Хадсон открыл ящик стола, вытащил оттуда серую папку, щёлкнул замком, подобрал ключи со столешницы и жестом предложил мне покинуть кабинет.

— А теперь иди. У тебя смена через десять минут.

Я вышла из кабинета, чувствуя, как гнев и отчаяние сжимают горло. Он вышел следом, запер дверь, решительным шагом проследовал в дверной проём центрального выхода под солнечные лучи и скрылся за углом.

Стоя в пустом коридоре, я ощущала беспомощность. Что мне оставалось? Догнать его, кричать и бить его на виду у всего интерната? Чушь, конечно… Что же можно предпринять?

И вдруг краем глаза я заметила движение в стороне. Повернув голову, я встретилась взглядом с одной из дежурных по лазарету. Эвелин из старшей группы стояла у самой лестницы на второй этаж, облокотившись спиной на поручень и скрестив руки, и сверлила меня тяжёлым, изучающим взглядом из-под бровей.

По спине побежали мурашки. Неужели она всё слышала? Неужели она тоже замешана во всём этом? Стараясь унять дрожь в коленях, я проковыляла наружу. Завтрак был безнадёжно упущен, поэтому я отправилась прямо в цех. Почти бегом. Туда, где были другие люди, где гул машин и голосов мог заглушить навязчивую мысль: а что, если мы уже обречены?

* * *

… — Волкова!

Я вздрогнула и обернулась, а девичий щебет вокруг затих. Со стороны входа ко мне шёл высокий плотный Маккейн в сопровождении пары ребят помладше.

— Тебя хочет видеть директор. Пошли, мы тебя отведём.

Аня и Вера молча провожали меня непонимающими взглядами, пока я в сопровождении ребят ковыляла к выходу. Остальные девочки делали вид, что ничего не замечают, старательно проделывая очередную строчку в полотне…

Было жарко, время близилось к полудню. Корпус администрации и охраны располагался ближе к въездным воротам. Перед ним на небольшой площадке на высоком флагштоке ветер трепал флаг Комендатуры Каптейна – сине-красное полотнище с бараньей головой анфас.

Проследовав через площадь, мы вошли внутрь здания. Чистые, пахнущие полиролью коридоры были увешаны картинами и заставлены огромными горшками с зеленью. После наших бараков с их скрипучими нарами и вечным запахом щей это напоминало дворец из старых книг. Прежде я здесь не была, поэтому, пока мы шли по светлым коридорам с высокими потолками, с интересом разглядывала полотна, пытаясь отвлечься от дурных мыслей, скопом лезущих в голову. Визит к директору не сулил ничего хорошего. Я почти наверняка знала, что это прямо связано с моим утренним разговором, который кроме Хадсона слышала только Эвелин. Значит, она тоже состоит в группе заговорщиков. Одна из них…

Наконец, мы подошли к резной дубовой двери – ко входу в логово зверя. Маккейн постучал, заглянул в щель и фальшиво-почтительно произнёс:

— Директор, Волкова пришла.

— Спасибо, Гарри, пусть войдёт.

Маккейн распахнул передо мной дверь, и я вошла в кабинет директора. Приглушённый тяжёлыми шторами свет падал на огромный роскошный стол с пресс-папье и аккуратной стопкой книг и журналов. Красивые пейзажи в огромных рамах висели на стенах, а в углу возвышалось двухметровое чучело какого-то дикого животного, скалящее белые клыки.

Толстый и низкорослый директор Травиани – столь же показушно роскошный, как и его кабинет – стоял у окна, заложив руки за спину. Он повернулся ко мне, изобразив на одутловатом лице некое подобие улыбки, и вслед за этим – изящным жестом предложил мне сесть в кожаное кресло напротив стола:

— Прошу, садитесь, юная леди.

Я покорно опустилась в кресло и почувствовала, как мягкая кожа пытается поглотить меня. Травиани неспешно обошёл стол, буравя меня маленькими глазками-щёлками, а я ждала, что будет дальше.

— Могу я звать вас Лизой? — начал он приторным голосом.

Я пожала плечами. Меня терзали недобрые предчувствия, хотелось поскорее уйти отсюда.

— Прекрасно. Вы не случайно оказались здесь, Лиза, и я буду предельно откровенен с вами. Мне донесли… Сообщили, что вы распространяете всяческие… слухи, которые могут навредить атмосфере нашего воспитательного учреждения. Вполне понимаю – молодость, впечатлительность. Вполне допускаю, что вы ослышались или приняли чьё-то враньё за чистую монету. С кем не бывает, правда же?

