Она села, поставила локти на стол, взялась за голову, взъерошив волосы.

— Может, забрать тебя к себе на базу? — предположил сЧай.

— Нет! — испугалась Хрийз. — Я не могу, я работаю, у меня контракт, мне только штрафов не хватало!

— Штрафы можно компенсировать…

— Простите, господин сЧай. Но что мне, гражданскому человеку, делать на военной базе? Сами посудите.

— Не называй меня господином, — потребовал он сердито. — Вместе с прозвищем звучит глупо.

— А вы мне скажите свою фамилию, — предложила Хрийз. — С фамилией будет звучать нормально.

— А ты что, сама не знаешь? — искренне удивился он.

Хрийз посмотрела на него, покачала головой, мол, нет.

— Надо же, — сказал он. — Ну, узнай как-нибудь на досуге…

Хрийз кивнула. Заелся, товарищ, подумала она про себя. Звёздная болезнь. Бывает. Тем более, основания есть: герой войны, доблестный адмирал, границу с Потерянными Землями держит. А вот ну его, спрашивать ещё про него, дурой себя показывать, особенно если его и впрямь каждая собака знает. Захочет, сам скажет. Не захочет, не надо.

Хрийз сходила в комнату, вынула из-под подушки книгу аль-мастера Ясеня, вернулась к столу, раскрыла её. Что нам палочка-выручалочка наша подскажет? В лицо дохнуло смешливым теплом: книга была в настроении. Девушка перехватила странный взгляд гостя, положила палец между страницами, чтобы не захлопнулось внезапно, спросила:

— Простите, а что такое? Вы так смотрите…

— Я видел, как создавалась эта книга, — пояснил сЧай. — Ясень с ней носился… Мы… над ним шутили, не всегда добро.

— Это вы зря, — серьёзно сказала Хрийз, снова опуская взгляд на страницы.

— Тут сказано, — продолжила она через минуту, — что в ряде случаев желательно, чтобы заказчик оставлял какую-нибудь свою вещь, для калибровки психомагического поля… Только не спрашивайте меня, что за поле! Про это я вон там прочитаю, сегодня привезла. Где-то там точно есть, сама писала.

— Какую вещь? — поинтересовался сЧай.

— Не знаю… Что-то, наверное, что с вами давно, при вас всегда. Какая-нибудь мелочь… не знаю… пуговица, браслет, платок… что-нибудь такое вот, близкое к телу.

— Волосы срезать? — с насмешкой спросил сЧай.

Пуговиц, браслетов и платков у него при себе не было.

— Да! — просияла Хрийз, прочитав про волосы в книге. — Небольшую прядь…

— Ты это серьёзно? — уточнил сЧай на всякий случай.

— А вы разве нет? — вырвалось у неё.

Секунду они смотрели друг другу в глаза, потом Хрийз опустила голову, пробормотала:

— Ну, да… простите. Я что-то… переутомилась.

Закрыла книгу. И тут же в голове зашумело: сон властно требовал своё, возмущаясь хроническим недосыпом. Какое спать! Надо предложить гостю свежезаваренный счейг хотя бы, если уж еды в доме нет. Надо потом его проводить. Надо разобрать записанное. Надо помыться, в конце-то концов!

— Я вижу, — голос сЧая доносился словно сквозь бочку. — А ты вообще ела сегодня?

— Ела… — язык деревянный, с трудом шевелится.

— Врёшь ведь.

сЧай помнил, какой была эта девчонка в конце зимы. И то, какая она стала сейчас, ему не нравилось. Если она ещё не ест толком, как все они в этом возрасте…

— Вам какое… — возмутилась она. — Завтра поем!

Завтра. Как же. Он встал. Вроде как ушёл: чужое присутствие общем фоне квартирки ослабело, как всегда бывает, когда человек уходит. Хрийз уронила голову на руки и провалилась в сон как в колодец.

Колодец сменился тёплыми облаками, сквозь которые приходили прикосновения. Будто кто-то, большой и сильный, взял на руки, и куда-то несёт… Опасности не было, был только блаженный покой, очень похожий на ласковые руки матери там, в детстве, ужас подумать, почти двенадцать лет тому назад…

Мама.

Вернись, мама. Зачем тебе заработки в далёком северном городе; вернись.

