За ними надзирали вооруженные стражи. Откормленные эшданцы с пистолетами и дубинками. Это они теперь управляют фермами, управляют, похоже, всем вообще. То же самое она уже видела в Гвердоне, в ранние дни существования Нового города. Подонки и преступные синдикаты быстрее всех приспособились к последствиям катастрофы и подмяли власть под себя. «Тебе бы претило так поступать, – мысленно заметила она Шпату. – Ты бы гнул свое насчет отца, насчет Братства, насчет построения на развалинах нового, справедливого мира. И куда же все эти добрые намерения вкупе с самопожервованием нас завели? Ты погиб, а я здесь, на этом долбаном Утесе». В Гвердоне она никогда не позволяла себе таких мыслей, но Шпат от нее за полмира и все равно ничего не услышит.

Обогнуть пашни ей удалось единственным маршрутом – подняться выше, взлезть на самые верхние склоны, где воздух стал прохладнее, а поверхность более неровной. Здесь, в вышине, гора превратилась в фантастический лабиринт из расколотых глыб с единственными живыми созданиями – несколькими колючими кустами. По ее догадкам, здесь бились боги. Проплешины на широком откосе, скорее всего, прожгло кислотой из усиков творений Матери Облаков. Три сонаправленные расселины, должно быть, продрали когти Царицы Львов. Разрушения еще свежи, под ногами камни в зазубринах. Рассеченные козьи тропки обрывались в никуда. Да и коз что-то не видно. Забурчал пустой желудок. Она слабеет от голода. Выносить тяжесть дурацкой книжки, не говоря о прочем снаряжении, все трудней.

Она заставила себя идти дальше. Вообразила, что опять в Новом городе. Шпат явил чудо и ради нее преобразовал непроходимые скалы в ровную дорожку. Как только она обогнет Утес, начнется спуск. Вниз, к Ильбарину. Даже если от города осталось немного, найдутся места, где укрыться. Она отыщет кого-нибудь на корабле, кого-то, кто возьмет ее за деньги.

Промежуток выше по склону вроде бы не был так разгромлен по сравнению с остальной местностью. Устав поскальзываться на каменных сколах, Кари полезла наверх, подтягиваясь на жестких стеблях бурьяна и выпиравших наружу корнях кустов, пока не достигла неповрежденной области. Впереди виднелась небольшая каменная постройка. Пастуший загон или, может, часовенка для странников.

Тут можно было хоть чуть-чуть просто пройти, а не карабкаться по расколотым скалам. Она допила остатки воды, пнув себя за то, что не набрала перед уходом еще. Виноват Хоуз – выбесил, зараза, решила она, стараясь заполнить нутро злобой на капитана. Лучше злоба, чем голод. Злоба заостряет, не дает раскиснуть.

Она побрела дальше, пересекая склон. К закату обойдет Утес. К завтрашнему полудню доберется до Ильбарина. Пускай с собой не осталось еды, зато имеются деньги. Корабль до Кхебеша отыщется и без Хоуза. Она как-то справлялась без капитана все эти годы. «Меня хотят убить ишмирцы, хочет убить Гхирдана, а мои лучшие друзья – это упырь и город. Ясное дело, без тебя у меня все охерительно».

Поднялся ветер, сыпя пылью в лицо. Она упорно продвигалась вперед, шаг за шагом, наклонив голову. Твердила себе: до Кхебеша она доберется. Избавится от чертовой книжки, обменяет ее на мудрое наставление опытных чародеев запретного города. Она даже не представляла, что говорить, когда к ним прибудет. «Меня создал дедушка, в качестве основы для ритуала по возвращению Черных Железных Богов, а я по случаю спустила всю их силу в труп моего близкого друга. А он вдруг превратился в город. Я слышу его у себя в голове, и вместе мы вышибли дерьмо из Гхирданы и сопротивлялись вторжению, но теперь мой друг угасает. Можете выписать ему какую-нибудь мазь?»

Что будет, если такой подход не сработает?

А что будет, если сработает?

На минуту она почувствовала вокруг себя странное трение, будто путь перегораживала невидимая завеса, сквозь которую необходимо прорваться. Преграда сначала грубо скребла кожу, потом отяжелела внутри черепной коробки, и ее давление нарастало.

