— Это жалящий, — простонала Элли, оторвав наконец руки от лица. — Старик Пабло был прав, а все над ним смеялись… Все хохотали, а он боялся их до усрачки…

Глаза её были широко распахнуты и смотрели мимо меня в ясное солнечное небо, синие губы тряслись, спутанные волосы налипли на смертельно бледном лице. Наконец, я кое-как перевязала рану курткой и потуже затянула импровизированный жгут. Кровавое пятно неумолимо расползалось по штанине.

— Элли, что мне делать?! Как тебе помочь?! — едва сдерживаясь, чтобы не разреветься, вопрошала я – понимая душою, что не в моих силах что-либо сделать.

Мы в тупике, и нас вот-вот настигнут преследователи. Она истечёт кровью… Нет, не должна! Я зажала рану рукой, Элизабет болезненно застонала.

— Нога… Я её не чувствую, — бормотала она, бледнея на глазах. — Ноги отнимаются…

Я стремительно погружалась в бессильную тоску, хотелось грызть землю, кричать и беспощадно бить… Кого? Себя… Себя – за то, что впала в ступор и не среагировала. Я ведь могла что-то сделать. Могла же?

Лицо Элизабет изменилось, она уставилась на меня, а в глазах её появилось какое-то дикое, сверкающее безумие.

— Надо убегать, пока ещё можно! — Лихорадочно шаря вокруг себя руками, Стилл перевернулась, встала на четвереньки и с нечеловеческой прытью ринулась прямо в болото – как рвётся вперёд разрывающийся реактивный двигатель в последние свои секунды, разрушаясь, разлетаясь на осколки, сгорая в собственном пламени.

— Стой! Куда?! — Я машинально ухватила её за ворот куртки, и она с оглушительным плеском рухнула в воду и почти по самые плечи скрылась в вонючей жиже, едва не утянув меня за собой.

Погрузившись по шею, повернула ко мне лицо. Чудовищно бледное, почти голубое, оно приобрело осмысленность, и она безучастным, бесцветным голосом сказала:

— Прости… Мне страшно. Это конец…

— Это не может быть конец! Не смей говорить так! — вскрикнула я и потянула её за ворот.

Ноги и свободная рука соскальзывали в болото, силы предательски покидали меня, тело разбивала дрожь, и я вдруг ощутила вселенскую усталость – словно все долгие недели недосыпа, недоедания, фанатичного самоистязания в погоне за местью вдруг разом обрушились на меня. Элизабет что-то тянуло вниз, под воду, словно чья-то мёртвая рука ухватила её за ногу и настойчиво тащила в глубины ада. Единственное, на что хватало моих сил – это не отпускать злосчастный ворот меховой куртки.

— Совсем исхудала, бедняжка, — ласково, с какой-то странной джокондовской улыбкой произнесла Элизабет синими губами.

Прозрачное лицо её будто насквозь просвечивали лучи жёлтой звезды Каптейн. Тяжело и прерывисто вздохнула она и пробормотала:

— Это слишком хороший день, чтобы стать последним…

— Элли, пожалуйста, — умоляюще простонала я. — Я не могу тебя вытянуть, помоги мне! Пожалуйста, ты должна мне помочь!

— Я не чувствую ног, Лиза… Я не могу двигаться, мне тяжело дышать… Это паралич. — Нежно-голубые глаза на торчащей из жижи голове возделись к ясному небосводу. — Сделай для меня кое-что. Обещай…

Позади уже слышались окрики, кто-то хрустел кустами и с шелестом мял траву. Последние силы покидали меня, я неумолимо сползала по скользкому берегу в жижу следом за Элли, и от чувства бессилия из глаз струились слёзы.

— Что мне сделать? — вопросила я, давясь горечью, подступившей к горлу.

— Я хочу, чтобы ты запомнила меня… Сохрани память обо мне. И ещё кое-что… Как честный коп, я давно должна была это сделать… — Её белая ладонь, возникнув из топи, робко легла на моё запястье. — Ты арестована.

Пальцы мои предательски разжались сами собой, и голова Элли скрылась в трясине. Последний пузырь с тяжёлым вздохом лопнул на поверхности, и жижа успокоилась – лишь колыхались на лёгких волнах рваные сгустки болотной ряски.

Шаркающие шаги и шорох мнущейся травы приближались. Яростно, до красных кругов перед глазами зажмурившись, я отползла от воды, нащупала брошенный в траву «Истерн» и превратилась в слух, словно покинув своё тело. Я ловила только этот шелест высокой осоки, а где-то на периферии сознания раздавались зычные выкрики:

— Вам некуда бежать! Выходите с поднятыми руками! Сдавайтесь, и мы сохраним вам жизнь!

