опустилась на жесткий шелк.
Он передвинул фигуру и снова осмотрел доску. Долгое время мы сидели молча, и с подступающей к горлу тошнотой я прокручивала в голове все возможные причины вызова. Может, если я просто тихонько посижу и выкажу ему уважение, то выйду отсюда целой и невредимой.
Наконец, он перевернул короля своего невидимого оппонента, завершив партию, и обратил свой единственный лишенный ресниц глаз на меня. Пустая глазница, казалось, всматривается в меня столь же пристально.
– Ты не похожа на свою мать, – сказал он, и в его словах слышался намек на разочарование. – Как и на отца. Ты необычное создание, как будто тебя сотворили прямо из первородной грязи Отако.
Мои щеки вспыхнули.
– Как меня только ни называли, но «грязь», наверное, худшее из прозвищ, – выплюнула я слова, прежде чем успела придумать более подходящие.
И как же мой план сидеть тихонько и обращаться с ним почтительно?
– Что, не похоже на комплимент? – хохотнул он. – Хотя имперские ученые уверяют, что все мы произошли из болотного ила, так что вроде бы слово вполне подходящее. Вот…
Он начал расставлять фигуры на доске, стоящей на подлокотнике трона, но из-за отсутствующих пальцев получалось медленно и неловко. Я не могла заставить себя ему помочь, даже заговорить не могла, лишь время от времени осмеливалась посмотреть на его лицо.
– Сыграй со мной партию. Этой ночью ты можешь побыть в роли моего старого друга.
Он сшиб рукавом фигуру, но я подхватила ее, прежде чем она скатилась с доски. Я снова посмотрела ему в лицо, натолкнувшись на пронизывающий, оценивающий взгляд.
– Ты очень проворна для грязи.
– Простите, ваше величество, но я еще недостаточно проснулась, чтобы играть в Кочевников.
– Не хочешь играть? Но ведь не я поднял тебя с постели. Это сделала твоя мать, и очень спешно. Она вбила себе в голову странные идеи в эти странные времена. – Он помахал рукой, как будто отметая все то, чем матушка была для народа. – Несомненно, она хотела сообщить, что твой брат убил твоего будущего мужа, хотя это могло бы подождать до утра. Интересно, что, по ее мнению, ты могла бы сделать с этим знанием? Ты ходишь первая, – добавил он, показав на доску.
– Но, ваше величество…
– Ходи, – рявкнул он. – Разве ты не об этом мечтаешь? Разве не хочешь быть первой в Кисии и править страной? Или ты лишь планировала помочь брату занять мое место?
У меня перехватило дыхание. Огромный зал притих, словно невидимая публика затаила дыхание вместе со мной.
– Ваше величество, я…
Он указал на доску.
– Первый урок в сражении – не мешкать в начале. Передвинь фигуру, прежде чем ее передвинет за тебя враг.
Я схватила искусно вырезанный куб с черной лицевой стороной и белой внутренней и передвинула его вперед на одну клетку, ожидая какой-нибудь ловушки. Пока все остальные фигуры стоят на месте, ловушке неоткуда взяться, но мое сердце все равно бешено колотилось, а от страха кожа покрылась мурашками. Как много ему уже известно?
Император Кин переместил по доске свою фигуру, с белой лицевой стороной. Почти не подумав, я передвинула другую и снова окунулась в туман старых игр и стратегий. Танака никогда не любил играть, а наставники позволяли мне каждый раз выигрывать у них. Подданным империи непозволительно выигрывать у принцессы в Кочевников. Я завидовала императору Кину – его старый министр имел смелость выигрывать у него, и не один раз, а многократно.
– У тебя есть план? – спросил он, когда я совершила первый смелый прорыв и перевернула одну из его фигур, черным на лицевую сторону.
– Нет, – откровенно призналась я. – Разве что не выглядеть глупо.
