Теревант пробовал читать. Достал книгу, которую нашел в том заброшенном доме, куда привел Вант – «Духовную и светскую архитектуру Пепельной эпохи». Экслибрис предупреждал о том, что это собственность библиотеки Гвердонского университета, но, очевидно, прошло много времени с тех пор, как книга хранилась на полке. Она истрепана, обляпана грязью и кровью и набита рукописными листками. Эти записки велись несколькими разными почерками и в основном касались туннелей под городом. Прилагались даже карты туннелей, на некоторых из них поверх старых обозначений кто-то обвел контуры Нового города.

– Что у тебя? – рыкнул Ольтик.

Теревант поспешно закрыл книгу.

– Старый путеводитель.

Фестиваль Цветов был грандиозным событием. На день или два в сельскую местность выезжало сразу полгорода. Исходно здесь проходило религиозное празднество Хранителей – большая церемония, где они взывали к Матери Цветов, моля о грядущем урожае, а окрестные фермеры могли нанимать на лето батраков из города. Впрочем, за последний век Фестиваль разросся и видоизменился, превратившись в торговую ярмарку, где гвердонские гильдии выставляли напоказ свои изделия; в увеселительный сад, полный забав и развлечений; в рынок найма боевых отрядов и плац для военных смотров. Сотня мелких фестивальчиков и разных выставок слились здесь воедино.

Фестиваль всегда был связан с природой, с цветами, солнечными полянами и деревенскими пастбищами, но карта в брошюрке показывала временно выстроенный город, размером поболе иных постоянных. Десять тысяч жителей Гвердона и пригородных земель переселялись в эту феерию холста и штукатурки. Они прибывали на поезде и пароме, в каретах или пешком по запруженной народом дороге, распевая гимны – их еле помнили, и пивные песни – эти репетировали частенько.

В этом году мало кто сомневался, что здесь схлестнется политика. Все кандидаты будут тут как тут, произносить пространные речи. Также на месте гости с иных земель: один завешенный павильон принадлежал правительству Хайта, другим владел Лирикс, свои палатки были и у дюжины прочих стран. Глядя на карту, Теревант отметил, что даже более не существующие на свете государства нашли себе место в этой стране чудес – изгнанники Севераста и Маттаура воздвигли шатры, заявляя Ишмире о своем непокорстве.

Последний отрезок самый медленный – экипажу пришлось проталкиваться сквозь толпу. Наконец они въехали на охраняемый дворик позади хайитянского павильона. Стражники – живые – помогли выгрузиться Даэринту. Ольтик спрыгнул на землю и, широко шагая, ступил внутрь павильона, криком раздавая команды. Теревант потащился следом. Изнутри павильон прохладен и темен, почти совсем пуст. Здесь проходит показ мраморных скульптур, хвалебная песнь военному триумфу Хайта. Он прикоснулся к одной из статуй – они из гипса, слепки с мраморных шедевров Старого Хайта. Суррогатные памятники из крошащейся штукатурки, призванные впечатлить Гвердон непреходящей и вечной стойкостью Хайта.

Тервант услыхал, как Ольтик орет на каких-то подчиненных, и решил не попадаться под горячую руку. У него здесь и так нет никаких служебных обязанностей, пока еще нет. Когда Лис доберется сюда, он закончит миссию, начатую месяцем ранее – заберет Меч Эревешичей из тайного схрона и доствит его Ольтику.

Он выскользнул из шатра, вернулся на усыпанное людом поле, прошел сквозь бесконечные ряды прилавков и пивных навесов. Толпы празднующих чем-то отличались от городского народа. Вот одно отличие – нет каменных людей. Упырей он тоже не увидел. Меньше иноземцев – он выделялся бы, даже не надень на себя хайитянский военный мундир. Некоторые посматривали на него с опаской, но, как ни странно, ни с кем не возникало никаких хлопот. Солнце, смех и добродушие – в первый раз после Кризиса город отдыхал. Даже предвыборные страсти бушевали как-то приглушенно.

У будки промлибов он заметил Эладору Даттин.

– Мисс Даттин, – приветствовал он. Эладора оторвала взгляд от своих бумаг. За ней сутулился темноглазый мальчишка – зрачки его расширились в тревоге, когда он увидел Теревантов мундир.

