Однажды, как предсказывали наставники, из этой сугубой сложности возникнет Разум, интеллект за пределами чьего-либо понимания, кроме своего собственного. Этот Разум охватит собой все знания из архива, проникнет во все раны этого мира, и все будет обновлено. Разум должен будет…

– Им оказалась ты? – спросила Кари.

– Чего? – Мири подавилась и так закашлялась, что выхаркнула нечто темное и сморщенное. – О чем ты говоришь?

– О Разуме, про который они толковали. Ну, то бишь ты – охренительная чародейка, тебя они и искали.

– И было предсказано, что мировое равновесие восстановлю именно я? Нет, Карильон Тай, не все мы избраны судьбой для великих целей. Я хорошо колдую, но я не прославленный архиволхв. И это не таинственное пророчество, а просто философская теория. – Мири утерла губы. – Моя история довольно обычна. Странники выискивают таланты. Кхебеш собирает у себя самые светлые головы. Им интересны острые умы и неиспорченные божественным души. – Мири кивнула на обернутую куском кожи книгу: – Таких, как ты, обычно строго запрещено пускать во Врата. Ты стала бы угрозой их драгоценному равновесию.

Кари угрюмо насупилась и опять забросила леску.

– Да ладно, – сказала Мири, – херня это все. Их теории – херня. Возьмем нас с тобой, к примеру. Заклинания, над которыми я корпела целую жизнь, все они вместе – вообще не сравнятся с тем хаосом, что ты обрушивала будучи святой. Я зажигала свечи, а ты устроила пожар на весь мир.

Кари не отвечала, только плечи поникли. «Не я, – хотелось ей возразить, – это все боги». В воде проступили тени. Опять подошла крупная рыба. «Давайте, скоты, клюйте». Со всем своим мистическим опытом и связью с потусторонними силами ей даже чертову рыбину клевать не заставить. Ныли запястья, откуда Ворц выцеживал кровь.

– Я им про все это сказала, – продолжила Мири. – Говорила, что мир за их стенами не восстановить по крупицам и добровольно ограничивать нашу силу просто глупость. Я была не одна. Другие тоже согласились со мной, и я была не первая, кто приводил эти доводы.

– Первым был Тимнеас, верно?

Мири расширила зрачки от удивления:

– Откуда ты знаешь это имя?

– Сама же сказала. – Кари похлопала по борту лодки. – Ты в честь него назвала это судно и еще добавила, что он тебя вдохновлял.

– Он покинул Кхебеш задолго до моего появления, но в библиотеке нашлись некоторые его гримуары. Он был скитальцем, странствующим чародеем. Часто путешествовал в Ильбарин. А порой и дальше. Когда я обратилась к мастерам, то взяла с собой гримуар Тимнеаса, но меня не стали слушать.

– Значит, тем господам, которых мы собираемся просить об услуге, ты посоветовала засунуть их философию в задницу. И что потом?

Мири уехала, не заслужив свой посох. Вместо него она наколола на коже звездные знаки, карту своей души. Тем заявляя, что пусть горит и сыпется целый мир, но себе она не изменит. Не станет прятаться за Призрачными стенами, не предаст свой талант к волшебству. Однажды войдя в Кхебеш через Жемчужные Врата, спустя пять лет она ушла тем же путем. Сбежала в ночь, закутавшись в плащ с оберегами. Наставники не были мстительными и жестокими, но кражу секретов они бы не потерпели. Если бы поймали, то вернули б ее назад и больше не выпустили никогда. Она кочевала по свету, нигде не останавливаясь надолго из страха повстречать странствующего чародея.

Вернулась на старую дорожку. Наемники Пультиша к тому времени все погибли, и она поплыла на запад в торговые города, где чародею легко было получить работу. Она стремилась доказать мастерам-затворникам, что глупо прозябать в безвестности, забрасывать дар к волшебству плесневеть ради неуместного чувства долга перед будущим, что никогда не наступит. Божья война потрясла и расколошматила мир куда сильнее, чем хватило бы сил одной чародейки, и на его руинах она собиралась хорошо пожить для себя, пока не придет конец.

Получше, чем раньше, спасибо обучению в Кхебеше. Получше любого выпускника пыльных институтов Хайта или академий Дымного Искусника. Ученые алхимики Гвердона могли потягаться с ней в ловкости и умении, но никак не в силе. Она оттачивала свои чары, и кости ни разу не выпали к худу. Не всегда безупречно везло, и струящаяся мощь обжигала, но не могла поколебать ее непреклонности. Обретенная власть того стоила.

