Он прищурился, и лоб словно надвинулся на глаза.

– Ты унаследовала прозорливость своего деда Лана. А твоя мать – лишь его гордыню. Я не стал бы сожалеть, если бы у кого-то из убийц получилось, но это правда, я не особо старался. А потом и вовсе перестал, потому что вместо меня этим занялась твоя мать.

У меня перехватило дыхание.

– О чем это вы?

– Я о том, малышка Мико, что уже почти два года я не отправлял к вам убийц. Тот человек на постоялом дворе… Что ж, скажем так – твоей матери требовалось создать обо мне определенное представление, которое она могла бы с выгодой показать своим сторонникам-северянам.

Тот убийца на постоялом дворе. В доступном для посторонних месте. И в последний момент он убрал клинок. Я уставилась на императора Кина, и возражения так и не слетели с моих губ. Матушка всегда говорила, что готова на все ради достижения целей, но никто и представить не мог, что она способна устроить фальшивое нападение на собственных детей.

– Ее чилтейским союзникам понравилось это представление, – продолжил он, когда я так и не подобрала слова. – Ей всегда хорошо удавалось устраивать грандиозные спектакли, чтобы привлечь на свою сторону сердца и умы.

– Чилтейские союзники? Но… Это же вы планировали заключить мирный договор. Вы хотели выдать меня за доминуса Лео Виллиуса.

Прежде чем я успела закончить, император Кин покачал головой, а его улыбка стала почти сочувственной.

– О нет. Нет-нет-нет. Я хотел заключить договор, это так, но невозможно поддерживать мир, когда уже идет война. Ее война. Она пыталась одновременно избавиться и от меня, и от сторонников войны среди чилтейской Девятки. Ты была гарантией, что она расплатится с новыми союзниками, а Танака – подачкой северянам, когда она приказала им не сражаться с чилтейскими налетчиками. О да, и за этим тоже стояла она. Все ради того, чтобы внушить всем, будто я слишком ненавижу северян и не способен позаботиться о собственной империи. Будто я слишком стар. Слишком слаб. Не могу забыть обид. И что меня нужно уничтожить.

И он ей это позволил. Позволил матушке двигать свои фигуры, устраивать западни. И, несомненно, намеревался обратить это против нее. Но удар принял на себя Танака. Танака, впитавший все это, внимая каждому слову матушки, и выступивший за империю, которую любил. Мое сердце снова оборвалось, и по всему телу пошли трещины, от подметок сандалий до кончиков золотых шпилек. Это матушка его убила. Собственного сына.

Я смахнула слезу ладонью. Рядом с Танакой я ничего не значила.

«Ради брата ты должна воспользоваться этой возможностью. Другого пути нет».

– Сама понимаешь, Танака не оставил мне выбора.

Я подняла голову.

– Не оставил выбора? Вы могли бы…

Он поднял несуществующие брови.

– Мог бы что? Если ты хочешь править, то должна мыслить как императрица, – сказал он, и, хотя мне хотелось поверить в мягкость его голоса, по лицу было ясно, что голос лжет. – Если бы я арестовал Танаку, он стал бы поводом для мятежа. Если бы я не сделал ничего, он сидел бы сейчас на Алом троне, я был бы мертв, а чилтейцы воспользовались бы ошибками твоей матери. Надвигается война. Она давно уже грядет, и я к ней готовлюсь. Лишь я могу победить в этой войне. Твоя мать думает только о собственных страданиях. Какое бы влияние она ни приобрела при дворе за эти годы, лишь я вел в сражения армии Кисии. И только страх перед солдатом-императором до сих пор обеспечивал нам защиту.

Страх перед ним. Ему хватило лишь кивка. Один кивок, и мой брат погиб, а вместе с ним и моя мечта о свободе. Из гордости я проглотила слезы.

– Они научатся бояться и меня.

Император Кин сложил искалеченные руки за спиной и посмотрел на меня холодным оценивающим взглядом.

– И для этого уже есть причины. Один твой дед убил другого. Твой отец пытался спалить всю империю с помощью колдовства. Брат только что объявлен изменником, а мать сделала нас уязвимыми перед нападением, лишь чтобы навредить моей репутации военачальника – на единственной стезе, где она еще не сумела нанести мне удар. Видишь ли, Отако прославились не благодаря своей мудрости и чести.

