Вход хранил древнее величие и тишину. С окон были сорваны траурные завесы императрицы, как и прочие знаки с драконами Ц’аев, но, хотя из других частей замка доносились отзвуки голосов, здесь время как будто остановилось. Казалось, что за огромной закрытой дверью, как и прежде, восседает на алом троне императрица Хана Ц’ай. Но теперь я сама управляла ногами императрицы, и мы шли в сопровождении эскорта по главному коридору замка.

В стороне от центральных залов в замке кипела жизнь. За открытыми дверями мельком можно было увидеть, как свободные от службы солдаты пьют, едят и играют в кости посреди пышного кисианского антуража, а другие комнаты устилали циновки для сна, заполнял гул голосов. Некоторые звучали на кисианский манер, но большинство принадлежали чилтейцам.

Нас вели наверх по лестницам, по другим коридорам, за нашими спинами слышался шепот. Кучка бесцельно слонявшихся солдат остановилась, глазея на нас, но императрица в теле иеромонаха с достоинством ответила на их почтительные поклоны, наклоняя голову и касаясь бледными пальцами маски на шее.

Нашей целью оказалась комната в верхней части замка, просторная, с примыкающим к ней балконом и всеми атрибутами роскоши и увеселений. Но, похоже, никаких торжеств не планировалось – хотя на длинном столе и красовались остатки мяса, стол был задвинут к стене, чтобы высвободить место для ковра из карт и бумаг, над которым, хмурясь, склонился человек в чилтейском мундире. Позади него экран на окне защищал бумаги от струй дождя, но не мог защитить от ветра. Каждый самый легкий порыв проносился с шелестом по полу, поднимая все уголки, не прижатые камешками, чашами или вазами.

Когда мы вошли, чилтеец поднял взгляд.

– Ох, ваше святейшество! А мы опасались, что потеряли вас в Мейляне.

Взгляд метнулся ко мне, но на изрезанном морщинами лице не отразилось удивления.

– Ну, как видите, не потеряли, коммандер, – отозвалась императрица, выпрямляя спину иеромонаха. Ее взгляд метнулся к дальнему краю комнаты, и она добавила: – Ты не рад нашему воссоединению, сын мой?

Я вздрогнула. Там, в углу, сидел на подушке Лео, похоже, погруженный в молитву, – тот же Лео, с кем я в первый раз прибыла сюда несколько недель назад и чью голову отрезала. Тот Лео, что был способен заглянуть в мои мысли, сейчас поднял руку, безмолвно меня приветствуя.

Молодой человек не сдвинулся со своего места возле жаровни. Возле стен их была расставлена целая дюжина, жар углей справлялся с холодом коварного ветра.

– Разумеется, я рад видеть тебя, отец, – сказал он. – Но я знал, что ты жив, и не волновался.

– С тех пор как доминус Виллиус присоединился к нам, повидать его сюда прибывает много паломников, – сказал коммандер, бросив на иеромонаха настороженный взгляд. – Оказывается, распространилась весть о его смерти в Мейляне, и теперь люди жаждут, чтобы их благословил Возрожденный. До нас дошел слух, что император-левантиец заявляет, будто Лео все еще с ним, живой, а потому даже хорошо, что он здесь, развеял все эти сплетни.

Взгляд коммандера опять метнулся ко мне. Я не императрица, но и Кассандра Мариус привыкла быть в центре внимания, в любом месте. Я надеялась, что императрица Хана так поглощена игрой в иеромонаха, что не замечает, как мало интереса вызывает ее присутствие.

– Вы обедали, ваше святейшество? – спросил коммандер, продолжая игнорировать мое существование. – Я могу послать за едой.

Императрица Хана помедлила, без сомнения, задаваясь вопросом, способны ли мертвые тела есть.

– Нет, я ел по дороге, коммандер, – сказала она. – Лучше без промедления обсудим дела.

Императрица в обличье иеромонаха прошла в комнату, приглашая меня присоединиться к ней. Коммандер Аулус поднял брови.

– Императрица Хана, – холодно произнес он. – Должен признаться, я был удивлен, увидев, что вы снова с нами.

– Надеюсь, вы приятно удивлены, коммандер, – сказал иеромонах. – Потому что, если мы не сделаем что-нибудь с левантийскими мерзавцами, которым дал волю Андрус, то потеряем не только значительную часть армии, но и гораздо больше.

