Я вошел в шатер вслед за ним, на мгновение ослепнув на пороге от света, блеска золота и множества взглядов. Оценивающих. Расчетливых. Подозрительных.

Императрица Мико в великолепном алом, с золотом, одеянии сидела на коленях во главе стола. Я не собирался смотреть на нее, но все же не отводил взгляд дольше, чем следовало, – от вида ее фигуры с большим луком на спине перехватывало дыхание.

Вместе с ней у стола сидели девять мужчин. Я знал лишь министра Мансина, генерала Мото и генерала Рёдзи. Произнесли мое имя, затем их. Оямада. Йасс. Михри. Я забуду их все через пару минут. Увидев Эзму, я вообще перестал слушать. Она сидела на противоположном от императрицы конце стола, неподвижная и уверенная в себе, словно скала. Встретившись со мной взглядом, она слегка улыбнулась.

– Рах.

– Эзма.

Я заставил себя сделать приветственный жест, хотя даже притворяться, что я ее уважаю, казалось бесчестным.

Не понимая ни слова в гуле разговора, я сосредоточился на голосе императрицы, пока Тор вел меня к свободным подушкам рядом с Эзмой. Как только мы опустились на колени, служанка наполнила наши чаши вином и подлила другим. К собравшимся обратился министр Мансин, сидевший рядом с императрицей, я прислушивался к его тону и ждал, когда же Тор меня просветит.

– Он говорит, что взять Когахейру будет сложнее, чем они думали, – прошептал тот наконец. – Там… ой. С другой стороны города лагерем стоит чилтейская армия. Министр Оямада приглядывал за ней и готовился отразить атаку, если чилтейцы нападут, но не решался сделать ход без ее величества.

– Чилтейцы? Я думал…

– Что вы всех перебили? – Я поморщился от этого «вы». – Похоже, нет. Министр как будто удивлен. А теперь они обсуждают, что могли задумать чилтейцы, ведь нападение на укрепленный кисианский город в глубине империи – не пустяк.

Он замолчал, слушая разговор за столом, подхватываемый мужчинами между глотками вина, пока императрица наблюдала за ними. Они обращали свои речи к ней, одни почтительно, другие не слишком, но все с уверенностью людей, привыкших к тому, что к ним прислушиваются. Они говорили слишком быстро, чтобы я мог ухватить хоть слово, но при имени Лео по спине пробежал холодок. Я потянулся за чашей с вином.

– Некоторые из них считают, что чилтейцы хотят освободить доминуса Виллиуса. Хотя, приведя в такую даль целую армию, вряд ли они уберутся восвояси, как только Гидеон его выдаст.

В том, что, однажды уже убив его, Гидеон оставил Лео при себе, не было никакого смысла, но теперь, вероятно, священник был его единственным козырем. Я не стал ничего говорить, не сомневаясь, что мужчины за столом уже это сказали или императрица уже об этом подумала.

– Они согласны в том, что если только чилтейцы не пришли, чтобы усилить армию Гидеона…

– Вот уж вряд ли, – фыркнул я.

– Они тоже так считают. А значит, разумнее всего держаться подальше и позволить чилтейцам напасть на город первыми.

– Что? Все левантийцы в Когахейре могут погибнуть.

– Они с тем же успехом погибнут, если атакуют кисианцы.

– Нет, многие из них сдадутся кисианской армии, особенно если там будем мы. А сколько сдастся чилтейцам?

– Нисколько.

Наш разговор привлек внимание всех присутствующих. Императрица вопросительно подняла брови, но что я мог сказать? С их точки зрения, они были правы. Зачем рисковать, сражаясь одновременно с чилтейцами и защитниками города, если можно просто подождать?

– Ты хочешь?..

– Нет, – перебил я. – Я не выставлю напоказ свою боль перед людьми, которые не желают слушать.

– Тогда мы должны сражаться с теми, кто будет сражаться, – произнесла Эзма, и прежде чем я успел ответить, поднялась, задевая короной провисший шелковый потолок. Она заговорила на кисианском, и я был потрясен беглостью речи.

– Она говорит, что многие Клинки сейчас находятся за стенами города, и нужно воспользоваться возможностью собрать тех, кто захочет присоединиться к нам. Вполне вероятно, что они сами решили уйти, и потому, возможно…

– Желают отомстить Гидеону, – закончил я.

