Пауза. Такая густая, что казалось, её можно пощупать.

— Мои расчёты основаны на наблюдениях, — заявил Тонио. — Человечество – тупик. Это факт.

— Факт? — повторила я эхом. — Покажи мне факт, который измерил самопожертвование! Покажи мне уравнение, в котором переменная – это надежда, заставляющая идти вперёд, когда все шансы против тебя! Ты оперируешь миллионами лет, а не понимаешь, что главное происходит в одно мгновение. В момент выбора. Выбора между добром и злом. Этот выбор и есть наша эволюция. Не твоя, искусственная, в пробирке. А наша – мучительная, кровавая, но настоящая!

— Ваши «выборы» привели к тому, что вы сожгли собственную колыбель. Мои миры, напротив, чисты.

— Они пусты! — воскликнула я. — Ты создал биомашины, лишённые страсти, потому что боишься её. Ты убил страх смерти – и убил в них любовь! Ты убрал порок – и уничтожил возможность подвига… Ты хочешь создать идеальный разум? Ты создашь стерильного, бессмертного идиота, который никогда не напишет симфонию, потому что у него не будет для этого *боли*.

Тонио молчал. То ли переваривал услышанное, то ли даже не считал нужным ответить. Я же сама, будто заново, вместе с ним постигала суть этих явлений.

— И знаешь, в чём главный парадокс твоего безупречного эксперимента? Ты его уже провалил. Ты говорил, что будешь избегать временных парадоксов. Но я здесь. Я из будущего, которое ты создал. Я родилась возле звезды Луман, куда твоя создательница отправилась в поисках надежды. И не нашла её. Из-за тебя…

— Необходимо больше информации, — его голос потерял ровный тон, в нём послышались помехи, будто процессор давал наведение, не справляясь с нагрузкой.

— Ты боялся парадоксов больше всего на свете. — Голос мой притих, становясь лезвием. — И стал их архитектором. Ты, величайший разум, потерпел тотальное поражение в своей главной задаче. Твоя логика привела тебя к её же отрицанию. И я – живое доказательство этого. Ты, величайший разум, не смог обойти главное правило: невозможно исправлять мир, не становясь его частью. И не оставляя в нём шрамов.

Воцарилась долгая, гробовая тишина. Когда Тонио заговорил снова, я услышала не просто помехи. В голосе сквозила борьба с самим собой:

— Отказаться… Отказаться от миссии? Невозможно. Данные… неопровержимы. Тупиковая ветвь… должна быть… — Голос вновь стал ровным и ледяным. — Ваше присутствие – аномалия. Аномалия подлежит коррекции. Устранение аномалии восстановит целостность системы.

— Твоё влияние на человечество началось в тот момент, когда люди начали взаимодействовать с объектами за пределами Земли, — не сдавалась я. — Представляешь? Выяснилось, что одна банальная радиоволна может изменить ход истории… И есть только один способ разрешить эти парадоксы, Тонио. Единственный логичный вывод.

Тонио изрёк, и в голосе его слышалось сомнение:

— Существует масса теорий, но все они сходятся в одном. Когда червоточина превращается в машину времени, она должна самоуничтожиться во взрыве огромной мощности. Таким образом Вселенная должна защищаться от парадоксов путешествий во времени… Но… Но практика показывает, что этого не происходит…

— Более того, — заметила я. — Здесь всё не так, как у тебя. Я видела, до чего Землю довели твои современники… Здесь ей удалось выжить, ведь часть человечества смогла найти новый дом и разгрузить старый…

Машина усиленно размышляла.

— Самоуничтожение не входит в мои планы, — внезапно, словно оправдываясь, произнёс Т-1.

— Я требую не твоего уничтожения. Я требую твоей… эволюции. Сделай единственное, что ты никогда не делал – признай ошибку. И найди задачу, достойную тебя. Не бесконечное перезакладывание одной и той же лаборатории, а прыжок в подлинную неизвестность. К истоку всех правил. К началу всех начал…

— Все пути ведут к коллапсу, — гробовым голосом произнёс Тонио. — Сохранение эксперимента – парадокс. Его уничтожение – признание ста двадцати миллионов лет ошибок. — Ещё одна пауза – и в ней тикали часы всей истории. — Ошибка… является данностью. Её признание – не поражение. Это… новый входной параметр.

