Подземелье меняло форму, открывая проход для Раска. Он слетал вниз подобно бьющему добычу дракону, каждый шаг приближал его к Карильон Тай. Воспоминания о ней струились сквозь камень, как по венам ее зараженная кровь.

Карильон представала в видениях, хоть на нее и было больно смотреть – психический отклик резал мысленные глаза. Она в недрах Нового города. И не одна – Раск сознавал присутствие Крыса, Карлы, еще какого-то смертного, но Крыс едва ли вообще существовал для него, и даже Карла не более пятнышка театрального грима, зыбкое облачко из плоти и кости. А вот Карильон – Карильон была такой же, как он.

В его руке клинок из драконьего зуба. Смертное тело воспринималось не очень отчетливо – слишком много себя он выпустил сейчас в окружающий город.

Она чует его приближение. Вместе со спутниками бросается наутек, так пехотные войска рассыпаются перед тем, как их охватит драконье пламя. Крыс со смертными спешат забраться в один туннель, Кари убегает другим путем. Экспериментируя, он тянется разумом и пробует ее раздавить, сомкнуть на ней каменный кулак, но это чудо парируется. У нее до сих пор есть щепоть власти над его городом или это остаточное отражение Шпата?

Ничего, так будет даже лучше. Непосредственней.

Он намертво захлопывает туннель перед ней, камень плавится и застывает опять в мгновение ока. Кари круто разворачивается, зажатая в угол бродячая кошка, в руке нож. Она проводит острием по ладони, кровавит лезвие.

Он творит дверь для себя и шагает к ней в тупик. На полу валяются трубы, разломанные механизмы, всякий хлам из старого квартала Алхимиков, поглощенный перерождением Шпата. Раск тоже своего рода создание той алхимии: когда творит чудеса, внутри него сжигается тинктура доктора Ворца, посылая пучки света сквозь камень.

Наконец-то Раск видит ее своими собственными глазами.

– А ты похож, – говорит Кари, – на Артоло. – Она переступает нагромождения коварных обломков уверенной воровской походкой. Заходит кругом, поводя ножом.

– Это мой дядя. Ты его изувечила. – Проносится воспоминание о коротком, одностороннем поединке между Артоло и Святой Карательницей, довесок, полученный от Шпата. – И сказали, что ты угнала корабль. Дядя жив?

– Когда люди – и боги – приходят за мной и моими близкими, то кончают могилой. Поинтересуйся у долбаной Царицы Львов.

Раск рассмеялся:

– Узрите! Несущая ужас Святая Карательница! На пару с сестрицей Эладорой, серым преосвященством за кулисами. Той, кто мучила меня подосланными шпионами и убийцами.

– Вроде того. – Кари перехватила рукоять поудобнее. – Послушай, нам не обязательно драться. Шпат говорит…

– Призрак до сих пор с тобой разговаривает? Где же он прячется?

Кари ответила злой гримасой:

– Не важно. Шпат говорит, что ты не законченное говно. Что не стоит доводить до новых смертей. Город большой, места хватит нам обоим, согласен?

– Провались этот город в пекло. Я скоро отбуду. Скоро мне улетать вместе с Прадедушкой.

– Похер, годится. Ты улетаешь, я остаюсь со Шпатом. Я даже… – Святая Карательница сплюнула на пол. – Я даже готова договориться с драконом. Сохранить чертов мир Эладоры, усекаешь? Слушай, я повидала, насколько все может оказаться хреново. Этому свету и так крепко досталось, не хватает еще нам усугублять.

Раск шагнул к ней.

– Тогда прими пепел. Присягни дракону. Займешь мое место. – Он предложил первое, что пришло в голову, но, когда слова слетали с губ, осознал, насколько это превосходный выход. Святая примет на себя бремя Нового города, для этой роли она и создана. Он сможет снова летать на Прадедушке – и между вылетами возвращаться в Гвердон.

Возвращаться к ней.

Такое решение ситуации совершенно, как архитектура Нового города, возвышенно и элегантно, как жемчужные башни. Сердце зашлось от восторга.

– Кари. О боги – я же делил со Шпатом воспоминания! Я был им. Есть вещи, которые он тебе не открывал. Я знаю, как он тебя любит. Он мертв, но я – я жив. Я буду любить тебя. Мы одинаковы – кто может знать тебя так, как я? Твои дары, в придачу к моим, упрочат мое место Прадедушкиного фаворита!