Внезапно появилось пугающее ощущение раскачки, как будто сам склон вознамерился ее оттолкнуть. Она повалилась на колени, вцепилась в камни, и пыль жалила ее голую кожу.

Вскоре, так же внезапно, это ощущение прошло. Гора снова стала обычной горой.

– Ну ладно, – пробурчала она.

А потом наяву взлетела в воздух.

Солнце, море, небо и Утес завертелись вокруг, а затем она грохнулась в грязь, удар вышиб воздух из легких. Острые камни впились в лицо и грудь. Под весом книги ранец проехался по спине и огрел ее по затылку. Сука. Она попыталась подняться, перенесла вес на руки – и запястье пронзила боль. Поверхность качнулась, сместилась под ней, и она снова упала. Глаза уловили расплывчатое движение. Не человек, а смазанный вихрь из песка и камней, но он стремительно приближался. Кари неожиданно разглядела в нем черты старой женщины, седой и согбенной, лицо избороздили следы когтей. Камни – это ее зубы, колючки – заостренные ногти.

«Это же горный дух», – сообразила Кари за миг до нового удара прямо в грудь. Затрещали ребра, ее отбросило назад, покатило по склону.

Повсюду ревела и завывала земля. Рядом рушились валуны, обсыпая гравием. Облака пыли заслонили свет. Старуха была везде, со всех сторон и всем вокруг, колошматила, рвала когтями. Ветер оглушительно высвистывал проклятия. Кари могла только свернуться в комок, смертная перед ликом божьего гнева.

В Ильбарине поклонялись Ушарет, богине – покровительнице горы.

И гора повалилась на Кари.

Ставить на это по-крупному Кари бы не стала, но, кажется, была пока что жива. И чувствовала себя мешком с кровавой кашей и осколками костей. Мысли медленно плавали в жидком холодце ее мозга. До нее не сразу дошло, что она не валяется на горном склоне, а куда-то едет. Она лежала в фургоне. Скрипели колеса, шушукались голоса, позвякивали громоздкие металлические бидоны. Ее руки связали веревкой, но по тому, как впивался в спину твердый переплет, становилось понятно – чертову книжку у нее не отняли. Даже не пошарили в ранце. Она попыталась шепотом себя с этим поздравить, но и такое усилие ткнуло ей в бок пикой боли.

Один глаз заплыл начисто. Получилось разглядеть четверых охранников. Все с оружием, но за ней не следят. Оглядывают горную кручу, наблюдают за склонами. Е-мое, да ведь тварь, что на Кари набросилась, богиня или кто, едва ее не убила. Выписала ей люлей с верхотуры до самой дороги.

Солнце заходило слева, закатывалось за Утес – она движется не в ту сторону. Ее везут назад, в Ушкет.

Дерьмово, подумала она, но это самая ничтожная из неприятностей. Она переборола подступившую панику, и от очередного усилия на минуту все опять потемнело.

«Шпат? Я изранена». В Гвердоне Шпат умел принимать ее повреждения на себя, предохранять от увечий, но она от него далеко. Раны выхаживать ей самой, и очень скверные раны. Казалось, все вокруг приобрело неумолимую твердость, мир острого камня и жестоких врагов, а она мала и разбита.

«Думай». Ей слишком плохо, чтобы двигаться быстро, но понемногу шевелиться она способна. Руки и ноги связаны, но, похоже, ею занимались наспех. Той же самой грубой веревкой в фургоне закрепили бидоны и не натягивали слишком туго. Будет возможность, и Кари сумеет вывернуться из пут. Четверо пленителей, судя по голосам, местные ребята, эшданские новобранцы, напуганы не меньше ее. У них ножи и палки, нормальных доспехов нет. Не солдаты. Временно нанятые громилы. «Вдобавок им невдомек, что ты очнулась. Выжди подходящий момент». Она вообразила, будто это Шпат дает ей наставления. Сама себе она никогда не советовала сидеть тихо. «Жди удачной возможности. До тех пор притворись, что лежишь без сознания».

Эту часть отыграть совсем не сложно. Она опять на секунду вырубилась, когда фургон перекатился через дорожную кочку. В бочках возле нее туда-сюда плескалась какая-то жидкость. Внутри нее туда-сюда плескалась боль, словно не могла выбрать, каким синяком или порезом заняться поосновательней. В итоге засела в запястье, колене и ребрах с левого бока. Во рту стоял привкус крови.