— Я совсем не помню последние месяцы, — сказала я, и голос прозвучал хрипло. — Но я помню всё, что было до. Всё, через что нам с тобой пришлось пройти… Пропусти нас, Софи. Хотя бы ради прошлого, если есть там что-то, что тебе небезразлично. А иначе… кому-то неизбежно придётся умереть. Ну а ты… ты всё равно не получишь от меня того, что тебе нужно.

Уголки её губ дрогнули в подобии улыбки.

— Я помню всё. Включая то, что видела твоими глазами… Ведь я проживала твою омниграмму вместо тысячи ночей сна. Днём я была собой, а ночью… тобой. Я хранила и оберегала тебя без малого год. И треть этого срока – кусочки твоей жизни, ставшие моими снами.

— Оберегала… — полушёпотом повторила я, словно с опаской подходила к мёртвой гремучей змее. — Заперев в саркофаге и выцарапывая из меня память? Ты не просто сошла с ума. Ты возвела своё безумие в абсолют.

— А ты – всё та же. — В её голосе прозвучала невысказанная усталость. — Разбитый сосуд, который режет всех, кто пытается его склеить. Мне *пришлось* измениться, чтобы не погибнуть. И не дать погибнуть тебе. Не дать тебе сгореть дотла.

— Всё ради моего блага, да? — Я выдавила из себя смешок, больше похожий на предсмертный хрип. — Твои оправдания источают трупный яд. Давай, придумай ещё что-нибудь, только поубедительнее… Слышала бы ты себя со стороны…

— Они вычеркнули тебя из ведомости, Лиза. Предписали утилизировать. — Её голос был ровным и острым, как скальпель. — Мне пришлось прикрыть тебя этим проектом – и закрыть… от всех. Спрятать ценнейший образец в самой надёжной тюрьме – в забвении. А дальше я могла лишь одно – показывать результат… Я месяцами тебе, вытаскивала тебя, вкладывала в тебя всё. А ты в ответ просто… сожгла мою надежду. Дотла. Ты отказала в будущем. Мне и всем остальным.

— О чём ты?!

— Ты и твои… сёстры могли остановить вторжение в зародыше, стать щитом. Но ты предпочла уничтожить лабораторию и всех моих «двойников». Год работы… год веры – ты похоронила в одном огненном вихре. Теперь будет бойня. Малой кровью не отделаться.

— Ты загнала меня в угол, как дикого зверя! — вспылила я. — И теперь удивляешься, что я рвусь?! Что ты ждала в ответ?!

— Именно то, что и получила. Твой дар расцветает в агонии. Проявляется на самой грани. — Она вновь пожала плечами, и этот жест был ужасающе спокоен.

— Мне плевать на ваши игры и войны! — выкрикнула я. — Мне не за что сражаться, потому что ты и твои новые друзья отняли у меня всё! Свободу! Даже право на собственную смерть! Я не стану вашим богом с мечом! Воюйте сами!

Из-под ног послышался искажённый динамиком голос дяди Вани:

— Давай, Лиз, вскрой ей черепушку! Этими… Своими силами, в общем… Две семёрки – на удачу.

— Чувствуешь? — спросила София, не обращая внимания на старика. — Очень многое сошлось в одной точке, будто сам мир сошёл с ума. Самоубийство человечества новым вирусом, как водится, вынудило крупных падальщиков явиться самолично. Люди были их «консервой на чёрный день», и её пришли распечатать, пока от неё хоть что-то осталось. На Земле они сделали промежуточную остановку, а теперь добрались и сюда… Но это всё вторично.

Она сделала многозначительную паузу. В которую тут же вклинился Василий:

— Я знаю, что сейчас самое главное, а всё остальное неважно. Софья, ты уже либо отойди, либо…

— Сегодня даже Терраформер почтил нас своим присутствием. — Её взгляд, будто жало, впился в меня. — Как думаешь, что ему здесь нужно? Может, он снова пришёл по твою душу?

Василий сделал шаг вперёд.

— Кончай философию разводить! Мы уходим. Либо так, либо по вашим трупам. Выбор за тобой.

Девушка промолчала, вперив в него изучающий, немигающий взгляд рептилии. Позади неё, между тем, проявились бронированные оперативники с оружием наготове. Не меньше десятка. Тишина стала густой, как смола.

— Вы, русские, упорствуете даже тогда, когда всё потеряно, — сказала София. — Даже в аду. Это… иррационально. Но вызывает уважение.

— Пока я могу дышать, не всё потеряно, — бросила я.

