Прошмыгнув внутрь, я быстро прошла по коридору, пахнущему пылью и старым деревом, и очутилась в маленьком кабинете. В самом углу за столом, похожим на островок в море папок и бумажных гор, восседал Наум Кацман. Перед ним лежала распахнута конторская книга, а его пальцы с проступающей синевой жилок медленно, с нажимом выводили в ней аккуратные циферки. Глаза его не отрывались от допотопного калькулятора. При моём появлении он прервал своё гипнотическое действо и поднял взгляд уставших красных глаз.

— Закрой дверь, — велел он. Я послушалась и аккуратно прикрыла дверь. — Так это ты вчерашний заяц под моим окном? Кто тебя ко мне подослал? Проверяющие из администрации?

— Да никакая это не проверка! — возмущённо воскликнула я. — Неужели мир сошёл с ума настолько, что обычное чтение стало вдруг преступлением?!

— Ах, дитя моё. — Он снял очки и устало потёр переносицу. — Может быть, где-то в большом мире всё иначе, но здесь это не поощряется. Всё, что отвлекает от работы – подозрительно. Поэтому мы с тобой будем умными девочками и мальчиками и не станем нарушать правила. Как и возвращаться к этому разговору. Фаршейен зик? — нарочито громко спросил Кацман, накарябал что-то на уголке желтоватого листа и косо оторвал его. Затем поднял овальное короткостриженое лицо, небрежно бросил скомканный клочок бумаги на край стола и продолжил: — Никаких книг, просто делай то, что делают все. А теперь оставь меня – работы, как грязи после дождя.

Я некоторое время смотрела то на Кацмана, то на комок бумаги, а счетовод уже погрузился в расчёты, позабыв о моём присутствии. Неуверенно сунув клочок в карман, я попятилась к двери. Выбравшись на улицу, я украдкой развернула листок и прочла:

«3 ампулы фентанила. 9 вечера, дальняя стена склада, белый кирпич» …

* * *

Единственным местом, где я могла достать фентанил, был лазарет, но требовался веский повод, чтобы туда попасть. На ужине, в то время как Вера и Аня с аппетитом уплетали свои порции, я обдумывала план. План, в котором мне отчаянно требовалась сообщница.

— Вера, мне нужна твоя помощь! — прошептала я, наклонившись к ней так близко, что наши головы почти соприкоснулись.

Она оторвалась от макарон, и глаза её блеснули любопытством.

— Всё, что угодно, лишь бы от этой тоски подальше, — прошептала она в ответ. — Что задумала?

— Поможешь мне с небольшим спектаклем? Нужно взять кое-что в лазарете, в приёмной Хадсона. А ты должна отвлечь внимание старшего смены.

— А с шкуру не снимут, если спалимся? — с неуверенностью в голосе спросила Вера.

Было видно, как в ней борется природный авантюризм и опасение за своё благополучие.

— Если всё сделаем правильно, никто ничего не узнает. Перед пересменкой остаётся только один дежурный, поэтому это будет легко…

Я изложила Вере замысел, и её авантюризм одержал полную и безоговорочную победу. После ужина мы выбрались на свежий вечерний воздух и направились в сторону больницы. До условленного часа оставалось около тридцати минут…

В ответ на робкий стук в дверь кабинета раздался голос:

— Войдите!

Постаравшись придать своему лицу выражение трагичности и страдальческой муки, я открыла дверь. За столом сидела Эшли из старшей группы. Я проковыляла внутрь помещения, плюхнулась на кушетку и застонала:

— Всё невыносимо болит… Ноги, руки… Кажется, они сейчас отвалятся… Не могу ходить, такое чувство, будто всё горит и замерзает одновременно!

Дежурная поднялась из-за стола, подошла и аккуратно взяла меня за руку. Я застонала пуще прежнего, Эшли с неуверенным видом принялась заглядывать мне в лицо.

— Сильно болит? Где?

— Везде… Мне бы обезболить как-то, чтобы я могла добраться до своей комнаты…

Бросив неуверенный взгляд через плечо, она пробормотала:

— Доктор только завтра будет…

Я причитала и стонала пуще прежнего, и наконец Эшли сдалась.

— Ладно, я дам тебе анальгин и позову Артура, он на втором этаже. Он тебя проводит. Потерпи немного, хорошо?

