Забыв о сомнениях, я зажала ей нос и изо всех сил принялась задувать в лёгкие воздух. Грудь её вздымалась и опадала, когда бронхи с бульканьем выталкивали наружу прозрачные мыльные пузыри. Холодные губы пенились, а я всем своим весом резко давила на ладони. И снова. И снова… Давила, в надежде приникала ухом к её мокрой одежде и вталкивала в её безмолвное тело воздух. Казалось, это длилось бесконечно – и ничто не менялось.

Она не оживала.

Всё так же водянистые глаза смотрели вверх, в исчезающую во тьме пустоту, а единственная рука смиренно покоилась в ложементе. Я всё давила на её грудную клетку, закачивала в неё воздух, и так по кругу… Мы были рядом – я и она, похожие, как две капли воды, как два зеркальных отражения, но в ней больше не было жизни.

Я надеялась разбудить её хоть как-нибудь и, улучив момент, набрала побольше воздуха в лёгкие, будто делая вдох за нас двоих, и что было сил закричала:

— Живи!!!

Сорвав связки, закашлялась, а эхо потащило голос над водой во тьму.

Снова суета возле организма, который отказывался включаться, и лишь всплывали прозрачные пузыри на холодных губах.

Оживай, не лежи, как восковая кукла, выставленная миру напоказ!

Да, однажды жизнь покинет тело, но в любой момент времени – не сейчас! Вдох… Знание это – дар человеческий и его проклятье. Выдох… Блуждая по краю пропасти, а порой и надеясь сорваться вниз, нужно отсрочить последний выдох. Вдох… Ведь вместе с ним прошлое и настоящее, радость и ненависть, страх и надежда уйдут в небытие. Выдох… Факел жизни, переданный предками, нужно нести дальше. Как можно дальше. Просто иначе оно не работает…

Спустя бесчисленные вдохи и бесконечные выдохи, толчки в грудину, спрессованные в минуты, между которыми я припадала ухом к её груди и ничего и слышала, я рухнула на колени у самой кромки воды и захлебнулась горечью бессилия…

Совсем недавно я делала то, что было не под силу ни одному человеку во Вселенной, а теперь размазывала по лицу слёзы и сопли, не в силах вернуть жизнь туда, откуда она ушла. Тело, обречённое на декомпозицию, покоилось в этой капсуле. Ощущение безучастности развернулось сверху, занимая место каменных сводов.

Меня больше не было, и незачем было держать равновесие на этом камне. Оставалось распасться на атомы и раствориться в тёмной воде, что окружала последний островок во тьме.

Но ведь я всё ещё дышу. Вдох… Но я ли это? Выдох… Если та, кто называла себя Софией, больше не являлась ею и стала совсем иным человеком, теперь я уже сомневалась в том, что я была на самом деле собой. Вдох… Быть может, я – это она, лежащая передо мной? Выдох…

Что мне было известно про них, а главное – про себя? Спустя полтора часа жизни и падение в бездну я нахожусь здесь, и всё, что у меня есть – тёмная необъятная пещера, синтетическая голова под ногами и тело в капсуле рядом, на каменном островке.

— Я запуталась, — прошептала. — Упустила время и не смогла тебе помочь.

Как и остальным. И я их вспомнила.

Всех тех, кого не сумела спасти, кто сделал меня мною. Проступали самые яркие минуты отчаяния, как новые острова из глубин, а я всё никак не могла очерстветь к угасанию жизни. Удалить из себя что-то нематериальное, став калекой. Вокруг ушедших людей зажигались фонарики других воспоминаний, совсем разных. Яркие звёзды добрых людей и хороших событий.

Марк, Рамон, Элли, Отто, Руперт, мама и отец, доктор Хадсон, Джей…

Я вспомнила и ребёнка. Девочку Алису, которая обошла все расставленные смертью ловушки, выжила в аду и спаслась.

Мимолётом проносились те, кто встречался мне на пути, сталкивая собственные судьбы с моей, задавая для наших энергий направление. Жизненный путь мой поднимался из-под воды, словно затерянный город…

Меж сомкнутых мокрых ладоней струился слабый синеватый свет и становился ярче. Деликатный плеск воды мигом выдернул меня из пучин смятения, и я отняла руки от лица. Каменный островок подо мною испускал тусклое свечение. Воды прибавилось на четверть метра, я спохватилась и едва успела отобрать недвижимую синтетическую голову у подхватившего её течения, а капсула с усопшей, покачиваясь на потревоженной глади, тихо заскользила во тьму, как лодка.

