– Благодарю.

– Мне, дорогуша, и самой было приятно. Если честно, я много лет обожала Эльшару, так что это был сущий подарок. Мы так здорово подружились! Пойду принесу вам поесть. Само собой, наземной еды! – Барсетка юркнула в дом.

– Говори потише, – шепнула Карла. – У Барсетки вполне безопасно, но все же она упырь и знается с Эладорой Даттин. Нельзя ей целиком доверять.

– Ты подустал, Бас, – молвила Эльшара. – Хорошо бы тебе здесь отдохнуть. – Усталость давала знать. Он мотался на одном адреналине с тех пор, как алхимики убили Вира в таверне «За Зеленой Дверью». Заманчиво этак посидеть в солнечной тишине сада, спокойно послушать, как вдалеке урчит город. Здесь нет никаких сальников – никто не лезет в окна, не крадется по крышам. Новый город кажется отсюда давнишним, неправдоподобным сном. Можно закрыть глаза и позабыть, что Гвердон вообще изменился.

Да только нельзя.

– Раск ждет моего скорого возвращения.

Эльшара бросила кусок сахара в чай как бомбу.

– Бас, у меня есть для тебя руководящие указания. Они исходят от мастера Братства, ты меня понимаешь?

– От Хейнрейла? Значит, ты общаешься с ним? – взъерошился Бастон.

– Да, общаюсь. – Эльшара уставилась на сына: – Знаю, как ты к нему относишься. Но он и есть Братство, пойми. Он – за нас.

– И у него есть план, Бас, – подхватила Карла. – План, как вернуть Братству прежнюю силу. Даттин и ее кодла думают, что используют его в своих целях, а ведь это он использует их. Это он подстроил твою вербовку Синтером. Ты сейчас там, куда мастер тебя поставил. Хейнрейл не растерял связей с алхимиками. Мы взяли под охрану их поставки илиастра, теперь за ними должок. Но надо действовать быстро, пока Раск не сделал свой ход, пока не прилетел дракон. Представь, Бас, как мы развернемся в Мойке. Мы явимся домой с горой оружия, с кучей наемников, со всем, что можно купить за драконье золото. Мы вернем себе наши улицы. – Карла схватила его за руку: – Мы вернем себе все. Эшдана тоже пойдет за тобой, ты не одну неделю управлял делами – они привыкли на тебя полагаться.

– А Раск?

– Ему придется уйти, – ответила мать. – Он – ключевая фигура. Было бы лучше, если бы он просто болел, а мы до поры прикрывались им, как вывеской. Но этот алхимик, хм…

– Ворц, – поддержала Карла.

– Выкручивает нам руки, – Эльшара посуровела. – Твои руки, Бас. Тебе предстоит решение вопроса. Гхирданец подпустит тебя. Убей его и убей алхимика.

Естественно, как еще он мог пригодиться Хейнрейлу? Как ни пытался он от этого уйти, все равно остался злющим хозяйским псом, громилой-костоломом. Он так и не научился строить, только ломать. Бастон покачал головой:

– Не получится.

– Хейнрейл это тоже предусмотрел, – сказала Карла, неверно истолковав его несогласие. – Он знает, что у тебя есть оружие, способное одолеть силу Раска.

– Не в этом дело, – сказала Эльшара, изучая лицо сына. – Выкладывай, Бас.

Бастон уставился на руки. В них ощущалась сила, ощущалась мощь. Руки, привычные к рукояти клинка или пистолета. Руки, залитые кровью.

– В тот вечер, после первого нападения сальника, когда Вир выставил нас, я, Карла, взял алхимбомбу. Я собрался взорвать ишмирский храм, а заодно и себя. Раск от этого меня уберег. Я ему обязан жизнью.

Карла открыла рот, но на нее шикнула Эльшара.

– Понял ли ты, для чего брал бомбу, Бас? – мягко спросила Эльшара.

– Я сделал ошибку. Теперь уже не важно.

– Ты сделал выбор. И я хочу понять, что заставило тебя выбрать именно так – если можешь мне об этом сказать. Ведают боги, я в свое время напринимала достаточно дурных решений и не всегда могла их себе объяснить впоследствии. Но прочие решения, например выйти за твоего отца… я объяснить могла. На то у меня были причины. А у тебя? Чего ты хотел добиться той бомбой?

Он покачал головой. И после долгого молчания произнес:

– Я хотел дать им сдачи. – Не удавалось подобрать слова, чтобы описать, о чем он думал тем вечером. – Хотел покрепче им врезать. И не знал, как по-другому до них добраться.

