— Смотри. Человек — копия мира в миниатюре. Материальное тело и тело магическое и связующая их сила — триада Высших потоков слита воедино, как и в любом мире. И есть свои границы, — она повела пальцем по кривой, ограничивающей овал. Их природа сходна с природою Грани мира, отличаясь от последней лишь машстабами. Что понятно: где мир, а где один человек… Хорошо, когда границы стабильны. Поток не зажат, нет разрывов, прогибов, размягчений. Зачатие происходит тогда так…

Овалы под рукой Хафизы задвигались, наползли один на другой, образовав один, с двойной границей. Внутри возник маленький овальчик, — ребёнок.

— Ребёнок растёт благодаря передаваемой ему родителями энергии, вот в этом самом единстве, понимаешь? Перед родами происходит вот что, буквально, если смотреть в седьмом магическом спектре:

Овалы начали расходится, но ребёнок оставался на их пересечении. А потом родительские словно бы обтекли с двух сторон нарождающуюся жизнь и разошлись совсем.

— Видишь? Образовывается прогиб, иногда — разрыв. В течение сорока дней после родов всё восстанавливается, и ребёнок обретает свои собственные границы, до того он был слит с родителями и не мог жить самостоятельно. Но если границы родителей размыты и искалечены — из-за недостатка энергии в душе! Причины недостатка бывают самые разные, рассматривать их не будем. И не будем рассматривать мужчин; у них существует отличная биологическая блокировка на подобный случай. При плохих границах мужчина не способен зачать, и очень часто неспособен к соитию, и нередко испытывает частичное или полное отсутствие влечения вообще. А у женщины такой подстраховки нет. И смотри, что происходит:

Овалы снова двигались, только у одного граница стала рыхлой, волнистой, с пятнами разрывов.

— Отец отдаёт энергию, мать принимает и преобразовывает, ребёнок начинает формироваться. Но часть полученной энергии утекает через плохие границы матери, отражается от границ отца и возвращается обратно искаженной; иногда качество переходит в количество — одна душа дробится на два, три, четыре тела… Такие близнецы — это не норма, Хрийзтема. Это, можно сказать, настоящее бедствие. Не путай, пожалуйста, с близнецами, получающимися при нормальных границах и достаточной энергии души у обоих родителей… Там картина иная совсем. При родах в нашем случае получается сильнейший разрыв. Аура отца отделяется и больше не может сдерживать мать. У матери границы рвутся и расползаются клочьями… Возникает множественный некроз тонкого тела. Это диагноз так называется, по-научному. Магическая травма души, несовместимая с жизнью, если тебе так понятнее. Страшно звучит, не так ли? Выглядит ещё страшнее.

Хрийз смотрела на рисунок. Даже картинка пугала, а каково это увидеть в жизни?..

Хафиза скомкала лист с рисунками, положила себе на ладонь, дунула, и бумага осыпалась невесомым пеплом.

— Может быть, мы сможем спасти детей, — сказала она тоскливо. — Воспитать из них полноценную личность… Да-да, это одна душа и одна личность, раздробленная на три тела; собраться воедино она сможет только в момент перехода, то есть, в смерти. Без помощи неумершего, кстати, будет не обойтись.

Хрийз зябко поёжилась, обхватывая плечи руками. Вот тебе и магия, крутилось в голове. Вот тебе и магия. Та самая жуть, которая взглянула на неё в самые первые дни пребывания в Третьем мире глазами Хафизы же.

— Вы хорошо объяснили, — тихо сказала девушка. — Наглядно. Я… я поняла. Спасибо.

Хафиза кивнула, встала. Сказала тихо:

— Мы обречены отпускать тех, к кому привязались сердцем. Рано или поздно. Так или иначе. До тех пор, пока не придёт время уходить и нам. Такова жизнь. Крепись.

Целительница ушла. А Хрийз ещё долго сидела на месте, слушая мерное журчание фонтанчиков, стоявших около читай-столов по всему залу. Звук растворялся в библиотечной тишине как шорох моря растворяется в воздухе летним безветренным полднем: кажется, будто и нет его вовсе, но он есть, его всё же слышно.

