– Ты поступил правильно, Тер. Без меча Корона заберет под свое управление и земли, и войска Эревешичей. Но если мы спасем Гвердон, если завладеем остатками божьих бомб, тогда Короной буду я. – Глаза у нее горели, а ногти впивались ему в предплечье. – Ольтик понял бы нас. Удержим город – получим все.

Затем она отстала, позволив охране увести себя обратно.

Ничего она не понимает. Везде видит заговоры и козни, извечный парный танец хитрости и честолюбия, в который попытался вписаться Ольтик.

Не за тем он отдал этот приказ, нет, не за тем.

Один из бойцов Эревешичей – Йориал вроде бы, но в дыму и клубах пара от наводнения трудно разобрать наверняка – отыскал Тереванта среди колонны. И передал ему винтовочные патроны.

– Полковник советует вам занять позицию на высоте, подальше от прохода под виадуком. Ради вашей же безопасности.

– Я – старший Эревешич. Кому, как не мне, возглавлять наши войска?

– Как сказал полковник, на передовой живым не место. – Обычно нелегко выявить подтекст в мертвенном скрежете скелетов, но воистину замогильный тон Йориала превосходно донес смысл послания. Большинство тех, кто будет сражаться на виадуке, – не неусыпные, а живые, но гвердонские наемники и городская стража лучше оснащены для ближнего боя с богами, чем регулярное хайитянское войско. Не стоило с этим спорить.

С извращенно-постыдным чувством Теревант свернул влево – на узкую улицу, сбегавшую в сторону захваченной территории. Вдоль Мясницкого Ряда шли высокие склады, откуда хорошо просматривались подступы с Мойки; он мог расположиться там. Он зарядил винтовку и проверил противогаз.

Чуть ранее на этих улицах была стычка. В стенах дыры от пуль, подтеки на мостовой. При этом тел относительно мало. Человечьих убитых уносят Хранители и упыри, а мародеры-алхимики забирают тронутых богом чудищ. И тех, и тех перегоняют, извлекают экстракт их сущности. А где-то дальше, за вражескими порядками, его ждет сущность брата. Сущность их Дома. Но сыграть, рискуя всем городом, он не мог. Нет у него храбрости поставить судьбы столь многих на неверную карту собственного мастерства.

В тумане он слишком далеко забрел. Промахнулся мимо складов. Впереди полузатопленные улицы, вода плескалась в подвальные окна. Огромные скопления мусора покачивались на поверхности разлитого Кракеном половодья.

Из мглы проступали странные очертания. Создание из когтей и шипов, бугристое и кургузое, молотит по воде коротким хвостом… тут он разглядел его более ясно. Это просто наемники с мечами и ружьями залегли на ветхом плоту, наблюдают за берегом. Какое-то водоплавающее толкает их плот через этот затон.

Он вскинул винтовку на случай, если это ишмирцы, но женщина на плоту приветственно ему помахала.

– Эй, – крикнула она, – это ж тот малый с Фестиваля. – Воительница сняла с себя дыхательную маску. И оказалась Наолой, той самой наемницей.

Теревант подобрался к кромке воды и снял маску сам.

– Вы же собирались в Лирикс.

– Война сама пришла, – ответила Наола. – И Гвердон раскошелился пощедрее. – Наола спрыгнула к нему на берег. – Куда это ты сбежал с Фестиваля той ночью?

Он не удержался от смеха:

– Ты не поверишь.

– А вдруг поверю? У нас тут творятся дела страннее некуда. Два дня подряд деремся в Мойке. – Судя по грузу на плоту, обирали они не меньше, чем дрались.

– Как вы сумели? – Мойка – оккупированная территория. Ишмирские боги и чудища тут повсюду.

– Мы набрели на беженцев из Нового города. Некоторые из них у себя в Северасте близко общались с богами, а здесь усмирились. Сейчас же, когда заявились боги, у них вновь прибыло сил. – Наола указала на существо, толкавшее плот. – У нас есть своя девушка-кракен, – радостно сообщила она.

Он поколебался, а потом обхватил Наолу за плечи.

– Я – Теревант из Дома Эревешичей. Я богат, как не знаю кто. Я обеспечу тебя до конца жизни, только незаметно проведи меня в Мойку.