Закрыв глаза, я молча сидела в траве. Спустя долгие секунды, когда верный инстинкт убийцы отдал команду, я рывком развернулась и выпустила в заросли короткую очередь. «Истерн» заплясал в руках, кто-то вскрикнул, рухнуло грузное тело.

Пригнувшись, я оттолкнулась ногами от земли и выстрелила собою вперёд, к деревьям. Пролетела несколько метров и спряталась за трухлявой коряжиной, торчащей из волглой земли. В отдалении загрохотало, сквозь осоку засвистели пули, с глухим стуком разбивая ссохшуюся древесину у меня над головой. Теперь вниз, снова в траву и перебежками – к другому дереву. Внезапность – мой козырь. Только внезапность и мой верный инстинкт убийцы всегда спасали меня…

Выстрелы стихли. В ушах гудело, в висках бешено стучал пульс, а бесконечная усталость придавила меня сверху и заставила осесть на землю, привалиться к бугристому стволу. Невыносимо ярко светило солнце, осыпая лицо бесценным сокровищем – своими редкими добрыми лучами. Шелестели заросли, кто-то приближался. Уходить было некуда, я была загнана в угол, и не осталось сил, чтобы сопротивляться.

Тень заслонила солнце, и я подняла глаза. Передо мной стоял человек в опрятном деловом костюме. Чёрными провалами очков он безмолвно впивался мне в душу.

— Это ты во всём виноват, — прошипела я. — Ты… Всё из-за тебя.

Собрав в кулак остатки воли, я прицелилась в белоснежную рубашку и нажала на курок. Ничего не произошло – никакой карабин я не поднимала – он так и лежал сбоку от меня, – и никакой курок я не нажимала. Я снова вскинула ствол и зажала гашетку – и снова тишина… Раз за разом я поднимала оружие и прицеливалась в кончик синего галстука, но мысль не превращалась в действие, и ничего не происходило – оружие всё так же покоилось на мокрой траве. Тело моё больше не принадлежало мне. Нервные импульсы, которые посылал мозг, терялись в закоулках воображения, а худой человек в костюме неотрывным взглядом чёрных линз высасывал из меня душу.

Сбоку мелькнула вторая тень, и увесистый приклад столкнулся с моим виском…

* * *

… — Да чего ты возишься-то? — злобно спросил кто-то.

— Всё должно быть чисто и аккуратно, — пробасил второй голос, добрый.

— Слушай, клеёночку ты будешь у себя в клинике стелить, а нам здесь нужна скорость и результат. — Злой голос приблизился. — Шеф сказал, что голова – самое важное. С неё и начнём, а остальное можно отпилить под корень, да ободрать оставшееся мясо.

Я открыла глаза. Тёмный силуэт возвышался надо мной.

— Смотри-ка, очнулась.

Вторая фигура, покрупнее, выдвинулась из тени.

— Тем хуже для неё, — с долей сочувствия произнёс добрый. — Не стоило тебе, подруга, просыпаться.

— Нет, так даже лучше, пусть помучается… Ты в курсе, Фредерик, скольких она на тот свет отправила? Я тебе скажу – ты не поверишь.

— Сколько?

— До хрена! Человек сорок! Завалила Дикобраза, Слесаря, Гундосого… Даже Рефата прикончила – уж Рефат был бойцом… Но эта собака больше не будет кусаться… Эй, шелудивая псина! Ну-ка, попробуй укусить! — Очертание стало ближе, раздался звонкий шлепок, но я ничего не почувствовала – лишь дёрнулся мир вокруг. Перед глазами в воздухе щёлкали расплывчатые пальцы. — Она – бревно. Можно делать всё, что угодно. Блокатор периферии будет действовать ещё часов десять. За это время мы её сто раз разобрать успеем.

— Жалко разбирать… Красивая девка-то.

— Потом сможешь с тушкой поразвлечься, — ехидно проскрипел злой. — А пока – делай дело, слюнтяй! Вот здесь…

По основанию шеи едва ощутимо прошёл наконечник маркера.

— А железки-то хорошие, — говорил злой, разглядывая меня сверху. — На них поди уже целая очередь выстроилась! Бабок поднимем нормально!

— Да неужто кому-то может понадобиться такой размерчик? Разве что подросткам…