Я вновь не ответила. Травиани подошёл к столу и грузно приземлился в свое кресло.

— Я знаю, Лиза, как вы попали к нам. Я сам похлопотал – не забесплатно, конечно, – о том, чтобы вас не выкинули в ближайшую канаву, а вернули вам возможность ходить… Полноценно жить… Я наслышан о вас и о том, как вы боретесь с… Кхм… неудобствами. Вы – очень целеустремлённый человек. Вы – боец, и вы мне нравитесь даже несмотря на свой недавний проступок.

Похвала этого человека не сулила ничего хорошего. Меня внутренне передернуло, но я старалась не подавать виду. «Похлопотал». Значит, купил.

— Спасибо, господин директор, — наконец выдавила я. — Только… Я пытаюсь понять, к чему вы клоните.

— Скажу прямо. Я хочу, чтобы вы возглавили швейный цех.

В кабинете повисла тишина. Я не верила своим ушам.

— Но почему именно я?

— Вас уважают и побаиваются, а это – главные атрибуты лидера. Его должны уважать и бояться. Я уверен, что мы с вами составим прекрасный тандем. На благо интерната, разумеется…

Его маленькие поросячьи глазки поблёскивали в полумраке, а губы были растянуты ухмылкой. Я вдруг ощутила волну брезгливой ярости, нахлынувшую на меня. Щеки пылали огнём. Он что, считает меня круглой дурой?! Притворство, страх, осторожность – всё это моментально испарилось.

— Господин директор, я понимаю – вы бизнесмен, — чеканя слова, процедила я. — И задача ваша – минимизировать риски, правда ведь? Но давайте начистоту. Я месяцами копошилась где-то там, в своём бараке, и вдруг наступает сегодняшний день. Даже семилетний ребёнок может сопоставить это ваше предложение с доносом на меня. Вы хотите меня купить. Почему? Потому, что я опасна. Почему я опасна? Потому, что эти так называемые слухи – вовсе не слухи, а правда. Не так ли?

Меня трясло от нервного возбуждения, и я уже начинала жалеть о том, что сказала, но отступать было некуда. Улыбку сдуло с лица директора, и теперь он молчал и громко сопел. Наконец, он прошипел, словно змея:

— Как ты думаешь, девочка, благодаря кому здесь последние недели царит тишина, а? Ты слышишь стрельбу по ночам? Нет. Вы все спите спокойно только благодаря мне! Я договорился с мятежниками, и мы теперь мирно сосуществуем!

— Да, они не нападают, но что взамен? — спросила я. — Поставки? Так ведь ими дело не ограничится, да? Вы же хотите сдать им всех нас? Аппетит приходит во время еды, а эти люди, наверное, очень-очень голодные…

Шумно выдохнув, Травиани вскочил и отвернулся к окну. Плечи его, пришедшие было в движение, замерли, и уже спокойным голосом он сообщил:

— Я не заключаю невыгодных сделок. Вот увидишь, все от этого только выиграют. А тебе, пожалуй, стоит отдохнуть в одиночестве.

— Что, решили меня в клетку посадить?

— Изолировать от остальных. Для твоего же блага.

Дверь кабинета распахнулась, на пороге возник Гарри Маккейн с прихлебателями. С некоторым усилием я поднялась и, горделиво расправив плечи, заковыляла к выходу. Внутри всё пылало, я чувствовала странный, иррациональный задор, ведь я знала, что в этой схватке правда – на моей стороне. И Травиани тоже это знал…

Полуподвал главного корпуса, в который мы просто спустились на четыре пролёта вниз по широкой резной лестнице, встретил меня запахом плесени. Меня провели сквозь узкий коридор мимо полудюжины железных дверей к самой последней. За ней открылись серые стены крохотного помещения с серой низкой кроватью и облупленным жестяным ведром в углу. Сверху, из-под самого потолка, через узкое окошко в камеру пробивался единственный лучик уличного света.

Гарри, дохнув перегаром, втолкнул меня внутрь и буркнул:

— Обеда не будет. Насчёт ужина подумаем вечером.

Дверь с лязгом захлопнулась, и я осталась одна взаперти. Былой задор куда-то испарился, а стены начали смыкаться вокруг. Воздуха стало не хватать, в глазах потемнело, и я опустилась на топчан, с трудом переводя дыхание. Сколько меня тут будут держать? И ведь никто не знает, где я, девчонки до сих пор на смене. Вечером они, конечно, хватятся, но кто же пойдёт меня искать по темноте?