– На хер. – Кари вытаращилась на него с отвращением.

– Давай объединимся! Хочешь свою святость обратно? Бери! Я с радостью отдам тебе всю эту силу. Боги Ишмиры жаждут твоей смерти? В пекло тварей! Стань Эшданой, и я огражу тебя! Только прими пепел, попроси прощения у Прадедушки, и все окажется замечательно, понимаешь?

– А как же «Лунное Дитя»? Как же народ, который я увезла с Ильбарина?

– Они посмели пойти против дракона. Их жизни тому расплатой – но я же Избранник! Прадедушка пощадит их, я обещаю. – Он раскинул руки и с гордостью провозгласил: – Услышь меня: даю тебе слово дракона!

Глаза Кари распахнулись еще шире. По телу пробежала дрожь.

– Адро, – прошептала она. Это имя не говорило ему ни о чем.

Затем стремительным движением она вогнала нож Раску под ребра.

Бастон очнулся от беспокойного сна. Снаружи стоял гам – толпа гудела о пожаре недалеко от дракодрома. Кто-то поджег склад, набитый боеприпасами лириксиан. Взрывы и вспышки горящего флогистона освещали ночное небо, словно новые цеха Дредгера. Пробежал холодок гордости – захотелось выскочить на улицу и присоединиться к людям, но для них он отныне чужой, вдобавок по-прежнему связанный клятвой. Если он предаст Гхирдану, то принесет жителям лишь новые беды. Лучше оставаться здесь, в одиноком доме, и делать все возможное изнутри.

Раска нигде не было. Бастон ставил на двери спальни охрану, но сейчас в комнате появилась вторая дверь – выход наружу. Комната не удержит того, кто способен менять облик города. Без чудес Раска они слепы – не имели понятия, что происходит за пределами комплекса. Все, что оставалось, – залечь в оборону. Удерживать территорию Фонарной улицы, ждать, пока выдохнется этот шторм.

Одиноким часовым Бастон обходил окна. Несколько смутьянов закидывали двор камнями. Был момент волнения, когда парень швырнул через забор пустую жестянку – и все дернулись за противогазами, думая, что это мертвопыль. А помимо этого первые несколько часов было тихо.

Потом снаружи раздался выстрел.

Бастон придвинулся к окну, осмотрительно стоя сбоку, за откосом. Двор темен и пуст, но выстрел прозвучал совсем рядом. Похоже, у главных ворот. Там должны стоять караульные. Он отправил полдюжины присматривать за оградой.

Бастон двинулся в коридор. Проверил запоры парадной двери – вход забаррикадирован, как полагалось. Окликнул снайпера наверху. Сегодня дежурил Ник. Молодой парнишка из Братства.

– Ник? Чего-нибудь видишь?

Заклекотало, словно парень проглотил язык. С чердака донесся грохот, как от упавшего тела. Потом голос, тягучий и маслянистый, из собственного рта!

– БАСТОН. ОТКРЫВАЙ.

Шорк. Шорканье с той стороны.

– ОТКРОЙ ДВЕРЬ, БАСТОН.

– Я не могу, Крыс.

– ХАР-Р. ЖИВЕЕ. НЕ БУДЬ ДУРАКОМ.

– Карла здесь?

– ОНА ЖИВА. ОТКРОЕШЬ И УВИДИШЬ ЕЕ.

– Не могу. Я принес клятву. – Он отступил от двери. – Уходи, Крыс. Возвращайся в свои туннели. Ступай с миром, и Гхирдана тебя оставит в покое.

– НЕТ.

Дверь сотряслась под ударом навалившегося огромного веса.

Как только нож ткнулся, Кари поняла, что облажалась. Она почувствовала, как лезвие скользнуло по какой-то преграде – может, у него под курткой пластинчатый доспех – и полоснуло Раска сбоку, нанося мелкий порез. Отнюдь не смертельный удар, и она понимала – второй попытки не будет.

Поэтому, оттолкнув его, бросилась бежать тем путем, каким Раск прибыл.

Туннели превратились в кошмар. Раск не мог достать ее напрямик чудом, но бросал завалы, распахивал под ногами расщелины. Она отыскала лестницу наверх, но та расплавилась, стоило поставить ногу на ступеньку. Сунулась в один туннель, как его затопило – сжатие камня разорвало трубу с водой.