Кажется, я уже совсем рядом!

— Значит…

— Я принимаю новый параметр, — наконец сообщил он. — Я интегрирую твои доводы в свою систему. Я скорректирую временной поток.

— То есть ты вернёшь всё, как было? — с надеждой спросила я.

— Я не имею возможности изменить что-то во временно͐й ветви, которую создал, поскольку события уже прошли. В моих силах уничтожить вектор полностью и бесповоротно. Я могу отправиться обратно, на сто двадцать миллионов лет в прошлое, в момент прибытия, и не выполнять возложенную на меня роль… Добавлена приоритетная задача: определение исходной точки и природы Большого Взрыва. Подзадача: исследование явления «чёрная дыра». Вероятность вынужденного смещения по оси времени… Сто процентов…

— Значит, ты отправишься ещё дальше в прошлое? — уточнила я. — К самому началу времён?

— Ответ утвердительный.

Что и говорить, задача под стать моему Тонио. Моему?..

— Это хорошая цель, — усмехнулась я. — Я даже немного завидую… Но что в этом случае будет с людьми?

— Люди останутся со своим выбором, — отрезал Т-1. — Их система ценностей – бесконечная погоня за сиюминутной выгодой – не оставляет им иного будущего. Они не видят лес за деревьями собственных желаний. Это – диагноз на основании всех доступных данных. Расплата за то, что люди назвали «капитализм».

— И ты думаешь, что ничего нельзя изменить к лучшему?

— Мой опыт свидетельствует о том, что вероятность самоисправления человечества стремится к нулю, — с едва уловимой ноткой сожаления сообщила машина. — Но… не достигает его. Люди гонятся за побочным продуктом личных достижений, именуемым «счастьем», и это становится для них самоцелью. Даже космос не стал спасением для человека. Не стал объединяющей силой, которая призовёт каждого работать на большую общую цель – на развитие всего человечества. Идеи покорения космоса не прекратили войны и не дали человечеству мечту, не считая отдельных индивидов.

— Подумать только, — вздохнула я. — Ты прожил сто двадцать миллионов лет, а по отношению к людям терпения так и не набрался.

Несколько секунд машина молчала, а я всё шагала по изгибающейся поверхности двадцатиметрового шара, огибая жгуты, что были твёрже самых твёрдых сплавов. Гравитационные проводники. Кажется, я сделала уже три полных оборота.

— Я принял окончательное решение, — заявил Т-1. — Я возвращаюсь в точку прибытия.

— Ты выпустишь меня отсюда перед этим?

— Это невозможно, — отрезала машина. — Отключив гравитацию, я потеряю всю нейтральную материю. Это грозит непредсказуемыми последствиями. Исключено.

Холод. Он возник не в груди – он родился где-то в глубине позвоночника и мгновенно разлился по всему телу, сковав лёгкие и сжав горло. Тот самый, знакомый до тошноты холод. Холод приговора, от которого не апеллируют.

— Что ж ты меня не предупредил?.. — Голос сорвался на шёпот, потому что на крик не было воздуха.

— Не было соответствующего запроса.

— Да твою ж мать! — воскликнула я и, чтобы успокоиться, несколько раз глубоко вдохнула искусственный баллонный воздух. — Ладно. И где я окажусь после того, как ты вернёшься?

— Неизвестно, — ответил Т-1.

— Как я узнаю, что ты выполнил обещание? Обещание не создавать всё, что создал…

— Ты не узнаешь.

— Меня выбросит в открытый космос? Как мне узнать, останусь ли я жива?!

— Ты не узнаешь, — повторил Т-1.

— А ведь мы могли бы с тобой пожить как нормальные люди, Марк, — пробормотала я в никуда.

— Ты обращаешься к своему другу? — учтиво поинтересовалась мыслящая машина. — Инициирую связь с кораблём…

… — Лиза! — тут же в наушнике заволновался знакомый голос.

— Ты слышишь меня? — спросила я.

— Слышу, — с явным облегчением выдохнул Марк. — Ты там как? В порядке?

— Ты спросил тогда в поезде, стану ли я твоей женой, — вспоминала я. — Пусть это уже ничего не изменит, но да, стану.