— Да я не… — начала было Хрийз, и почти сразу замолчала: голод ухнул в желудок тяжёлым камнем и, что называется, скрутил в узел. А хозяйка уже ловко ставила тарелки на стол. На одной исходило аппетитным парком только что подогретое мясо, запечённое со специями и чесноком, на второй расположились местные помидоры. Они отличались от помидоров земных, обычных, только цветом, сиреневые вместо красных.

— Кушай, не стесняйся, — предложила Пельчар с улыбкой. — Не объешь…

Сама она присела за стол рядом с мужем. Необычная пара. Чисто внешний контраст: он — мальчишка, она — женщина уже в летах. Немолодая моревична, волосы совсем прозрачные от возраста, сколько ей на самом деле? Если она с Ненашем ещё с войны… Под пятьдесят, наверное. Но та девочка, что полюбила когда-то, отчаянно, до донышка души полюбила не просто хорошего парня, а — неумершего, всё жила в ней по-прежнему. Это чувствовалось, несмотря на возраст, на разницу в магическом статусе, несмотря ни на что.

— Я знал аль-мастера Ясеня, — говорил между тем Ненаш. — И у тебя его книга, как ты говоришь…

Он внезапно замолчал, прислушиваясь к чему-то, звучавшему только для него одного. Потом встал.

— Опять? — с полувзгляда поняла Пельчар.

— Да. Прощения прошу, меня зовут, мне надо уйти. Если хочешь, мы поговорим позже, Хрийзтема.

Хрийз только кивнула. После сытной еды её потянуло в сон, глаза начали слипаться сами. Какие уж тут разговоры.

— Будь осторожен, — тихо сказала Пельчар.

— Буду, — серьёзно кивнул Ненаш.

Он повёл рукой в воздухе, изящный и сложный жест, и перед ним раскрылась арка магического портала, в котором клубилась жаркая серая тьма. Ненаш шагнул в него, и пропал, и портал закрылся за ним, оставив по себе ощущение привычной уже жути. Хрийз никак не могла отделаться от первого впечатления о магических штучках здешнего мира; любое магическое действие сопровождалось кратким всплеском пряного как жгучий перец страха.

— Навь неспокойна, — со вздохом объяснила Пельчар. — Приходится ему вставать на стражу вместе с патрульными чаще обычного.

— То есть, его бы всё равно сейчас разбудили? — уточнила Хрийз.

— Да, как видишь.

— Значит, я успела, — вырвалось у неё помимо воли.

Пельчар улыбнулась:

— Да. Мы знали аль-мастера Ясеня, хороший он был человек и добрый Вязальщик. Всегда знал, что могло понадобиться в бою. Ты переняла его умение, я рада. У меня последнюю восьмицу сердце билось не на месте, и сны снились нехорошие, а теперь… Теперь я за Ненаша спокойна.

Хрийз молча смотрела на неё. Пельчар мудро улыбнулась. И сказала просто:

— Люблю его.

Конечно, любит. Кто бы сомневался. Но… Каково обычной женщине быть женой упыря? Мальграш, допустим, был псих и урод, все об этом говорят, но Ненаш ведь из того же самого теста, разве не так? Недостаток собственных сил, постоянная потребность в их восполнении, неизбежная кровь в рационе, пусть — в большинстве своём кровь животных, но ведь и врагов, пойманных на Грани, и тех, кто добровольно желает покинуть мир с помощью неумершего; желающие встречаются не так редко, как можно было бы подумать. Мир огромен, людей много, случается всякое. Фиалка Ветрова откровенно всё это описала в своём дневнике…

— Любимый человек может быть любым, — терпеливо объяснила Пельчар. — Он — любим; этого довольно.

Хрийз честно примерила на себя: нет, она бы не смогла. Но ведь и она не Пельчар…

— Любила ты сама когда-нибудь? — спросила у девушки Пельчар.

Хрийз вспыхнула. Не рассказывать же ей о Несмеяне! Смешно получится. Здрасьте, я ваша тётя, то есть, хочу замуж за мужчину вашей старшей дочери, ныне покойной…

— Видишь, как просто? — спросила Пельчар с улыбкой. — Ты не приняла бы его неумершим? Ответь себе, мне не надо, ты отвернулась бы? Ушла?

Хрийз попыталась представить себе Несмеяна Некрасова упырём. Таким как Мальграш или таким как Ненаш. И не смогла. Но вопрос Пельчар звучал убийственно, проникая в самую душу: ты бы ушла? И Хрийз честно сказала себе: да ни за что!

