Он шевельнул ладонью, как бы говоря: пустое.

— Спрашивайте, Хрийзтема. Вам — отвечу.

— Но почему… Почему происходит такое перерождение? И почему оно как лавина.

— Потому, что вся наша сила заёмная. У нас нет резерва. Всё собранное за время бодрствования уходит обратно в землю во время сна. Невозможно сохранить ни капли, закон сохранения магического поля в действии. Живой может взять взаймы у собственной души, мы — нет.

— Только не говорите, будто у неумерших нет души, — сердито выговорила Хрийз. — Иначе вот это всё, — она показала на вязание, — не имело бы смысла…

— Не скажу, — усмехнулся он. — Взять взаймы живой может только из своего будущего. Будущее любого живого существа, включая разумного, — его потомки. Дети и внуки. Правнуки. До четвёртого колена потомки, одним словом. Вот оттуда и черпается в случаях, когда собственные силы иссякли, а магическое воздействие продлить необходимо. А какие дети могут быть у неумерших? Мы теряем эту часть души при метаморфозе. Можно сказать, расплачиваемся ею перед судьбой за громадные возможности, долгую жизнь, силу, одним словом, за всё. Берём взаймы у самих себя во время метаморфоза, слишком много и сразу. Потому что за всё приходится платить. Так или иначе. Собой или своими детьми. Фиалка предпочла расплатиться собой…

— Иначе погибла бы её дочь…

— Иначе погибла бы дочь. Моя младшая отдала слишком много и сразу. Вряд ли она рассуждала логично, с логикой у любой матери обычно проблемы. Но следствием её поступка стал разбаланс психомагической структуры её сущности. И он всё увеличивался. Лавинообразно. С давних времён нам известна опасность подобных перерождений, поэтому предотвращать их — единственно верным способом! — приходится в самом начале.

— Но со Златой вы ждали дольше, — обвиняюще сказала Хрийз.

Канч сТруви ответил не сразу.

— Шла война, — сказал он наконец, опуская взгляд. — Злата могла стать… орудием.

Бог мой, да ему стыдно, поняла Хрийз. Злата была ему младшей, он провёл её через метаморфоз, выпестовал, как собственного ребёнка. И, когда она получила смертельную рану, он хладнокровно обдумывал, как и где лучше всего использовать против врага нарождающееся на глазах умертвие. Злате повезло, что её исцелили. Фиалка пошла на это сама, она сама хотела погибнуть в бою, и, наверное, при штурме Алой Цитадели её беда отлилась врагу немалой кровью. Злата — другое дело.

— Хорошо, что война окончилась, — сказала Хрийз искренне.

— Да, — коротко ответил он.

Снова молчание. Наполненная тяжёлой памятью тишина… Только щёлкают спицы в руках. И бьются в окно снежинки, наполняя комнату тонким стеклянистым шуршанием.

Девушка затянула последний узелок. Всё? Всё. Выбралась из кресла, положила на стол законченную куртку.

— Вот… Теперь мы в расчёте. Верно?

— Верно, — ответил сТруви, вставая.

Хрийз не спросила, придёт ли он ещё раз. Просто так, в гости, на чашечку горячего. Поговорить… Бессмысленно было спрашивать, конечно, не придёт. У него без того дел много, а связь между ними закончилась вместе с завершением долга.

— Я рада, что узнала вас, — сказала Хрийз и всё-таки призналась: — Даже как-то грустно расставаться…

— Вы взрослеете, Хрийзтема, — сказал сТруви, чуть улыбаясь. — Дети не знают сожалений. Не печальтесь, мы ещё встретимся.

— Я надеюсь, — отозвалась она.

— В любом случае, — мягко улыбнулся он, — возможно, именно мне выпадет случай отпустить вас, когда наступит срок.

Хрийз вздрогнула, осознав, что именно он понимает под словом “отпустить”. сТруви сказал доверительно:

— Все живые рано или поздно уходят. На том мир стоит.

От его слов повеяло могильным холодом, Хрийз почти увидела себя в гробу, бледную, в трупных пятнах и кружевном саване; кружева на саване почему-то и сильнее всего. Но всё же нашла в себе силы улыбнуться и ответить:

— Надеюсь, всё-таки поздно. Лет так через сто.

— Хотел бы я верить, — отозвался он.