Над Чутким задул горячий ветер, шпион пробудился. Он уставился в рдяное небо и не мог определить, день сейчас, ночь или естественный ход вещей тоже пал жертвою этой войны. На багровом зареве разверзлись раны: золотое рассечение, а от него вихрем росла, спускалась огненная лестница. Ее ступени вертелись, плясали, вытягиваясь над руинами тюрьмы в пылающем смерче. Лестница пристала к земле прямо там, где он лежал, и шпиона коснулся язык пламени. Он был слишком опустошен, чтобы одергиваться, слишком устал – даже моргать.

По лестнице из рая спускались высокие фигуры. Ишмирские воины. Священники Пеш, с маслянистыми от крови руками. Одни несли трубы и горны, другие – церемониальные кинжалы. Они шествовали впереди капитана Исиги – та же сходила вниз с миской свежевырванных сердец. Некогда красивое лицо капитана ныне перекошено, ее череп видоизменялся уже много раз. Она бросила взгляд на шпиона. «Ты знаешь, кто я?» – подумал он, но она не удостоила его вниманием, просто перешагнула и всмотрелась в окутанный дымным облаком город.

Глаза у нее совсем, совсем безумные.

За Исиги следовала дама в шелковом одеянии жрицы Ткача Судеб. Эта дама подсела к шпиону, нацедила ему в рот из фляжки воды, потом откинулась и пыхнула сигаретой.

– Икс-84, – молвила Анна, – ну какого хрена ты все еще жив?

– Везучий, – бессильно прошелестел он.

– Везучий, – эхом откликнулась она, глядя на водоворот над «Великой Отповедью». – Нам всем повезло. Провел ты нас с этой бомбой. Соображаешь, что за это с тобою сделают?

– Ничего, чего б доселе не делали. – Во рту до того пересохло, что у него получался лишь шепот, ветерок, ворошащий холодный пепел.

Анна медленно покачала головой:

– Ну, придурок. Когда война окончится, боги станут забавляться, изобретая новые способы наказаний для отступников и предателей. Но ради тебя мы не будем так долго тянуть.

– Когда война окончится? – переспросила Исиги. – Война священна. Война извечна. – Она посмотрела на Гвердон и рассмеялась. – Но здесь я буду плясать на развалинах.

Исиги широко зашагала по камням, к берегу. Она вошла в море, осторожно избегая пену кислотного семени. Она побрела дальше, пока вода не поднялась ей по грудь, и продолжала расталкивать волны. Череп затрещал и преобразился, когда она приняла на себя боевое обличье Пеш. Раздались плечи, волны разбились о мускулы спины, когда Она зарычала. Буруны вокруг Нее порозовели кровью.

Теперь она выше башен – великая Богиня брела через непроглядную пучину бухты. Она отерлась о песчаную отмель, сокрушая Колокольную Скалу. Волны поменьше, что поднялись от ее шагов, неслись по заливу, затапливая остров Сорокопутов. Напуганные каменные люди на острове Статуй бросались на землю, зарывались в грязь, только бы не глядеть на Ее ужасный лик. Многим из них уже не подняться обратно.

С Ее выдохом львиные духи из пара и ненависти вырвались вперед Пеш, возвещая о приходе Богини.

Когда Она подступила к городу, несколько оставшихся пушек открыли по Ней огонь. Пушки яростно били с высот Священного холма – новейшее оружие алхимических мастерских срочно вывели в поле. Но Пеш – сама воплощенная война, и их ярость – это Ее ярость. Им не по силам Ей повредить.

Она заревела львиным ревом победы, и мир содрогнулся. Она выпустила когти, и священники на берегу Чуткого вострубили звонким гласом меди. Одним титаническим взмахом божественной лапы она сокрушила морской бастион Мыса Королевы.

Божья война пришла в город.

Анна наблюдала за разгневанной богиней.

– Вот так вот. Не сказать, что все прошло гладко, ну да и хрен с ним. – Она отсчитала золотые монеты, положила горсть на валун возле шпиона. – Под конец все счета закрыты.

Она докончила сигарету.

– При иных обстоятельствах забрали бы мы тебя в Папирусные Гробницы, и мой господь тебя бы рассоздал. Как Тандера. Но из-за того, что ты наворотил, Ткач Судеб покинул свою паутину, поэтому обойдемся светскими мерами.