Изгибы дороги петляли змеёй, зажатые меж мощёных красно-белой плиткой тротуаров, проносились и оставались позади гостиницы и магазинчики, и только одно было неизменным – синяя полоса большой воды. Она то исчезала за деревьями, то появлялась вновь, но неумолимо приближалась.
— Слушай, Софи, а мне ведь не в чем искупаться, — вдруг спохватилась я.
— Тоже мне, проблема, — фыркнула Софи и крутанула руль, останавливая машину рядом с одним из многочисленных придорожных магазинов…
Примерив подходящий купальник, я так и осталась в нём, Софи расплатилась за покупку подкожной меткой, и мы вновь вырулили на шоссе.
Играла музыка, обещающая нам целый мир. Ветер носился вдоль эстакады, то и дело пощипывая двух пассажиров кабриолета, так и норовя сорвать с них головные уборы. Вскоре из-за очередного изгиба дороги на нас надвигался тёмно-синий холст, усеянный разноцветными кляксами разномастных судёнышек, припорошенный головами многочисленных купающихся, отгороженный от нас лишь кремовыми зубцами и антеннами стоящих вплотную к морю отелей.
— Знаешь, Софи, я не могу тебя понять, — сказала я, повернувшись к ней. — Зачем тебе холодный космос, когда здесь так хорошо? Ты живёшь в солнечном раю, у тебя буквально под боком чистое ласковое море, о котором большинство может только мечтать.
— Ты же сама всё прекрасно понимаешь. — Софи посмотрела на меня и улыбнулась. — Если жить в раю, он очень быстро надоест, примелькается и превратится в обыденность…
Ещё один поворот руля – и мы движемся по узкому переулку вдоль припаркованных машин, мимо каких-то заброшенных, исписанных каракулями сараев, переполненных мусорок, укрывшихся в тени пальм, и изнемогающих от жары и подъёма в горку изнеженных морем и расплавленных Солнцем туристов…
Машина остановилась у большой зелёной площадки, высаженной идеально подстриженной травкой. Трещали поливалки, орошая изумрудную зелень живительной влагой, а впереди, меж укрытых пальмовыми листьями верхушек тапас-баров, треугольных крыш фастфуд-забегаловок и сонмища белоснежных зонтиков проглядывала тонкая полоска воды цвета индиго. В небе, под яркими куполами висели парасейлеры, привязанные к морю тонкими ниточками тросов.
Вода же, покрытая рябью, стояла недвижимо – сегодня балом правил степной ветер. Тот самый, что, летя со стороны гор, валит пляжные зонты на песок и несет над водой лёгкие белые пушинки. Приправленный детским смехом ветер с едва уловимым ароматом жареной картошки.
Шумели голоса, по прибрежному бульвару ходили люди – множество людей. Ещё больше людей было на песке, на шезлонгах, под зонтами, у самого берега. Казалось, здесь собралась добрая половина мира. Вдоль берега, прямо за буйками плыла гигантская платформа с рекламным экраном, на котором мелькали названия брендов, сочащиеся блюда и части тел. Всё это разом обрушилось на меня, заставляя подспудно втянуть голову в плечи. Нестерпимо захотелось убежать обратно в тихую квартиру.
— Нужно забраться подальше от людей, — словно прочитав мои мысли, сказала Софи. — Я знаю местечко, пошли. Придётся немного подвигать ногами…
Крепко держась за руки, мы шли по плитам дорожки, а я ловила на себе взгляды – настороженные, любопытные, неприязненные… То и дело я замечала в толпе встречных прохожих тех, кто украшал себя имплантами. Сияющая хромом рука по локоть, алые горящие глаза или роскошные бугристые мышцы плеч под прозрачной биопластиковой кожей – всё это было баловством, прихотью, попыткой выделиться среди пёстрой толпы одиночек, нечто вроде татуировки или пирсинга.