Тор слегка пожал плечами.

– Что-то вроде того.

Эзма закончила, и разговор заметался от генерала Мото к императрице, затем к остальным, которых я не знал, и обратно к генералу Мото.

– Кое-кому из них понравилась эта идея, – сказал Тор. – Армия чилтейцев велика, и нам неизвестно, что они задумали. Лишние воины никогда не помешают.

– Но кое-кто боится, что Клинки обратятся против них?

– Да, они частенько упоминают произошедшее с чилтейцами в Мейляне.

– Мы были пленниками. Они относились к нам как к грязи.

Эзма перебила одного из генералов, и по тому, как Тор кивнул в ее сторону, я понял, что она говорит то же самое. Все за столом слушали ее с уважением, которого никогда на моей памяти не выказывали ни одному левантийцу. Очевидно, корона и царственная осанка говорили сами за себя.

– Она объясняет, кто такие заклинатели лошадей, и заверяет в нерушимости ее слова.

Я фыркнул. Сидевший рядом генерал зыркнул на меня, но больше никто ничего не заметил.

Эзма закончила, но осталась стоять, и лишь спустя мгновение обсуждение за столом возобновилось. На меня никто не обращал никакого внимания.

– Дай знать, если хочешь сказать что-нибудь, – произнес Тор. – Пусть я и ворчу, но стану твоим голосом.

Я тихо поблагодарил его, но на самом деле не знал, что сказать. Собрать гурты в теории было хорошей идеей, вместе мы всегда сильнее, но если они поручат это Эзме, она получит больше сторонников для того… того, что она задумала. Я не доверял ни ей, ни ее намерениям в отношении Гидеона и его левантийцев. В своих туманных планах я всегда представлял, что смогу как-то поговорить, мирно обратиться к нему. От мыслей, что голоса большинства левантийцев, желающих ему и остальным смерти, могут перевесить мой, мне стало дурно.

Следующим заговорил министр Мансин, и я без перевода понял, что он против этой идеи. Он недобро поглядывал в мою сторону. Наше взаимопонимание, похоже, иссякло.

– Он говорит, что люди не поверят нам, да и не должны. Он напоминает о сожжении Мейляна и собственном пленении. Вряд ли ты когда-нибудь еще получишь от него поддержку.

Я хмыкнул в знак согласия. Отодвинув подальше чашу с вином, заговорила императрица. Она посмотрела на министра Мансина, который пододвинул свою чашу к себе и повернулся к человеку, сидевшему слева.

– Что они делают?

– Голосуют. За или против того, чтобы Эзма собрала побольше левантийцев.

Как будто они имели право контролировать наши решения.

Чаши с вином двигались по столу, и в итоге «нет» на один голос перевесило «да». Пока Эзма не толкнула вперед свою чашу, уравняв число. Один из генералов что-то воскликнул, обращаясь к императрице, и последовала разгоряченная дискуссия.

– Они считают, что Эзма не должна голосовать, но, видимо, есть прецедент, – прошептал Тор. – Вас с ней пригласили на этот совет как союзников, а значит, официально вы имеете право голоса при принятии решений. Судя по всему, императрица может аннулировать голосование, но я не совсем понимаю, каким образом.

Поворчав еще немного, генералы признали за Эзмой право голоса, и все взгляды обратились ко мне. Я уставился в свою чашу, не рискуя взглянуть на Мико. Она хотела увеличить свою армию, хотела быть уверенной в исходе этой битвы. В судьбе империи. И мы были обязаны ей после того, что сделал с ее страной Гидеон, но Эзма не та, за кого они ее принимают, и даже не та, кем считают ее левантийцы, и при мысли об увеличении числа ее сторонников у меня стыла кровь.

Я протянул руку, по-прежнему глядя в стол, и придвинул чашу к себе. Над головой раздался ропот, и, подняв взгляд, я увидел разочарование императрицы Мико. И вспышку гнева на лице Эзмы, поспешно скрытую под недоброй улыбкой.

Эзма поджидала меня в тени на полпути к нашему лагерю.

– Считаешь себя умником, не давая мне помочь нашему народу? – произнесла она, когда я проходил мимо.