– Здесь мы хорошо защищены, ваше святейшество. Разве вы не видели войско, стоящее лагерем за воротами?

– Видел. Но, похоже, это войско удобно устроилось и никуда больше не спешит.

Брови коммандера опять поднялись в подлинном удивлении.

– А куда спешить? Для чего нам вообще уходить? Мы здесь для защиты Чилтея, и хотя Гидеон устроился в Когахейре, вряд ли он нападет раньше, чем ляжет снег. И даже тогда ему сперва придется подавить южную Кисию.

– Выдаете желаемое за действительное, коммандер. Что за дело варвару до границ? Вот скажите, будь вы сами главарем левантийцев, предпочли бы пересечь реку Цыцы, вторгнуться в южную Кисию и воевать со всей их армией ни за что, за какой-то каменный горный перевал, или взять слабо защищенные границы Чилтея, до которых рукой подать, и сразиться с сильно уменьшившимся войском Чилтея за контроль над Лентой и всеми ее торговыми путями? Более того, чилтейская армия жестоко обращалась с вашим народом. – Она снова вздернула брови, и мне пришлось подавить желание напомнить, что у иеромонаха такой привычки нет. – Ну же, коммандер? Что бы вы предпочли?

– Откуда нам знать, чего хочет варвар или как он мыслит, ваше святейшество?

– Вы ведь умный человек, коммандер. Гидеон умен, как и вы. Уничтожить целую чилтейскую армию в чужом городе, как кроликов в садке, – непростой трюк для варвара.

Из угла послышался шелест – Лео встал с подушки. Может быть, остальные и не замечали его, но я с трудом удерживалась от взглядов в ту сторону и гадала о его цели. Если он узнал во мне Кассандру, почему до сих пор молчит? Или это другой Лео? Он лишился способности читать мысли, когда мой клинок вонзился меж его ребер?

– Отец прав, коммандер, – сказал он. – Гидеон э’Торин только делал вид, будто подчиняется приказам, но на самом деле оказался настолько хитер, что сумел обмануть даже легата Андруса. – Молодой человек осторожно прошел по разложенным бумагам. – И отца сумел обмануть.

И опять иеромонах поднял брови.

– Тебя тоже, сын мой.

– Нет, отец. Но есть жертвы, которых не избежать. – Он остановился возле другой жаровни, как можно ближе к тлеющим углям, едва не спалив свою простую одежду. Теперь, когда он оказался ближе, я заметила, что выражение его лица совсем непохоже на того Лео, которого я помнила. Мой Лео выглядел беззаботнее и моложе, а сейчас его челюсти были напряжены, над бровями выступил пот. И хотя он улыбался, кулаки сжимались и разжимались, словно от боли.

– И я рад, отец, что ты здесь и добавил свой авторитет к моему, – продолжил он, в его тоне разбитым стеклом зазвенела фальшивая радость. – Я старался убедить коммандера Аулуса, что следует немедля готовиться к походу на Когахейру. Если мы позволим левантийцам перегруппироваться, то будем за это наказаны.

Коммандер Аулус оцепенел.

– Девятка считает иначе – на данном этапе вступать с левантийцами в схватку может быть опасно. И нам еще повезло, что уцелело столько солдат.

– Везением это не назовешь, – сказал Лео.

Императрица переводила взгляд с него на коммандера и, как мне кажется, наконец-то начала понимать, что приезд сюда – неудачная мысль.

Пытаясь хоть как-то удержать нить разговора, императрица Хана сказала:

– Если оставить Гидеона в покое, он скоро положит глаз на Женаву. А через Ленту восстановит связь со своей родиной. Нам нужно немедленно выдвигаться, коммандер. Смотрите, какой дар я вам привез. Представьте, как может быть нам полезна императрица. Подумать только, – продолжила она, широким жестом распахивая руки иеромонаха, – императрица Хана идет во главе нашей армии, обеспечивая безопасный проход и объединяя под нашим крылом остатки разбитых войск северной Кисии.

Опустив взгляд на бумаги у своих ног, Лео указал на большую карту, прижатую четырьмя агатовыми пресс-папье.

– Мы можем пойти по Ивовой дороге, а резервные силы из Женавы пройдут через перевал Тирин.