Я же, оставшись в одном купальнике, являла собой нечто наполовину живое, с потускневшими от времени матовыми механическими руками и ногами, с белым продолговатым шрамом на животе, с туго перетянутым бинтами плечом. Выбиваясь из общей картины, я не разделяла атмосферу беззаботности, во мне не было стремления выделиться – одно лишь желание скрыться с чужих глаз. Я была вынуждена стать той, кем стала – и окружающие чувствовали это, обходя нас с Софи по дуге…
Впереди вырастала прибрежная скала, вдававшаяся в море. Людей становилось всё меньше, голоса, зазывавшие купить мороженое, прокатиться на яхте или отправиться на экскурсию, постепенно затихали за спиной. Вскоре песчаная полоса кончилась, мы выбрались на какую-то полузаросшую тропу, утопавшую в кустарнике и накрытую тенями цератоний. Искрился сиренью раскидистый багрянник, вокруг сновали насекомые, а мы перевалили через невидимый хребет и стали спускаться вниз, под горку.
Зелень неожиданно расступилась, и я увидела берег – крутой каменистый склон, заросший прибрежной травой. Он тянулся вдаль, а слева, из воды торчали посеревшие от времени и соли остовы зданий. Где два этажа, где три или четыре – они, неизменно чернея пустыми провалами окон, уходили вдоль берега прочь от нас, к укрытой белёсой дымкой горной цепи, что отрезала от остального мира широченную курортную зону – ныне прекратившую своё существование.
Справа по берегу, по верхушке склона за поворот тянулась единственная дорога, редкие строения вдоль неё тоже казались заброшенными. Внизу, у воды тоже были люди – но их было несравнимо меньше, чем на пляже. Маленькими группками они расположились на камнях тут и там, наслаждаясь удалённостью от всеобщего шума и гама.
— Мы уже пришли? — спросила я, разглядывая щербатые серые зубцы сползающих в океан зданий.
— Нет, нам дальше. Туда, где кончается коса. — Софи указала рукой на море, где горная цепь, которую мы только что пересекли, резко срывалась в море. — Кстати, ты говорила про рай… Это в феврале здесь рай. Пожилые говорят, что когда-то так было в июле, но теперь в июле лучше сидеть дома, а уж если и ходить по улицам – то коротенькими перебежками…
Солнце выползало в центр сцены небосвода, голову ощутимо припекало, но мне было всё равно – памятуя ад в лавовых полях Пироса, я сочла бы любую жару на Земле лёгкой прогулкой под прохладным ветром…
По тропе вдоль косы мы выбрались к самому её торцу, и под ногами из зарослей резко возник отвесный скалистый берег. Пенные барашки, переливаясь под лучами солнца, кучерявились на гребнях откатывающихся, отскакивающих от острых камней лёгких волн, а впереди, на расстоянии полукилометра, из воды в небо вздымалась башня.
Основание маяка ушло глубоко под воду, и над поверхностью торчали лишь метров двадцать конструкции, которую венчала покрытая ржавыми потёками световая камера. Снизу облупившиеся стены башни постепенно заволакивались зелёной плёнкой водорослей – они нитями пробирались всё выше, пытаясь дотянуться до огороженной перилами площадки с бледным стеклянным фонарём, угасшим навсегда.
В вышине над маяком в синем небе кружила пара чаек, издавая пронзительные крики – они едва доносились до нас, увлекаемые ветром с суши, уносимые обратно в море.
— Ну что, Лиз, ты ещё не забыла, как плавать? — спросила Софи и с озорной улыбкой покосилась на меня.
— Только не говори мне, что ты собираешься прыгнуть туда. — Я опасливо смотрела на пену, клокотавшую под самыми ногами.
— Там глубоко, раньше эта скала была намного выше. — Она вытянула руку вверх, словно показывая, насколько выше была скала когда-то. — Ты только оттолкнись посильнее – и всё будет хорошо.
— Софи, может всё-таки не надо?
— Тебе нечего бояться. Смотри! — Согнув колени, она легко спружинила от травы, сгруппировалась в воздухе и рыбкой скрылась под рябью игривых волн.
Через несколько секунд голова её показалась над толщей воды, и она крикнула:
— Догоняй!
Закрыв глаза, я глубоко вдохнула, досчитала до трёх и сиганула следом. Несколько секунд свободного падения – и тело моё погружается в холод, уши наполняет бурление воды, а руки и ноги сами движутся, выталкивая меня наружу, на поверхность. Почувствовав рядом с собой движение чьего-то тела, я открыла глаза.
— Не бойся утонуть, море само понесёт тебя – тебе нужно лишь вдохнуть полной грудью, — увещевала Софи, придерживая меня под руку. — Если станет тяжело – просто ложись на спину. Я буду рядом.