Облака несли сквозь белое блаженство уставшее тело и так хотелось задержаться в этом добром, тёплом, уютном сне, навсегда задержаться, насовсем. Здесь так хорошо, так спокойно…

Хрийз очнулась резко, рывком. Обнаружила себя на постели, под пледом. Нос уловил запахи — пахло необычайно вкусно, горячим и тёплым. Кажется, рыбным супом, сладкими булочками, свежезаваренным счейгом. Головной боли как не бывало, равно как и усталости. Хрийз села, нащупала босыми ногами тапочки… Вот ведь клуша, увалилась в постель в одежде. Надо было всё-таки прежде помыться.

Странное ощущение не давало покоя. Будто в квартире кто-то был. Кто-то ещё. Знакомый, но не из тех, кого видишь часто. Хрийз силилась вспомнить, ничего не получалось. Она встала, вышла из комнаты.

Никого.

Записи на столе аккуратно сдвинуты, чтобы дать место подносу с ужином. Кому понадобилось, Хрийз же помнила, что ничего не готовила… Да, и такое не приготовишь дома, явно не домашняя еда: суп в глубокой тарелочке, второе блюдо непонятного происхождения, то есть, разумеется, вкусное, но из чего приготовили… Счейг и булочки. Едва Хрийз взяла ложку, как с тонким звоном лопнул тоненький магический щит, не дававший еде остыть, пока девушка спала.

Чудеса на вертеле.

И тут Хрийз увидела сухарницу, в которую, за неимением сухарей, положили свёрнутую в колечко прядь светлых полупрозрачных волос. Щелчком вернулась на место память: Хрийз вспомнила подробности вечера в мельчайших частностях. Подтянула стул, села.

— Спасибо, — сказала она в пространство, зная, что её не услышат.

Где Жемчужное Взморье, а где Порт Лава, военная база флота Островов?

Но ей показалось, будто вокруг немного потеплело. Хрийз улыбнулась, сама не зная чему. И начала есть…

Хрийз привыкала к новому месту работы. В диспетчерской, конечно, было полегче, чем под водой. Но, как и любая работа, дело требовало сосредоточения. Сидишь на месте, следишь за всем, что творится в акватории плантаций. Разводишь катера, чтобы не пересекли друг другу курс и не врезались. Слушаешь подводные группы, командуешь им прекращать или продолжать работу. Отслеживаешь погоду. Всё в таком роде.

Хрийз впервые увидела в этом мире что-то, похожее на компьютеры. Компьютером, правда, назвать было сложно. Коллеги говорили: рабочая станция. Экран радара, гарнитура, отчётность. Никаких флеш-игр и покемонов: строго по делу. К концу рабочего дня голова гудит от голосов, а язык опух от служебных разговоров и едва ворочается за зубами. Но это было легче, чем лазить в гидрокостюме по дну…

Обслуживал рабочие станции парень-электронщик, сисадмин, как обозвала его Хрийз в первые же минуты. Типичный же! Береговой, субтильного сложения, в большой, не по размеру, одежде, с ранними залысинами и усиками, и очки у него были, только не для поправки плохого зрения, а чтобы рассматривать внимательно потроха вскрытых машин.

— Камень Травушкин, — назвался он и усмехнулся: — Вот же имечко, правда? Батюшка с матушкой наградили, долгих им лет. Так что зови короче, на манер наших земноводных друзей: Камч.

Чем-то он неуловимо напоминал непутёвого Гральнча, хотя придури в нём было меньше, конечно же. Может, от того, что Камч Травушкин был всё-таки старше, а значит, умнее. Его любили, охотно с ним перешучивались, радуясь случаю отвлечься и повертеть языками. Хрийз помалкивала, слушала.

В последнее время ей часто снились странные сны. Как будто птица летит над морем… ветер бьёт её, швыряет, ломает, роняет вниз, но она упрямо выбирается под облака, встаёт на крыло и летит дальше… Пронзительное чувство полёта будоражило душу. А сегодня такой сон случился наяву. После смены…

Хрийз уже выходила из своего кабинетика, у каждого диспетчера был свой собственный мини-кабинет с невысокими стенками, рабочее место. Девушка завершила сеанс, как учили, вышла в общий зал. И тут её повело.

Зал поплыл, растворяясь в нечеловеческой усталости долгого полёта. Под крылом стелилось вскрытое, заполненное льдинами. Впереди ждал берег, и путеводный маяк на том берегу, маленькое солнышко, светившее без устали сквозь холод и тьму…

Хрийз пришла в себя на диванчике. Увидела сочувствующие лица девчонок. И оранжевую физиономию младшего Црная. Он ничего не сказал. Убедился, что Хрийз пришла в себя, и отправился к себе, всей спиной излучая недовольство: если ты ещё и в диспетчерской падать в обмороки будешь…