— Не только ею, — возразила я и уселась рядом с печкой, скрестив ноги. — Хоть «сок» и приглушает аппетит, сил у меня хоть отбавляй. Я никогда себя так бодро не чувствовала. Могу горы двигать голыми руками. Хочешь покажу?

— Не нужно, — отмахнулась Элли. — Сейчас ты двигаешь горы, но такими темпами скоро двинешь кони. Лучше расскажи, что там у тебя. Которому по счёту ты сегодня голову свернула?

— Двадцать девятый.

Я сунула руку за пазуху и вытащила скомканные исчерченные листочки, вырванные из блокнотика Данилы. На них карандашным грифелем была отпечатана моя одержимость – косые наброски, планы, небрежные рисунки висельников, подклеенные фотографии и вырезки… Стараясь вытряхнуть, вычеркнуть из памяти глаза маленького мальчика, я положила листочки на пыльный пол рядом с Элли.

— Остался тридцатый, и на этой планете мне больше делать нечего, — сказала я. — Скоро мы сможем попрощаться, и ты вздохнёшь с облегчением.

— Насчёт вздохнуть с облегчением вряд ли, — улыбнулась Стилл. — Я тут в такие дебри полезла… Слушай, тебе, наверное, интересно, чем я всё это время занималась?

— Если честно, не очень, — честно призналась я, ощутив вдруг укол стыда.

— Я двигала забытое дело о пропавших детях, — заявила она, ничуть не растерявшись. — После беседы с той дамой оно пошло так хорошо, что аж штукатурка со стен посыпалась.

— И что же тебе удалось выяснить?

С разгоравшимся интересом я придвинулась поближе, а Элли тем временем выдержала паузу и разлила чай по металлическим кружкам.

— У этого твоего Слесаря, с которого всё началось, есть покровители кое-где наверху. Пару раз бывший руководитель нашего отделения пытался к нему подобраться, но ничего не получилось. Потом и вовсе дело интерната изъяли из полиции, а все материалы передали старшим братьям… В смысле, гээсбэшникам, в какой-то из тамошних комитетов.

— Галактической Службе Безопасности?

— Солидное название для спецслужбы, правда? Чувствуются галактические амбиции! — усмехнулась Элизабет. — Дело отдали – и на этом всё. Тишина. Бывший начальник как-то заикнулся о том, чтобы вернуть дело к нам и возобновить расследование, но вдруг неожиданно написал рапорт о переводе на Землю, и рапорт тут же удовлетворили. Он даже попрощался с коллективом по удалёнке, но у меня почему-то нет уверенности, что это был он.

— Значит, дело заметают под ковёр? Неужели на уровне Комендатуры?

— Бери выше. — Элизабет показала пальцем в потолок. — У Комендатуры только одна цель – угомонить разноцветных партизан. Их в своё время создали службисты Конфедерации в помощь властям Каптейна, чтобы давить вооружённых социалистов, но как обычно, всё вышло из-под контроля. Бандиты есть бандиты, и единственное, что можно вырастить из кучки убийц – это преступную группировку. Они выполняют любую работу для тех, кто платит деньги.

— Когда-то я сама занималась чем-то подобным, — пожала я плечами.

Стилл смерила меня долгим взглядом, подула на горячую чашку и продолжила:

— В отличие от благородных социалистов-меркуловцев с принципами, этим вообще наплевать на всё. Сегодня они режут красных по заказу Комендатуры, завтра охраняют плантации наркобаронов, а послезавтра угоняют в рабство мирные деревни. Суды здесь давно уже толком не работают, я в этом сама убедилась. Любое крупное дело, которое идёт через суд, превращается для судьи в простейший выбор – либо взять взятку, либо погибнуть от рук наёмного бандита. Прямо как в Колумбии в двадцатом веке. «Хочешь жить – бери сто тысяч».

— Кажется, твой дядя Ричард рассказывал про эту цветную круговерть с партизанами и наркотиками, — заметила я.

И вдруг вспомнила, как чуть не перерезала ему, спящему, горло, и непроизвольно вздрогнула всем телом. Что было бы, сделай я это? Наверное, после такого можно было бы с благодарностью принять пулю от Элли, ведь она бы такого не простила. А я? Могла бы я себя простить, или предавалась бы жизни без сожалений? Недолго, впрочем, ведь за ампутацией сожалений часто следует что-то ещё. Расчеловечивание.

