Хрийз предложила горячего счейга, втайне надеясь, что он откажется, откланяется и сгинет. Не отказался. Заметил, как она морщится, ощупывая пострадавший затылок, предложил:

— Позволь мне.

— Не надо, — отказалась девушка.

— Отчего же? — поднял он белёсые брови. — Я не целитель, но понимаю в травмах. Согласись, было бы странно, если бы не понимал!

Голова болела. Аргумент. Хрийз вздохнула, присела на краешек стула и сдалась:

— Давайте…

Немного нервно было ощущать за спиной постороннего, но Хрийз терпела. От ладоней сЧая пошёл тёплый солнечный ток исцеляющей магии. Боль не просто ушла, она уступила чудесной, игристой радости, вскипавшей в теле пузырьками нарзана. Глупое сравнение, но по другому не опишешь.

— Спасибо, — искренне поблагодарила Хрийз, касаясь пальцами затылка.

Шишки не было, как не было и боли.

— Не стоит благодарности, — отмахнулся он, присаживаясь за стол напротив. — Я виноват. Хотя очень сложно удержаться когда тебе в глаз летит бешеное чудовище…

В окно шарахнуло, будто в него запустили увесистым булыжником. Хрийз в испуге подскочила, обернулась и увидела всё того же Яшку. Он стоял на подоконнике и остервенело долбал клювом раму.

— Впусти, — посоветовал сЧай. — Иначе вынесет стекло.

Пришлось впустить. Яшка метнулся внутрь, уселся на спинку стула, агрессивно распахивая широченные крылья, и гневно заклокотал нечто неприличное, адресуясь к сЧаю. Хрийз показалось, будто между ними пошёл какой-то мыслеобмен. Но воспринять его, не говоря уже о том, чтобы вклиниться самой, не получилось.

Нападать он, впрочем, не спешил, и Хрийз решила, что их можно оставить вдвоём. Сходила на кухню, принесла горячий заварник. Стала лить в тонкие кружки прозрачную, тёмно-розовую жидкость с запахом моря…

От печенья Яшка презрительно отказался. Покидать свой насест не спешил, но крылья свернул. Смотрел теперь попеременно то одним глазом, то другим — на хозяйку и на её гостя. Мол, вы тут не думайте, я здесь не ради красоты, я за вами слежу! А то у одной ветер в голове за полным отсутствием взрослых мозгов, а второй очень уж подозрительный тип, как таких без присмотра оставить?

— Я смотрю, вы хорошо знакомы, — сказала Хрийз, присаживаясь.

— Да, — не стал отпираться сЧай, и снова улыбнулся. — Жил у нас в Лаве, выходил в море с нашими разведчиками не раз.

— Кто он?

— Яшхрамт. Это компаньон княжны Хрийзтемы Браниславны.

— Ой! — Хрийз прижала ладонь к лицу. — А как же…

— Обычно сийги уходят из мира, если их человек умирает, — объяснил сЧай. — Этот остался. Поэтому считалось, что княжна ещё жива, хоть и в коме, и может очнуться в любой момент. Когда он исчез… — сЧай покачал головой. — В любом случае, теперь он твой. И это означает только одно: душа Хрийзтемы Браниславны ушла из мира.

— Только не говорите мне, что её душа воплотилась во мне! — сердито выговорила Хрийз напрашивающийся вывод.

— Нет, — сЧай снова одарил девушку улыбкой кота, сожравшего всю сметану в посёлке. — Тут другое… Не новое воплощение, хочу сказать.

— А что? — нервно спросила Хрийз.

Он поставил недопитую чашечку, поднялся, показывая, что разговор окончен. Благодарил за работу. Вежливо распрощался и вышел. Яшка невежливо каркнул ему вслед.

— Ты его понял? — спросила Хрийз у сийга.

Тот изобразил святую невинность: о чём ты, хозяйка?

— Врёшь, — с досадой сказала девушка. — Всё ты понял. Ну, не хочешь рассказывать, не говори. Кыш давай, кыш отсюда! Лапы вон грязные, в тине обе, фу. Иди, в пруду хоть почистись!

Яшка не стал спорить, сорвался с места, опрокинув стул, метнулся в раскрытое окно и пропал, напоследок насмешливо вякнув.

Вот что с ним делать, с паразитом пернатым?

Хрийз не видела Здебору уже очень давно. И как-то вдруг оказалось, что спросить о ней не у кого. Млада находилась под арестом, коллеги по работе мало что знали, ничего не знали и в Здебориной мастерской, кроме того, что она там давно не появляется; не у младшего же Црная спрашивать? Самое паршивое, Хрийз не помнила, когда Здебора должна была родить. В конце весны? В начале лета, в середине? Сколько осталось времени? А может, она уже умерла?!