— Вот и я не смогла, — тихо сказала Пельчар. — Пойдём… Покажу, где тебе лечь. Уже поздно, давно пора спать.

Световой день неумолимо уменьшался, и по утрам над городом стояли малахитовые сумерки, настоянные на терпком осеннем тумане. Туман поднимался на улицы от моря, размывал искры фонарей в тёплые шарики, сочился влагой с неподвижных, не облетевших ещё до полной наготы тёмных ветвей.

— Когда у тебя свободный день? — спросил Гральнч.

— К концу восьмицы, а что? — думая о своём, переспросила Хрийз.

Они шли по улице к трамвайной станции 'Горная Поляна'. Торопиться не было нужды, вышли заранее. Ненаш не вернулся к утру; Пельчар сказала, что ждать незачем. Его по трое-четверо суток после таких вызовов не бывает, это нормально…

— Да так, подумал, — сказал Гральнч. — Просто подумал, если ты свободна, я бы показал тебе город. Подводную его часть. Ты же там не бывала, верно? Можно взять батискаф, но лучше гидрокостюм, так интереснее.

Он ещё что-то говорил, а Хрийз сложила два и два — безапелляционные высказывания Юфи, слова коллеги Гральнча, Милы, — и сразу по спине хлынули мурашки.

— Гральнч, ты…

Он остановился так резко, что Хрийз едва не влетела в него. Чудом успела отшагнуть назад.

— Да, — ответил он на невысказанный вопрос. — Ты мне нравишься.

Откровенно. Прямо. И что теперь с этим делать?

— Гральнч…

— Что, скажешь, дурак? — насупился он. — Все меня за дурака держат, и ты тоже. Да, идиот… напугал тебя тогда, из-под воды. Но ведь за такие глупости не расстреливают?

Хрийз вспомнила пруд-бассейн, выход на поверность из подводной части города, оранжевую руку, высунувшуюся из-под бортика и схватившую за запястье, собственные испуг и злость… Нет, за это не расстреливают. По башке, может, и стоило бы тогда дать, но и только.

— Глупости, — решительно заявила девушка. — Я давно забыла уже.

— Правда?

Хорошая у него улыбка, добрая. И сам он незлой, в общем-то, парень. Ну, жаба оранжевая. Бывает. Хрийз вдруг с удивлением поняла, что перестала реагировать на моревичей с прежней нервностью. Притерпелась к ним. Привыкла. Люди как люди…

— Прости, Гральнч, — сказала она. — Ты — хороший парень, не хочу тебе врать. Я не могу…

— Почему? — тут же спросил он. — Ты свободна, насколько я знаю…

Как же всё оказалось сложно здесь! Насколько просто там, в родном мире, настолько же сложно — здесь. Там, дома, никаких проблем не было вообще. Христинка не считала себя раскрасавицей, но и дурнушкой не была, и знала об этом. Ребята общаться не отказывались, и Олег… Там, дома, был у неё Олег. О котором она вспоминала сейчас редко, с острой иголочкой вины и боли. Кольнёт, и отпустит.

— На мне же свет клином не сошёлся, — сказала Хрийз, припомнив одну из бабушкиных поговорок. — Вокруг много других девушек…

— А ты одна, — упрямо сказал Гральнч.

— Другой кто-то на уме есть? — понял он. — И кто же? Я его знаю?

— Гральнч, это уже слишком, не находишь? — тихо предупредила Хрийз.

— Вот так всегда, — сказал он, с досады рубанув воздух ладонью. — Красивая, умная, и — не моя…

— Прости…

Но не встречаться же с ним из жалости? Не будет добра. Бабушка говорила, жалость унижает. Был с нею разговор как-то, об отношениях и жизни. И она сказала именно это: жалость унижает. В любви — особенно.

Уличный туман тянул между ними прозрачные щупальца, разделяя незримой стеной. Не соприкоснуться, не подойти. Малое расстояние, всего два или три шага, но ведь не преодолеть…

— Пошли, — не глядя, буркнул Гральнч. — Опоздаем…

Позже, занимаясь очередной клумбой под не по-осеннему жарким солнцем, Хрийз говорила себе, что пора открыть глаза и розовые линзы из них вынуть. Их же видно, твердила она себе. Их сразу видно. Что сына мастера лШоти, что вот хоть Гральнча Нагурна. Если парень тобой интересуется, это видно сразу. Взяла злая досада: жабы оранжевые цепляются, а тот, ради кого босиком по углям пошла бы с радостью, мимо проходит, едва кивнув.