Тем временем Стилл, не моргнув глазом, вещала:

— Вся эта цветущая наркоторговля и контрабанда померкли по сравнению с повесткой усмирения партизан. Прекращение огня – вот, что занимало уютные кабинеты Комендатуры больше всего. А способ примирения у них был только один – нарезать планету на владения. Социалистов Меркулова в конце концов раздавили… Оно и понятно, эти гринго ненавидят всё, что связано с социализмом, остатками своих душ… Но остались сотни вооружённых группировок и банд, которым нужны деньги. Много денег… А где же их взять? — Она задрала брови и развела руками. — Промышленности нет, инвестиций нет, все частные начинания загибаются на фоне зашкаливающей преступности. И тут в игру вступают военные, которые давно уже наладили каналы сбыта наркотиков по всему Сектору. А если ещё точнее – военные учёные. Эти ребята просто купаются в деньгах – Конфедерация финансирует их так, будто завтра настанет последний день человечества, да ещё и ограждает от любых преследований.

— Хочешь сказать, что заказчики расправы над детьми – военные учёные Конфедерации?

— Им нужна была не расправа. — Стилл помотала головой. — Им нужны были образцы для опытов. Поэтому они прогнали деньги через Комендатуру Каптейна, профинансировали бандитов, гордо именующих себя партизанами, и чужими руками осуществили так называемый «отбор образцов». Нужны были не все. С «побочным продуктом», который был им не нужен, они разрешили делать всё, что угодно. И эти твари, которых ты отправила на тот свет, не нашли ничего лучше, кроме как перебить их.

— Эксперименты над людьми, — потухшим голосом пробормотала я. — Неужели в этом мире со времён нацистов ничего не поменялось?

— Как видишь, нацисты во все времена всплывают наверх, как дерьмо, — развела руками Элизабет. — Но беда не в этом. Им некому противостоять, верь всех поделили на клубы по интересам, и все заняты друг другом. Перед нами свои врата распахнула её величество Вселенная, а мы только и делим бюджеты и кромсаем друг друга на части…

Она многозначительно посмотрела на меня, и я уловила её посыл.

— Про меня мне всё известно, — произнесла я. — Но я никак не могу понять одну вещь. Зачем ты помогаешь мне?

Элли взяла дымящуюся кружку и сделала осторожный глоток.

— На Каптейне действует разветвлённая сеть по торговле людьми, — вместо ответа на мой вопрос продолжала она. — Это выгодный и налаженный бизнес. Здесь, в этом проклятом всеми богами мире пропажа людей давно стала обыденностью. Человек – неважно, мужчина или женщина, взрослый или ребёнок, – вышел из дома и больше никогда не вернулся. Где он теперь? Убит? Утонул в болоте? Заблудился в лесу по дороге домой? Да кто его разберёт? Исчез. Ставим печать и навеки убираем дело к остальным глухарям.

Мне становилось не по себе. Гиблая земля, пропитанная кровью – вот, чем стараниями людей, у которых есть имена, стал Каптейн. Был ли у него шанс на другую судьбу? И если да – где он, тот роковой поворот, после которого всё пошло под откос?

— Но самое, пожалуй, неприятное моё открытие, — продолжала Элизабет, — в том, что скорее всего, в этом деле замешано моё нынешнее начальство. Некоторые признаки указывают непосредственно на шефа полиции округа Сайрен – Джеффри Майлза. И, хоть я и старалась скрыть то, чем занималась всё это время, он уже точно обо всём знает. На меня недобро косятся пол-отдела, а в последнюю ночь на мой телефон поступил звонок. В трубке – молчание и чьё-то сопение. Классика…

— И поэтому ты решила собрать вещи и уйти? Иной бы посмеялся…

— Да, — кивнула она. — Три дня назад я посадила жучок на машину Майлза, собралась и ушла из дома. Семьёй ещё не обзавелась, поэтому не пришлось никому ничего объяснять…

Вот так меньше, чем за месяц офицер полиции превратился для коллег в изгоя. А сколько ещё полицейских участвуют в схеме по торговле людьми? Неужели здесь всё настолько прогнило, что честными остаются считанные единицы? Впрочем, наверное, так было всегда и везде, хотя судьба сталкивала меня с хорошими людьми.