Коротко попрощался, ушёл. Хрийз смотрела, как истаивает в морозном воздухе арка портала, потом вернулась обратно в тепло. Согрела себе ещё счейга. Долго сидела, грея озябшие руки о горячие бока кружки.

В душе разрасталась слепящая пустота.

Как будто ушло что-то. Навсегда. С кровью ушло, по живому. Она ещё не знала, что любая завершённая работа вызывает подобное опустошение и что это, в целом, нормально, а лучшее, безотказное в таких случаях лекарство — сон.

У неё всё ещё было впереди.

Жемчужные плантации готовились к весне. Надо было проверить, как жемчужницы перенесли зиму, то есть, гидрокостюм в зубы и вперёд. И первая же смена показала, насколько несовместимо вязание по магическому контракту с тяжёлой подводной работой…

Поначалу ничто не предвещало плохого. Хрийз ползла вдоль рядов, осматривая и отмечая замершие раковины. Их подберут позже, сейчас главное оценить ущерб. Мёртвые жемчужницы имели тусклый серый цвет, и бочонок-симбионт водяной лилии медленно, уползал от трупа на поиски нового хозяина. Душераздирающее зрелище. К счастью, погибших моллюсков было крайне мало. Одна-две на огромный ряд, не больше.

Вода на глубине слабо светилась синим флуоресцентом, исходящим от самих жемчужниц. Из-за этого подводный мир, без того фантастический, казался уже совсем инопланетным. Как Хрийз потеряла сознание, она не поняла и сама. Ей казалось, что она всего лишь моргнула. Один миг. И надоевшая за пару часов картинка жемчужного поля сменилась на кессон контролирующей платформы. Хрийз тупо моргала, ничего не соображая. Она не помнила подъёма!

Вокруг было слишком много народу для обычного завершения рабочего дня. И штатный целитель в бело-голубой форме… И младший Црнай. Хрийз посмотрела на него и поняла, что лавочка закрывается. Что теперь делать и как дальше жить повисло на тоненьком волоске над пропастью.

— Придёшь в себя, зайди ко мне, — сухо бросил Таачт Црнай.

Развернулся и вышел. Хрийз со стоном села. Голова взорвалась мигренозной болью, перед глазами завертелись тёмные мушки, ладони сами прижались к пылающим вискам. Врач положила свои руки поверх, от её пальцев поплыло жаркое целительное тепло. Боль начала неохотно отступать…

На плантациях использовалось несколько управляющих платформ, одна центральная, к которой была приписана и Хрийз, и двенадцать подчинённых. Учитывая протяжённость жемчужных полей, подобная организация была оптимальной. Младший Црнай редко оставался на берегу в рабочее время. Приезжал сам, обходил все платформы чуть ли не каждый день, следил за их состоянием и обслуживанием, спускался под воду сам, бывали дни, когда сам лично собирал жемчуг или возился с жемчужницами или участвовал в каких-то ремонтных работах, обучал новичков… Его уважали в том числе и за это. За знание деталей сложной подводной работы, за то, что справлялся не просто не хуже остальных, а — лучше. Личный пример руководителя всегда действует ободряюще, поневоле тянешься за ним. Вот он-то навряд ли позволил бы себе потерять сознание в поле.

Хрийз думала, что, наверное, опустилась на рифы и раздавила садок. Что же ещё. Хотя как раздавить было можно, на глубине тело весит иначе…

Личный кабинет младшего Црная располагался сразу за диспетчерской зоной. Небольшая комнатка с непременным прудом под панорамным окном. За окном на поверхности ледяной ветер гонял позёмок по застывшему морю, а внизу, под толстой коркой льда, дышала жизнью глубина. Губки, кораллы, мелкие рыбки, яркие водоросли, люминесцентная подсветка… Насколько, конечно, можно было разглядеть всю эту красоту сквозь воду бассейна и наружное стекло…

— Присядь, — велел хозяин кабинета, жестом указывая на один из пуфиков. Хрийз осторожно примостилась с карешку. Вот тоже, деловой стиль по-местному. Вместо стульев — мягкие лавочки.

— Надеюсь, ты понимаешь, что с работой не справляешься.

Хрийз уныло кивнула. Понимает, конечно. Только от того понимания легче не становится. Выгонит, как есть выгонит. И обратно, в Службу Уборки… а что при этом с заказом от сЧая делать, вопрос, можно сказать, даже вопросище.