Он засмеялся. Смех казался таким искренним, хотя трудно судить об искренности улыбки на покрытом шрамами лице. Я знала его историю. Все ее знали. Катаси Отако в ярости сжег город Симай, а великий император Кин сражался плечом к плечу со своими солдатами и вышел из битвы покалеченным. В детстве меня пугала его пустая глазница, как и лоснящаяся сморщенная кожа одной половины лица, изуродованное ухо и гладкий лоскут кожи на том месте, где должны расти волосы. Оставшиеся волосы были собраны в седоватый пучок на макушке, сколотый золотыми булавками.
– Если будешь слишком беспокоиться о том, чтобы не выглядеть глупо, ты тоже промедлишь, а затем проиграешь. Давай назовем это уроком номер два.
От его отеческого тона страх немного отступил, и я даже сумела кое-как улыбнуться.
– Постараюсь не медлить, ваше величество.
– Хорошо. Отсутствие медлительности – лучшее качество твоей матери.
Это что, насмешка? Трудно сказать, не всматриваясь в его лицо, а глазеть на императора Кисии не следует. Я передвинула еще одну фигуру, высматривая ходы и стратегии, которыми могу воспользоваться, но повсюду натыкалась на его превосходство – крепкую оборону и менее заметные ловушки. А ведь считается, что тот, кто ходит первым, легко выигрывает.
Я атаковала две фигуры и перевернула обе, но даже не приблизилась к короне его хорошо укрытого короля. Я могла бы нацелиться на угловые ворота, но…
– Ага, теперь я вижу, – внезапно произнес император Кин, и я прикусила губу, торопливо обшаривая взглядом доску. – Не просто грязь Отако. Ты пошла в своего деда.
Тогда я все-таки подняла голову и посмотрела в его единственный темный глаз, и мое сердце бешено забилось.
– В деда? То есть… В императора Ли?
– Нет, дорогая, не в него. И это должно тебя обрадовать. В Тянто Отако, его брата. Заверяю тебя, это куда более лестное сравнение.
Тянто Отако. Отец Катаси, погибшего на Полях Шами. Я напряглась. Тянто Отако казнили за измену, а значит, я изменница, дочь изменника, внучка изменника, сижу на кушетке рядом с императором.
– Когда ты в смятении, то даже лоб морщишь, как он, – сказал император Кин, протянул руку над доской и положил ее на мою ладонь. – Я знаю, что ты знаешь. Знаю, что ты знаешь, что я знаю. Вообще-то, во всей Кисии не найти ни единого человека, который бы не знал, от крестьянина до лорда. Язычники к западу от гор Куро, возможно, тоже знают, что ты не моя дочь, а Танака не мой сын. Вы не мои по крови, хотя официально и носите фамилию Ц’ай. И это, моя дорогая, ключевая точка, вокруг которой тебе следовало построить свой план. Третий урок – найди слабости противника.
Он выпустил мою руку и передвинул фигуру.
– Твой ход.
Мои руки тряслись, и я прижала их к бедрам в надежде, что он не заметит.
– Как я уже сказала, у меня нет плана.
– Ах да, ты говорила. Никакого плана, лишь бы не выглядеть глупо. Я бы воспользовался возможностью не выглядеть глупо, но у твоей матери возникли другие идеи.
Жесткие слова. Болезненные. Пришлось напомнить себе, что он меня ненавидит и хочет моей смерти, иначе от этого признания в сердце закралось бы чувство, слишком похожее на жалость. Приободренная его откровенностью, я спросила:
– Вы ведь нас ненавидите, правда? И ее – за то, что не подарила вам другого наследника.
Он рассмеялся, но слабый смех затих так же резко, как и начался.
– Правда – жестокое оружие. Почему бы мне не бросить ее тебе обратно? Тебе ненавистно быть пешкой в игре, которую затеяла не ты. Ненавистно хрупкое положение незаконнорожденной, когда ты зависишь от того, продолжу ли я тебя признавать, и от сторонников своей матери. – Император Кин улыбнулся, и на этот раз я была уверена, что его единственный глаз остался таким же суровым и смотрел на меня, как темный камень. – Урок номер четыре. Иногда тот, кто хочет тебе помочь, твой самый главный враг.