Стоя с головою в руках на глыбе, я видела, как поверхность приподнимается над водой, а затем отрывается от её глади. Камень пульсировал на все лады, перетекал мерцающей поверхностью по самому себе, и поднимался всё выше. Далёкий потолок был где-то там, я представляла его влажные гранитные неровности и сталактиты, проступавшие из тьмы.

Растворилась уже в темноте под камнем водная поверхность, а огромный продолговатый валун, слегка покачиваясь, нёс меня в никуда вдоль неведомых пещер, через едва очерченные тусклым свечением гроты и заполненные водой расщелины, мимо шелестящей во тьме воды, далеко в обход грохочущих, разбивающихся о далёкие валуны потоков.

Я улеглась плашмя на этом островке посреди неизвестности и была готова принять всё, что произойдёт. Меня укачивало, волны пережитого постепенно откатывались, уступая место опустошённости и онемению. Над головой уже растянулось звёздное полотно. Голубые и бирюзовые, синие и белоснежные, бесчисленные огни мерцали в такт моему дыханию и растворяли его в себе. Они неспешно уплывали вдаль и вновь приближались, сменяя друг друга. Можно было коснуться их – и я вытянула руку. Это что-то мягкое, я была почти уверена. Поблекли и затухли огоньки, образовывая круглое пятно тьмы там, куда я тянулась. Побоявшись спугнуть эту странную теплящуюся тишину вокруг себя, я вновь легла смирно и позволила воздушному течению уносить меня в неизвестность.

Своды пульсировали светящимися, будто из неона, прожилками, и я поняла, что нахожусь внутри чего-то, и это что-то перемещалось очень быстро, но всё это было где-то снаружи. Перепады силы тяжести превращали низ в верх и наоборот, но что-то удерживало меня на месте…

— Где я?

Прожилки моментально потухли, и я оказалась в полной тьме. Робкая искра родилась напротив, вспыхнула синим цветком и выросла до размера волейбольного мяча. Плазменный шар замерцал, и в такт ему со стен заструился электрический шёпот:

— Выбор углеродной сущности привёл её в тишину.

— Почему я здесь?

— Углеродная сущность подавала сигнал, — ответил электрический шёпот. — Сильный сигнал. Созерцание откликается на интересные сигналы.

— Какое вам вообще дело до меня? — спросила я, и небо надо мною вновь замерцало звёздными скоплениями. — Я всего лишь человек.

— Созерцание внимает итерациям, что могут меняться, — пространно прошептало электричество. — Ты меняешься. Это интересно.

— Это загадка, которую я должна отгадать?

— Это наблюдение. Чтобы понять итерацию, нужно наблюдать за её изменениями.

— Может, для удобства перейдём на «ты»? — предложила я. — Ответь, что ты такое?

— Я – Созерцание. То, что вы называете Любопытством, — прошелестел сияющий шар. — Мы созерцаем столкновения энергий. Сильная итерация поглощает слабую. Но иногда слабая итерация меняет правила… Неизвестная переменная. Ты меняешь правила. Но твоя оболочка платит за это распадом связей.

— Распадом связей? — уточнила я.

— Нейронные сети рвутся. Память исчезает. Цена изменения.

— Да, я уже слышала что-то подобное… А ты, искорка, стало быть, присматриваешь тут за мной и за всем?

— Мы наблюдаем. Эта форма – упрощение для твоего восприятия. Чтобы итерация не разрушилась от страха.

— Хочешь сказать, шар света, который я вижу – это то, что я могу понять?

— Это воплощение, чтобы избежать отторжения. Твоя оболочка отторгает прямое общение.

— Ты прав, мне не нужна коммуникация, — согласилась я. — Ни с шаровой молнией, ни с кем-либо ещё. Я хочу покоя и отдыха, вот и всё.

— Большая энергия поглощает малую. Чтобы сохраниться, малая энергия должна изменить свой вектор, — пространно шелестел огонёк. — Твоя энергия теперь связана с другими. С теми, кто позволил Созерцанию преобладать над инстинктом оболочки. Чтобы продлить существование, тебе нужен твой вид.