С этими словами она подошла к шкафчику, достала из кармана связку ключей и щёлкнула замком. В этот самый момент дверь распахнулась, и показалась вторая актриса погорелого театра – Вера. Схватившись за живот, она с душераздирающим воплем сползла по косяку на пол, а Эшли ойкнула и бросилась помогать моей подруге подняться на ноги. Секунду спустя она уже сидела возле Веры и лихорадочно её ощупывала.

— Живот! Мой бедный живот! Режет! — выла Вера, закатывая глаза так искусно, что я едва не поверила сама.

В два шага оказавшись у открытого шкафчика, я пошарила взглядом по неровным рядам пузырьков и ампул. Наконец, разглядев в полутьме стеклянные капсулы знакомой формы, я бросила взгляд на Эшли, неуклюже сгребла в платок целую пригоршню ампул и так же стремительно метнулась к кушетке…

Пока я лежала в лазарете, я хорошо запомнила, как выглядят ампулы с анальгетиком, но в полутьме и спешке подписи было не разобрать, и оставалось лишь надеяться, что я не ошиблась.

Через секунду по комнате разлетелся звон стекла, в разные стороны брызнули мелкие осколки разбившейся о плитку пола ампулы. Вера сбавила накал трагичности, Эшли помогла ей подняться, не обратив внимания на выпавший из шкафчика пузырёк, и усадила на кушетку рядом со мной. Деланно удивившись, я воскликнула:

— Верочка, ты же прекрасно знаешь о своей аллергии на рыбу. Зачем ты её ела?!

— Я думала… Думала, что от хорошо прожаренной ничего не будет, — картинно кряхтя, отвечала подруга.

Хрустнуло под подошвами мягких тапочек разбитое стекло, Эшли ойкнула и вздохнула:

— Вот незадача, Хадсон меня теперь прибьёт…

Она сгребла осколки совком и высыпала в ведро, а затем принялась копошиться в содержимом шкафа. Вскоре она вернулась к нам, выдала по паре разноцветных таблеток и дала их запить. Мы немного посидели, Вере почти сразу «стало лучше», и она сама вызвалась проводить меня до нашей комнаты.

Поблагодарив Эшли, мы откланялись и покинули лазарет. В полутьме Вера подмигнула мне и отправилась в сторону корпуса, а у меня ещё оставалось незавершённое дело. В отдалении галдели дети – младшая группа стайкой галчат вприпрыжку неслась смотреть мультфильмы, а это означало, что времени почти совсем не оставалось.

Тёмными тропинками я добралась до условного места, кое-как разыскала в стене кирпич с пятном побелки, вытащила его за уголок и оставила в нише платок с завёрнутым в него фентанилом. Ампул, хоть и вовсе без подписей, я насчитала целых семь, поэтому моё задание оказалось перевыполненным…

Через какое-то время я уже сидела на своей кровати. Аня с Верой удалились на мультсеанс, а я с волнительным нетерпением ожидала, что же будет дальше. Сдержит ли Кацман своё слово? Стоил ли того мой риск? Ведь если бы Эшли поймала меня с поличным – дело, скорее всего, кончилось неделей карцера. Я предвкушала тот момент, когда смогу хоть ненадолго, но окунуться в другой мир, подальше отсюда. В мир фантазий – туда, где я могу быть кем угодно, прожить чужую жизнь от начала и до конца, хотя бы поставив на паузу свою собственную.

За размышлениями время летело незаметно, за окном совсем стемнело, и вскоре в вечернем сумраке кто-то коротко свистнул. Я встрепенулась, подошла к стеклу и выглянула наружу. В темени улицы ничего не было видно, а прямо перед глазами, на внешнем подоконнике лежала пара избитых временем томиков. Сердце моё заколотилось в предвкушении, я открыла окно и жадно схватила книги – одной оказался «Принц и нищий» Марка Твена, а у другой не было обложки и доброй трети листов – лишь понятно было, что это сборник стихов. Ну что ж, это тоже очень хорошо!

* * *

Накануне я засиделась допоздна, но это нисколько не навредило моему романтическому настроению. Я порхала. Мой разум, так долго голодавший, наконец получил свою пищу – строки, рифмы, целые миры, уместившиеся в потрёпанном томике. В общем гомоне и суете утренней столовой я подлетела к столу мальчишек и дёрнула Отто за рукав:

— Приходи сегодня после смены. За прачечной. Я буду ждать.