– Я – не мой брат. И не отец, – повторила я. – И не мать.

– Да, но ты незаконнорожденная дочь изменника.

– Для кого-то изменника, а для кого-то героя. Вы как никто другой должны это понимать.

Он улыбнулся одними губами.

– Для кого-то безумец, а для кого-то пророк?

– Что-то в этом роде.

Он снова посмотрел на меня, в единственном глазу полыхало пламя. Я выдержала его взгляд, хотя мне и хотелось отвернуться, не сдвинулась с места, хотя мне хотелось убежать, и слегка улыбнулась, хотя мне хотелось вцепиться ему в глотку. Не время горевать. Не время мстить. Пока еще не время.

– Как повезло бы Лео Виллиусу, если бы ты влюбилась в него, а не желала ему смерти, – наконец сказал он.

– Я не желала ему смерти. Мне просто не хотелось, чтобы меня отослали. Здесь мой дом. Моя империя. Я всю жизнь буду служить Кисии, а не Чилтею.

Его губы тронула улыбка, и мое сердце забилось с новой надеждой. Надеждой, за которую я себя ненавидела. Что бы ни устроила моя мать, этот человек убил моего брата.

Еще не время.

– Что ж, Мико Ц’ай, – сказал он. – Твое предложение… звучит интересно.

Я отметила, каким именем он меня назвал.

– Интересно?

– Надеюсь, ты простишь меня за то, что я не успел его как следует обдумать. Возможно…

В коридоре раздались шаги, и я чуть не закричала, чтобы посетитель убирался. Император слушал меня и разговаривал как с равной, его слова слой за слоем срезали фальшь. В моей душе только что загорелась надежда на новое будущее, но через секунду двери открылись и на пороге появилась матушка с почерневшим луком в руках. Гвардейцы не помешали ей приложить стрелу к тетиве.

Император Кин раскинул руки в приветственном жесте.

– Как поэтично, – сказал он. – А я думал, его закопали.

– Нет, но скоро так и будет, – отозвалась она, глядя только на императора. – Танака был моим сыном!

– Но не моим.

Она взвыла, и лук затрясся в ее руках, а по щекам хлынули слезы.

– Мне следовало сделать это много лет назад, – сказала матушка, готовясь выпустить стрелу.

С такого расстояния она могла даже не целиться.

– Мне тоже. Капитан!

Открылась дверь в спальню Кина, и оттуда высыпали шестеро императорских гвардейцев, хрустя ногами по тростниковым циновкам. Двое молча вскинули луки, не дрогнув, когда нацелились на императрицу, а остальные положили ладони на рукоятки кинжалов.

– Бросьте лук, ваше величество, – сказал капитан Лассель, как будто обращался к расшалившемуся ребенку.

За этим требованием стояло много невысказанных обвинений. Угроза императору – это государственная измена. Наказание за измену – казнь. Даже для императрицы.

Если бы я могла прожить это мгновение еще раз, то заметила бы, как эти мысли пробегают за ее веками, заметила бы тот момент, когда горе пересилило все остальное. Матушка крепче сжала лук, так что побелели пальцы. И снова мое будущее оказалось под угрозой. А еще секунду назад император Кин прислушивался ко мне.

– Нет! – закричала я и бросилась вперед, не успев даже помолиться, чтобы никто из гвардейцев не попал в меня.

Кто-то не удержался и выстрелил, бумажная панель с треском разорвалась как раз в тот миг, когда мы повалились на пол. Но боли я не почувствовала, я ощущала лишь, как матушка барахтается в шелках, пытаясь освободиться.

– Глупая девчонка! – зашипела она, отталкивая меня, но тут другая рука дернула меня и подняла на ноги.

– Не прикасайтесь ко мне, капитан! – рявкнула матушка. – Я ваша императрица.

– Вы должны пойти с нами, ваше величество, – сказал капитан.

Я восстановила равновесие, но все труды Инь пошли насмарку, выбившиеся локоны щекотали мне щеки.

Матушка рассмеялась.

– Пойти с вами? Чтобы вы меня заперли? – По ее щекам текли слезы, она как будто уменьшилась в размерах и тряслась от ярости. – Он убил моего сына! – Она ткнула пальцем в его величество. – Своего наследника! Вот где настоящая измена.