Из Севераста в Джашан, в Кхент, в дюжину других мест и под конец – в Гвердон. Некоторые города Кари неплохо знала, но Мири описывала их совсем по-чужому. Жуть к жути липнет, подумала Кари, никто не будет нанимать чародея, чтобы спереть груз голубого жадеита или обнести склад с нектаром поэзии. Нет, чародея позовут, когда надо сразиться с демоном, или проведать сны видного политика, или…

– Когда тебя нанял Хейнрейл? Тогда же, когда присвоил мой амулет? – Ладонь Кари невольно ощупала шею, напомнив, что ее сокровище опять отобрали. На этот раз потеря амулета не угнетала так сильно. Она узнала о происхождении украшения, и это его подпортило. Однако тогда кулон был единственной вещью, оставшейся от неизвестной матери, последним утешением и теплом.

– Нет. Я и до этого работала с ним пару раз. Он держал меня в тайне от остальной воровской гильдии.

– Братства, – механически поправила Кари. Сплюнула за борт. – Прошаренный гад.

– Со мной он хорошо обращался и не был психом вроде Артоло. Как работодателя я его оцениваю высоко.

– Он отравил Шпата!

Мири пожала плечами:

– Это все между ним и Шпатом. – Она бросила жест на гримуар: – Вот свод всех заклинаний Рамигос. Всех прегрешений, всех тревог о том, как ее поступки исказили мир. В жопу их. Мои поступки – только мои. А мир пускай о себе беспокоится сам. – Она с минуту переводила дыхание, потом продолжила: – Хейнрейл принес амулет мне. Я понимала, что передо мной могущественный талисман, но разгадать его не могла. Пришла к выводу, что ты его где-то стащила, но Хейнрейл узнал, что тебе он достался от дедушки.

– Мне сказали, что он принадлежал моей маме.

Мири улыбнулась, уродливое вышло зрелище – ее губы давно опалили произносимые слова власти, и казалось, будто открывается рана.

– Точнее сказать, он воплотил твою маму. Этот амулет был пережитком Черного Железного культа. Колдуны Джермаса Тая выковали из него связующее звено со спящими богами. Но в нем также хранилась овеществленная эманация, капля божьего голода.

– Веретенщик, – произнесла Кари. Мысль вызывала тошноту, но в той же степени и пленяла, а Мири – первая встреченная персона, способная ответить хоть на некоторые вопросы. Ну, то есть первая из тех, кто не собирался проводить над ней потусторонних обрядов, бросать в тюрьму для святых и не был желанной мишенью. – Но я-то ведь человек?

Мири насмешливо вздернула остатки носа:

– Что за тупой вопрос. Человечья природа – случайность рождения, тут нечего ценить и нечем гордиться.

– Но я же не гребаный, мать его, веретенщик?

Чародейка повернулась на бок, натягивая на себя одеяло.

– Однозначно. Я устала. Разбуди, когда ветер стихнет.

– Погоди. Я хочу услышать окончание истории.

Окончание истории было коротким, тяжелым, и за него несла вину Карильон.

Об этом Кари не стала упоминать. Тихо слушала, как Мири рассказывала о попытке сбежать из Гвердона в разгар Кризиса. Мири и Хейнрейл продали ползущим Эладору вместе с амулетом за целое состояние золотом и хотели уехать из города ночью в карете. Но той ночью Кари обрела силу и, увидев своего врага на другом конце города, не преминула ударить. Она могла бы мыслью раздавить душу Хейнрейла, смести все охранные чары Мири и уничтожить чародейку. Однако вместо этого погасила жизнь одного из несших экипаж рэптекинов, и карета, заваливаясь, врезалась в стену.

Хейнрейл с искалеченными ногами был арестован.

Мири удалось уйти. Она бежала на юг, в Ульбиш. Чтобы выжить, ей, невзирая на раны, пришлось задействовать все свое волшебство. Как игроку, который при проигрышной полосе вынужден удваивать ставку, рискуя потерять все. Ценой стигматов на теле и шрамов на душе. В Ульбише она отдала деньги, какие смогла увезти из Гвердона, за предохраняющий костюм. В прошлую поездку в Ульбиш тамошняя ремесленная алхимия заметно уступала Гвердону качеством, но за минувшие годы местные ученые серьезно продвинулись вперед, да и вообще у нее не было выбора. Отягощенная железной клеткой, она продолжила путь на юг. Обходя по краю Божью войну…