Из библиотеки Хрийз вышла поздно, но до последнего рейса оставалось ещё время, и отправлялся снегоход со второстепенного причала. Как раз с той стороны набережной, которая примыкала к улице, ведущей к прежней работе, зданиям Службы Уборки. Потому девушка пошла вверх, вдоль замёрзшего ручья, к местам, где провела первое лето в этом мире. Всё было знакомым и незнакомым одновременно. Дома, горбатые мостики, клумбы, трамвайная линия, белый вагон, величественно протарахтевший навстречу, в сторону моря…

Булочная матушки Милы встретила теплом и дразнящими ароматами. Хрийз могла позволить себе теперь не только одну булочку с маком, но обязательно взяла и её тоже. Любимый столик пустовал, несмотря на поздний час. Хрийз устроилась за ним, взяла в руки горячую кружку с тёмно-розовым, терпко пахнущим счейгом, и вновь почувствовала себя той потерянной девчонкой, что приходила сюда когда-то по вечерам после уборки городских улиц. Девушка с удивлением осознала, что память услужливо подбрасывает воспоминание за воспоминанием. Что, оказывается, уже очень много чего запомнилось за полгода вдали от дома. И теперь оно оживает, примиряя понемногу с чужим городом и чужим миром…

Матушка Мила подошла с традиционным вопросм и ахнула, узнав посетительницу. Хрийз застенчиво улыбалась, выслушивая комплименты. Потом достала подарок, и булочница растаяла. Очередное подтверждение тому, что дарить приятно не меньше, чем получать…

Для матушки Милы Хрийз связала шаль в зеленовато-розовой, пастельных оттенков, гамме и теперь видела, что не ошиблась в выборе ниток. Тёплая, невесомая, красивая вещь для красивой женщины…

— Вы мне книгу подарили, — сказала Хрийз, заметив сомнения хозяйки. — Носите с радостью.

Булочки с инжиром оказались за гранью наслаждения. Хрийз слопала сразу четыре, и ей даже поплохело с непривычки. Девушка подумала, и, помимо заказанных Младой, взяла два пакета ещё и себе. А пока они пеклись, матушка Мила расспрашивала о Жемчужном Взморье, о том, как Хрийз устроилась и как поживает Млада. Коснулся разговор и Здеборы тоже…

— Хорошая была девочка, — сказала булочница. — Ласковая, умненькая. Со внуком моим росла, вместе чудили, я уж думала, сложится что у них, но увы… — она внезапно прервалась, заметив взгляд собеседницы. Спросила — Что, Хрийзтема?

— Вы… Вы так сказали о Здеборе… — севшим голосом выговорила Хрийз. — В прошедшем времени. Как будто она умерла и её похоронили и уже год прошёл.

Хозяйка в испуге прикрыла ладонью рот. Потом сказала, имея в виду Здебору:

— Бедная девочка…

Хрийз нервно сказала:

— Она жива ещё. А вы все её хороните!

Мила Светлова молчала. Такое было уже с нею однажды. Перед смертью дочери. Они все были живы тогда, ходили, разговаривали, смеялись. Песни… пели. Храбрились. Но у них уже не было будущего. Просто не было. И это чувствовалось. Отливалось такими вот оговорками. Тоской. Печатью обречённости на молодых лицах…

— А вы не знаете… Может быть, помните… Аль-мастер Ясень вязал что-нибудь для беременных? — спросила Хрийз.

Подтекст вопроса читался легко: может быть, осталась ещё какая-нибудь книга…

— Нет, — отозвалась хозяйка. — Он до слепоты по Грани ходил, там и остался. Может, кто-то из его учеников делал такое, но кто, не знаю…

Хрийз кивнула. Благодарила. Ушла из булочной, долго бродила по тихому, заснеженному городу. Мороз ослаб, звёзды спрятались под низкие, оранжевые от городских фонарей тучи и снова начал срываться снежок, пока ещё редкий, мелкий, сверкающей крупой круживший в холодном чистом воздухе.

На набережной, у причалов, развернулась зимняя ярмарка, болезненно напомнившая рождественские ярмарки там, дома. Палатки, разнообразные товары на деревянных прилавках, и что только не встретишь!

Хрийз встретила горцев из Небесного Края…. По их внешнему виду догадалась, что это именно они. Местные одевались и выглядели не так. Горцы внушали уважение. Рослы статные великаны, в белом с алой вышивкой-строчкой по рукавам, подолу, вороту. Длинные светло-коричневые косы из-под белых меховых платков: у женщины семь кос, у мужчины — три. Карие глаза, узкие правильные лица, прямые носы. Певучий звенящий язык, чем-то похожий на китайский. Они торговали изделиями из стекла. Бусы, браслеты, фигурки животных, изумительной работы чашечки для счейга, подставки под книги, пузатые прозрачные заварнички, стеклянные нити… Нити оказались тонкими и гибкими, прозрачными на просвет, но со слабым оттенком того или иного цвета. Хрийз подумала, из таких легко можно связать что-нибудь оригинальное крючком или вот хоть спицами. Но один моток стоил как крыло от самолёта. Пришлось с сожалением отказаться…