— Но оглянись вокруг, — призвала девушка, и в её голосе впервые прорвалось что-то, похожее на боль. — Кенгено – пепел. Цикония – могила. Пирос вымер, а Земля агонизирует прямо сейчас, под присмотром новых «друзей». Мои солдаты держат последний рубеж. А когда он падёт, что им противопоставят двести тысяч гражданских? Мольбы?

— Тебя так волнуют люди? — горько усмехнулась я. — Тогда почему ты не со своим войском? Чего ты *здесь* добиваешься?

— Я надеялась достучаться до тебя, — ответила она. Отвела взгляд, уставившись в пустоту, и спросила: — Помнишь, как мы гнались за ней?

— За этим железом? — Я встряхнула прямоугольную сумку, и не прозвучало ни звука – пластинки держались на непреодолимом расстоянии друг от друга. — Свет что ли на нём клином сошёлся?

— Нет, — сказала Софи. — Мы гнались за судьбой. Настоящей. Вместе.

— Та жизнь сгорела. Ты сама её спалила. А теперь пытаешься собрать пепел и сделать из него новую куклу. — С каждым моим словом глаза Софии темнели, а мышцы напрягались. — Ты сама сказала, что всё изменилось. Ты изменилась. Ты заставила измениться меня. А теперь притворяешься, что мы всё ещё можем о чём-то договориться… Между нами – выжженная земля.

София вновь улыбнулась. И в этой улыбке не было ничего, кроме вселенской, абсолютной, леденящей душу тоски.

— Или, может быть, это ты – последнее прибежище своего безумия, — добила я.

Она медленно кивнула, будто соглашаясь с самым очевидным в мире фактом.

— Я ещё помню, во что верила. Что вело меня вперёд… до того, как я познала изнанку мира. Вернее, думала, что познала, но вышло наоборот – это она поглотила меня… — Голос её дрогнул, став на миг прежним, уставшим. — Уж так устроена жизнь – чтобы отмыться, нужно сначала изваляться в грязи. До мозга костей.

София опустила на лицо маску – и стёрлась. Её фигура потеряла чёткость, поплыла, слилась с серой бронёй «Анкилона». Через секунду на её месте зияла пустота.

Бойцы застыли в ожидании. Приговор был произнесён.

«Анкилон» вырос ещё на метр, а я судорожно пыталась «переключиться», найти в себе тот самый тлеющий уголёк силы, чтобы повалить робота и расчистить дорогу вперёд. Скорее всего, ценой жизни. Что будет дальше – не имело значения.

Сбоку от огромного чудовища воздух пошёл лёгкой рябью, и невидимая София прошептала так, что мороз побежал по коже:

— Я обещала тебе, что мы уйдём отсюда вместе. Но, похоже, пути разошлись. Догони свою судьбу. За нас обеих. Я… отпускаю.

И ад вырвался на свободу.

Мир взорвался. «Анкилон», раскинув стальные руки-лапы, исторг сокрушительный шквал огня. Сталь ангара рвалась в клочья с оглушительным лязгом, несущие балки дрожали и гнулись. Робот, не целясь, поливал свинцом всё вокруг, обращая в бегство солдат, что секунду назад были его союзниками. Взмывали со спины чудовища микродроны-снаряды, устремляясь в погоню за дрогнувшим противником.

Я нырнула за ближайшую бочку, ум пытался сообразить, куда бежать, а тело – просто выжить. Пространство между ангарами рассекали вспышки лазеров, беспомощно царапавшие броню «Анкилона». Робот прогромыхал в нашу сторону, накрывая шквальным огнём группу, отрезавшую путь к отходу. Мы втроём, считая капсулу, застыли меж бочек и паллет – последний оплот в рушащемся мире.

Чудовище остановилось напротив, размахнулось – и одним движением распороло стену в полуметре от нас. Ледяной ветер с колючей снежной крупой ворвался в проём. Василий, не раздумывая, схватил капсулу с Ваней и док-станцию для «пчёл» и вынырнул наружу.

Я уже занесла сумку, чтобы швырнуть её вслед, как вдруг невидимые пальцы сжали моё запястье. Колыхнувшийся воздух вложил в мою свободную руку небольшой свёрток.

— Подержи пока у себя, — прошептал голос Софии прямо в ухо, пробиваясь сквозь грохот канонады.

Впопыхах сунув матерчатый комок в карман, я выскочила под ледяной вьюговей и ринулась вдоль переулка между ангарами, огибая металлический хлам, стараясь удержаться на ногах и не выронить сумку с артефактом. Позади гремел ад, впереди была лишь стена пурги. Василий уже ждал у нагромождения контейнеров, высунувшись из-за угла.