Нет, если бы умерла, об этом говорили бы все.

Хрийз купила у горцев моток белой стеклянной нити, очень уж ей понравился этот материал, да, дорого, но оно того стоит. Решила ввязать эту нить в полотно узором. Должно получиться красиво…

Красиво — это не блажь, как она успела выяснить. Самая лучшая вещь — всегда самая красивая. Связанная правильно, без ошибок и небрежения, вещь — всегда красива. Красота была тем критерием, который отличал добротно сделанное от сделанного превосходно. Первое функционально, второе — идеально. В работе Вязальщика должен получаться только идеал, иначе вообще не стоит связываться. Делай хорошо, или не делай вовсе.

Яшке занятие хозяйки не понравилось. Он ходил вокруг и возмущался, за попытку клюнуть ненавистный клубок получил нахлобучку, на которую очень сильно обиделся. Пару суток сидел на дереве неподвижно, в позе оскорблённая гордость. Ничего не жрал, естественно. Хрийз крепилась. Дай слабину сейчас, — потом не оберёшься проблем. Сядет на голову и крылья свесит. И в буквальном смысле и в переносном.

На третий день ситуация зашла в невыносимый тупик. Хрийз изыскала в себе ведёрко злости и выплеснула его на упрямого сийга:

— Или ты признаёшь за мной право делать то, что я считаю нужным, или катись туда, откуда прилетел! Нечего сидеть здесь с кислым клювом, на нервы мне действовать!

Хлопнула дверью. Никуда Яшка укатиться не мог, она об этом знала, сам Яшка тоже прекрасно понимал, что деваться некуда. Но отравлять друг другу жизнь надоело безмерно. Из двоих упрямых спорщиков, говаривала бабушка, всегда кто-то должен быть умнее. Вот смешно будет, если умнее окажется птица…

В окно тихонько поскреблись. Хрийз встала, открыла раму. Яшка тихонько просочился внутрь, виновато квакнул. Девушка обняла его за шею и расплакалась:

— Дурачок ты. В перьях. Ну, что, мир?

Яшка счастливо жмурился. Инцидент был исчерпан.

С нитью Хрийз попала по-крупному и довольно скоро. Она увлеклась, забыла о времени, вообще обо всём забыла. Стеклянная нить оказалась прекрасным материалом, это девушка поняла ещё по рубашкам для сЧая. И сейчас она ложилась на рисунок легко, с тем чувством эмоционального подъёма, какое всегда возникало, если работа шла правильно. Но когда в руках очутился кончик драгоценной, во всех смыслах, нити, девушка не сразу поняла зловещий смысл случившегося.

Нити хватило всего сантиметров на десять полотна. Продолжить полотно можно было только другой стеклянной нитью, Хрийз ощутила это отчётливо. Бросать начатую работу — нельзя. И это Хрийз тоже ощутила сполна. Но моток стеклянной нити стоил очень дорого! Хрийз прикинула, сколько примерно мотков ей понадобится при таком расходе, и впала в тоску. Даже если вытрясти все свои несчастные сбережения, даже если опять уйти на подводную работу и вваливать там без выходных, накопить на нужное количество получится не раньше, чем через год.

Года у Здеборы с малышами не было.

Приступ паники едва не заставил биться головой о стенку. Чем ты думала, глупая?! Надо же было посчитать! Прикинуть точно! Взять другой материал… хотя нет, другой материал сюда не подошёл бы. Теперь — не подошёл бы. Только стеклянные нити, и никакие другие. Почему, Хрийз вряд ли взялась бы объяснить. Она так чувствовала. И всё.

Книга не раскрылась. Ожидаемо. Скорее всего, в ней просто не было совета на такой случай. Настроение передалась Яшке, и тот начал гневно орать я же предупреждал!!!

— Яша, — тихо сказала Хрийз, ставя локти на стол и прижимая ладони к вискам. — Помолчи…

Яшка замолчал. Подошёл вперевалку, потёрся головой о бедро. Сочувствуешь, птах? Хрийз погладила его по жёстким перьям. Верный друг, что бы она без него делала…

Хрийз вдруг подумала о старом Црнае. Вот у кого денег… Несмотря на прошлогодние санкции. А если слушать не станет? «Значит, убеди», — свирепо велела Хрийз сама себе. Она поспешно собралась: время вновь затикало, как тогда, когда вязала звезду для Ненаша, как тогда, когда вязала рубашки для сЧая…