– Так намного лучше, чем идти пешком, – сказал он, когда я не клюнула. – Может, я даже привыкну.

– А тебя разве не возят повсюду?

– И куда возить? Я не хожу на базар, не бываю на приемах или в борделях, даже не посещаю турниров на Ленте.

Мои мысли неслись вперед, к замку и к тому, что ждет нас там, но его слова привлекли мое внимание.

– Я видела тебя повсюду. Ради твоего благословения толпами собирался народ.

Он помедлил и крепко сжал губы, подбирая слова.

– Да, конечно. Но выйти к народу во имя Бога – это совсем другое.

Весь остаток пути мы молчали, и мои мысли снова побежали вперед. Она здесь, связывает меня с разлагающимся трупом Джонуса – я чувствовала отвратительный зуд сползающей кожи, вонь гниения, холод. Он проник до самых костей, и меня не могло согреть даже полуденное солнце. Мне нужен Знахарь. Мне нужна голова Джонуса.

Пока мы продолжали путь через Кой, вокруг плескался обычный городской шум. Но под звуками болтовни, выкриками продавцов, ревом животных и визгом детей несся скрытый поток напряжения и беды.

Принц Танака мертв.

Паланкин не остановился, пока мы не достигли ворот замка, угрожающе поспешно захлопнувшихся перед нами. Но, выглядывая сквозь просвет в шторке, я сумела рассмотреть и их, и тучи гвардейцев – куда больше, чем требуется для охраны закрытых ворот в мирное время.

Все держались настороженно, негромко переговаривались, оглядывая наш паланкин и город, словно опасались, что и то и другое вот-вот взорвется.

– Какой безрадостный город, – тихонько произнесла я, прерывая молчание. – И все это исходит от замка.

– Да. Император Кин казнил своего сына. Есть еще кое-что, но запутанное и странное, я пока не могу понять…

– Ты опять за свое, – я рассерженно посмотрела на Божье дитя в шелковистой тени. – А еще считаешь меня чудовищем.

Он не слушал меня – навострив уши, ловил каждый звук за потрепанными занавесями паланкина.

– Лео! Прекрати меня игнорировать. Я…

Гвардеец отдернул занавеску и сердито посмотрел внутрь, на нас. На его лбу каплями выступил пот.

– Ты их обыскивал?

– Да, коммандер. У женщины были при себе два ножа. У мужчины – всего одна миска.

«Как же, два», – усмехнулась я про себя, хотя знала, что Она не услышит. В Кисии так привыкли к сандалиям, что и не думают проверять сапоги.

Командир опять окинул нас взглядом, проворчал что-то и отпустил занавеску.

– Закрепи занавески, а то вдруг они шпионы, а потом отворяйте ворота.

– Слушаюсь.

Чересчур многочисленная императорская гвардия зашуршала за шторами, расправляя и закрепляя крюками ткань. И когда та крепко натянулась, удобный, хоть и вонючий паланкин превратился в тюремную камеру без малейшей щели. Тяжелые шаги обошли вокруг, снова все проверив. Я была так же напряжена, как и стены нашей тюрьмы, и пыталась справиться с учащенным дыханием.

– Хорошо. Открывайте ворота!

– Открывайте ворота! – повторило приказ множество голосов за стеной.

Наконец внутри заскрипели механизмы, и пасть со скрипом распахнулась.

Рука Лео прикоснулась к моей, и я отпрянула.

– Кассандра? – произнес он, когда я забилась в угол. – Что с тобой?

В последний раз я оказывалась в таком тесном пространстве в шкафу одного старика-торговца, а его жена тем временем обшаривала всю комнату, после чего с визгом бросилась звать гвардейцев. Я едва не выскочила наружу и не прибила заодно и ее, лишь бы не оставаться в деревянной коробке без воздуха, но Она останавливала меня как могла.

– Кассандра?

Мы опять двинулись, и шум города сменился на угрюмое молчание замка.

– Как ты?

– Все нормально.

Я прикрыла глаза, стараясь сосредоточиться на движении паланкина. Я ничего не видела, но ощущала каждый поворот, чувствовала, как паланкин поднимается и опускается, узнавала по скользящим теням надвратные башни и арки. Голоса и шаги тоже просачивались сквозь шелк, становились громче и опять затихали, когда мы оставляли сторожевые посты позади.