– Когда на сцене я не могла сообразить, какая моя следуюшая реплика, – проговорила Эльшара, – то подзывала суфлера, а не пыталась сорвать представление. Знаю, тебе тяжело. Все поменялось, когда Божья война подступила так близко. Такое чувство, будто все расползается и больше ни в чем нет смысла. О Боги мои, уж мне ли не знать. Все пошло не так с тех пор, как… наверное, как подожгли Башню Закона. Но Хейнрейл готов все исправить.

– Ты хочешь их покарать, Бас, – вторила Карла. – И мы сумеем дать им как следует. А еще Хейнрейл вернет прежнее Братство.

– Хейнрейл. Вы говорите так, будто он вот-вот войдет в эту дверь. А он в тюрьме, и оттуда его разве что вынесут ногами вперед. И даже если его освободят – эта сволочь же уничтожила Братство! Естественно, он примкнул к шайке Даттин – все они одна свора. Лишь бы мы впахивали на них! Болтают о необходимости, строят свои заумные замыслы, а на улицах опять умирать будем мы! Пусть катятся к черту! – Он уже кричал, орал в лица своим самым близким людям. Эльшара отшатнулась от него.

А Карла вскочила. Вызывающе, с гневом в глазах.

– Прекрасно! – выпалила она. – Значит, сама разберусь!

– Печенье! – пропела Барсетка, показываясь в саду, на подносе новые чашки чая, тарелки с печеньем и бутербродами. Упырица опешила перед открывшейся картиной – Бастон и Карла прожигают друг друга взглядами, бледную Эльшару бьет дрожь.

– Оставь нас на минутку, – бросила Карла.

– О-хо-хо, не могу, драгоценная, – ответила Барсетка. – Меня вызвали вниз – вечером мы идем на Маревые Подворья, все упыри. Так приказал владыка Крыс. Перед тем как я сойду в темноту, надо положить в живот немного верхней еды, поэтому я сяду с вашей мамой и поужинаю, и больше кричать мы не будем. – Барсетка копытом придвинула еще одно кресло, потом поставила на столик поднос. Упырьей силой усадила Бастона и Карлу по местам.

– Спасибо тебе, – сказала Эльшара.

Барсетка сняла вуаль, отложила в сторонку. Карла машинально взяла ее и стала аккуратно складывать.

– Как мило. – Барсетка искоса поглядела на девушку. Упыриха сгребла бутерброды горстью и затолкала в свою волчью пасть – давилась каждым куском, но пропихивала еду в утробу. И говорила с набитым ртом:

– Я невольно услыхала ваш разговор. Может, лезу не в свое дело, но малость выскажусь все равно. Вот вам совет гвердонского упыря: всякие чудища и большие шишки во главе города вечно плетут интриги и подминают друг друга. Порой они бывают полезны, порой вредят, но никогда и ломаного гроша не дадут за нас, простолюдинов на улице.

– Идж писал… – начал Бастон.

– Иджа я знала, – сказала Барсетка. – Очаровательный мужчина, жаль, не слишком практичный. Он мог провалиться в открытый люк, рассуждая на ходу о мгновениях судьбы. Или взять господина Келкина – его-то я всегда поддержу, после того, что он для нас, упырей, сделал, но притворяться не стану, будто мы ему нравимся. Господин Келкин дрался тогда со священством, вот и использовал упырей против церкви, по ситуации. Или… – Барсетка проглотила очередной кусок мяса и вздохнула: – Или мисс Даттин, чье имя, слыхала я, склоняли тут самым неприятным образом. – Она резко пнула Бастона в ногу: – Мисс Даттин купила мне этот дом и была для меня добрым другом. Она старается сохранить мир в нашем городе, но Бастон тоже прав, ей на нас по большому счету плевать. Не совсем, не хочу быть жестокой. Но когда настают трудные времена, страдают те, кто внизу, – простой люд. – Она поглядела на Бастона, прикрываясь от солнца когтистой ладонью: – Раск даст за тебя хоть ломаный грош?

Бастон медленно покачал головой:

– Не знаю. Но Шпат-то уж точно. Что, если мы его потеряем?

– Шпат Иджсон мертв, драгоценный. – Барсетка прикончила последний бутерброд и облизала пальцы. – Кто-кто, а упыри знают. В конце концов гибнет все. – Упыриха встала и поклонилась, словно сходила со сцены. – В скором времени мы еще с вами покушаем, – добавила она, – так или иначе.