– Лейтенант Эревешич. – Эладора махнула на юного спутника. – Это Эмлин, мой подопечный на сегодня. Как вам нравится Фестиваль?

– Я только прибыл. Вы здесь, как я понимаю, уже несколько дней?

– Да, я уже утомилась терпеть капризы общества. – Она изнуренно улыбнулась. – Эмлину наверно лучше судить обо всем здесь.

Эмлин не заговорил, только покачал головой. Скромничает или боится?

Эладора продолжала:

– Надеюсь, посол не принял высказывания Келкина на свой персональный счет. Господин Келкин бывает порой немного г-грубоват.

– Назвав Корону волшебным горшком? – Теревант улыбнулся, показывая, что лично он нисколько не задет.

– Эмм, ну, в таком духе.

– Уверен, посол переживет. Вам понравился «Костяной щит»?

– Ох, боюсь, мне не довелось выкроить много времени на чтение. Едва ли дошла до половины.

По наитию он вытащил книгу по архитектуре (или археологии) и показал ей.

– Вы, кажется, немного знакомы с историей. Что вы можете сказать мне об этом?

– Нижние боги! – выпалила она. – Где… где вы ее взяли? – Она попыталась выхватить книгу, но он крепко держал томик. – Она моя! – проговорила она.

– Здесь написано «собственность университетской библиотеки», – заметил он.

Эладора оглянулась. Эмлин и несколько случайных отдыхающих с интересом глазели на препирательство. Она отпустила книгу.

– Господин Эревешич, я бы хотела обсудить эту книгу с вами – конечно, когда вам будет удобно. – Она порылась в кошельке и вручила ему отпечатанную карточку с адресом. – При скорейшей уд-добной возможности.

«Она дрожит», – подумал он. Книга имеет значение – и, каким бы оно ни было, ей не хочется его обсуждать на публике.

Он поклонился, пожелал всего доброго и удалился с победным чувством. День налаживался – возможно, воскрешение Ванта было не совсем бесполезным. Он начал осваиваться во всей этой возне с интригами, в то время как Ольтик повел себя не столь уж непогрешимо.

Эта мысль окрылила его. Он почувствовал себя воздушным змеем, что воспаряет над фестивальной площадкой. Тяжелый том в сумке вдруг полегчал, словно тоже готовился ввинтиться в небо и унестись с теплым бризом, дующим над широким полем Фестиваля.

Теревант купил с лотка стакан пива, отыскал столик и от души глотнул. Неделя взаперти с Ольтиком источила его нервы. Новости тоже не способствовали спокойствию – трудно примирить думы о всеобщей войне с солнышком и весельем пивной палатки, но все ежедневные сводки Бюро подтверждали: ишмирские силы вторжения продвигаются на север, к Хайту. Часть его рвалась домой, драться в обороне города бок о бок с доблестными неусыпными дома Эревешич – убраться подальше от попрекающих взглядов Ольтика. Но здесь его ждут обязанности, здесь он нужен Короне. То есть не именно здесь, в пивной палатке, но, в общем, в Гвердоне. И, помимо прочего, тут безопасней. Он уже рвался на войну и раньше, и все закончилось Эскалиндом.

«Скоро здесь будет Лис», – подумал он. Он поговорит с ней, позволит ее ясному уму распороть пряжу его спутанных мыслей, объяснить, что ему делать. Он всегда ее слушался, в отличие от Ольтика. Он засмеялся – сидит здесь, среди десятков тысяч незнакомых людей, в чужом, далеком городе и до сих пор совершает паломничества на могилу раздумий, которые давным-давно закопал.

Десятки тысяч незнакомцев – и одно лицо он узнал. Всмотрелся повнимательней, чтобы убедиться наверняка, но этот невезучий нос было не спутать. Там, в углу шатра, сидел Беррик. Неудивительно, что Теревант не заметил его до этого – коротышка был одет подобно большинству народа в палатке. Все селяне принарядились ради последнего дня фестиваля. Блестящие пуговицы, грязные сапоги и яркие перья на шляпах.

Он протолкнулся к нему:

– Беррик!

Коротышка тревожно вскинул голову.

– Давайте без имен, – быстро пробормотал он, надвигая капюшон плаща на лицо, но стул для Тереванта отодвинул.