Мне недоставало опыта, чтобы мысленно сложить все это в карту, но постоянные перемены звуков и направлений указывали на то, что замок Кой неприступен не из-за толстых стен, а из-за лабиринта внешних укреплений.

– Они всех гостей вот так вносят? – спросила я, когда паланкин полностью выровнялся и оказался на солнце.

Позади нас со скрипом закрылись ворота.

– Всех чужестранцев. Мой отец считает, что теперь лишь только для вида – карты этого лабиринта давно куплены у нуждавшихся в деньгах гвардейцев, однако эти знания не помогли решиться на штурм.

Скрип кончился, и после резкого толчка мы замедлили ход, носильщики тяжело выдохнули. Потом паланкин глухо стукнулся оземь.

– Выпускайте их.

Первая занавеска с треском отодвинулась, и не успел отойти гвардеец, как я вывалилась наружу. Он гаркнул на меня, но я просто свернулась на теплых камнях и жадно хватала ртом воздух, словно он во всем мире последний.

– Поднимайся.

Надо мной что-то мелькнуло, я открыла глаза и увидела, как Лео схватил гвардейца за запястье.

– Оставьте ее, – сказал он. – Дайте ей время прийти в себя. Ни к чему проявлять жестокость во имя спешки.

Кисианцам нет дела до нашего Бога, и тем не менее гвардеец отступил, не рискнув ударить того, кто назвал себя доминусом Виллиусом. Мне следовало поблагодарить Лео за это вмешательство, но принимать его помощь – это просто слабость и глупость. Я заставила себя встать, хотя голова кружилась.

Она звала меня из замка, из своей тюрьмы гниющего тела.

Мы остановились в просторном внутреннем дворе. Арки из него, похоже, вели в другие дворы и сады, обнесенные стенами, но все затмевала тенью громада замка Кой. Он навис над нами, словно дикий зверь на массивном каменном основании, величественные парящие крыши раскинулись, изгибаясь как крылья. Повсюду висели императорские знамена кроваво-красного цвета. Двор тоже окрасила кровь – настоящая, – хотя полдюжины служанок ползали на коленях, соскребая ее с камней. Смерть смотрела прямо на нас. Внутренний двор поверху был украшен копьями, и на каждое насажена перевернутая голова, иссохшая от жары. Под ближайшей служанка оттирала вытекшую мозговую жидкость.

Лицо Лео стало призрачно бледным.

– Кто все эти люди?

– Изменники, – ответил кисианец, но в голосе звучал не гнев, только горечь. Он не смотрел в ту сторону, предпочитал глядеть прямо перед собой, на открытую дверь замка. – Входите. Ее величество желает вас видеть.

– Ее величество? Я надеюсь, император Кин в добром здравии?

Гвардеец посмотрел на Лео и немедленно отвернулся, обнаружив, видимо, что его, как и меня, смущает пристальный взгляд этих бесцветных глаз.

– Проходите, она уже ждет. Смрадный ветер быстро разносит вести.

Внутри замка нас встретила тишина, только эхо наших шагов разнеслось по темному залу. В нем, с такими толстыми балками и тяжелыми стенами, и в хорошие времена было бы темно, но теперь все запертые на засовы двери и окна были задрапированы черным. Здесь не видно было флагов Ц’ая, никаких акварельных картин и ширм, никакой красоты, которой так кичатся кисианцы, только темный зал, еще более мрачный от горя.

Гвардеец шагал быстро, но Лео не желал торопиться, он шел в подобающем его положению темпе. В лесу он не придавал значения подобным вещам, но возвращение к цивилизации, похоже, заново раздуло его самомнение.

За первым залом была еще одна темная комната. Вдоль стен стояли одетые в алое гвардейцы, а у двери тронного зала нас ждал встревоженный, похожий на писца человечек.

– Да неужели это… это… – Коротышка оглядел нас и опять перевел взгляд на нашу охрану. – Они не могут встречаться с ее величеством в таком виде.

– Нам велено было доставить их прямо сюда, канцлер.

– Тогда хотя бы дайте им умыться. Они сплошь покрыты грязью, и только богам известно, чем еще. И эти сапоги… – Человек поежился и подал знак слуге, державшемуся в тени. – Быстрее неси одежду и теплую воду. И сандалии.