– Ну что ж. – Данчеккер принялся насухо вытирать инструменты и по ходу объяснения складывать их в один из выдвижных ящиков. – Как я и говорил чуть раньше, с появлением на Минерве сухопутных форм жизни вторичная система циркуляции, которой уже обладали все виды – и благодаря которой они стали ядовитыми, – была приспособлена для поглощения излишков углекислоты. Поэтому, даже несмотря на то, что по сравнению с Землей в минервианском воздухе содержалось гораздо больше углекислого газа, все появившиеся там формы жизни прекрасно уживались на планете, ведь эволюция наградила их идеальным механизмом адаптации к среде обитания – что вполне соответствует нашим представлениям о том, как устроена природа. И когда спустя сотни миллионов лет на Минерве возникла разумная жизнь в форме примитивных ганимейцев, их тела обладали тем же базовым строением, которое в сущности осталось неизменным. Пока все ясно?

– Они были такими же ядовитыми и хорошо адаптированными к жизни на Минерве, – ответил Хант.

– Именно так.

– И что произошло потом?

– А потом, судя по всему, произошло кое-что интересное. После своего появления ганимейская раса прошла в своем развитии все стадии, которые можно ожидать от примитивной культуры, встающей на путь цивилизации: изготовление орудий труда, выращивание пропитания, постройка домов и так далее. Так вот, к этому моменту, как нетрудно предположить, древний механизм самозащиты от хищников, который они унаследовали от далеких морских предков, перестал приносить пользу и превратился, скорее, в треклятую помеху. С одной стороны, защищаться от хищников не требовалось, ведь их попросту не было и, как вскоре стало ясно, не могло и появиться. С другой, крайняя подверженность несчастным случаям в результате самоотравления становилась все более серьезным недостатком. – Данчеккер поднял палец, показав небольшую полоску пластыря, обернутого вокруг второго сустава. – Будь я одним из тех первых ганимейцев, наверное, и часа бы не прожил.

– Хорошо, смысл я уловил, – неохотно признал Хант. – Но что они могли с этим поделать?

– Примерно в то время, о котором я веду речь, – у истоков цивилизации – древние ганимейцы обнаружили, что токсины в их вторичной системе можно нейтрализовать, регулярно употребляя в пищу определенные виды растений и плесени. Это открытие они сделали в ходе наблюдения за повадками некоторых животных, зная об их способности переживать несовместимые с жизнью ранения. Такой простой шаг, вероятно, стал их самым важным скачком на пути прогресса. В сочетании с интеллектом ганимейцев он практически обеспечил им господство над всеми остальными видами минервианской жизни. Например, благодаря ему, перед ними открылись двери медицинской науки. Хирургия стала возможной лишь после того, как ганимейцы обезвредили механизм самоотравления. На более позднем этапе истории они разработали простой хирургический метод, при помощи которого вторичную систему можно было нейтрализовать раз и навсегда без помощи каких-либо препаратов. Такой процедуре стали подвергать всех ганимейцев вскоре после рождения, и это стало обычным делом. Спустя еще некоторое время, когда их цивилизация превзошла нас в своем развитии, ганимейцы изолировали ген, отвечавший за развитие вторичной системы у плода и полностью от него избавились. Они буквально изжили у себя эту особенность строения. Все ганимейцы, которых мы здесь встретили, – как и многие поколения до них – родились уже без вторичной системы. Довольно изящное решение, не находишь?

– Даже в голове не укладывается, – согласился Хант. – Мне еще не выпало возможности поговорить с ними на такие темы… пока что, во всяком случае.

– О, да. – Данчеккер кивнул. – Они были крайне умелыми генными инженерами, наши ганимейские друзья… очень умелыми.

С секунду подумав, Хант вдруг щелкнул пальцами от внезапного осознания.

– Ну конечно же, – догадался он. – Сделав это, они заодно лишили себя и устойчивости к углекислому газу.

– В точку, Вик. Все остальные животные на Минерве сохранили высокую устойчивость, данную им природой. Но с ганимейцами все было иначе; они пожертвовали этим механизмом, чтобы лучше справляться со случайными травмами.

– Но я ума не приложу, как это вышло, – вновь нахмурившись, заметил Хант. – В смысле, я могу представить, как именно им это удалось, просто не понимаю, почему это сошло им с рук. Ведь им была нужна защита от углекислого газа, в противном случае они бы просто не появились на Минерве. И ганимейцы это наверняка знали. Не могли же они быть настолько глупы.

Данчеккер кивнул, будто уже зная, что именно хочет сказать Хант.

– На тот момент это могло быть не так очевидно, – сказал он. – Видишь ли, со сменой эпох химический состав минервианской атмосферы претерпевал изменения – примерно так же, как и на нашей Земле. По итогам множества исследований ганимейцы выяснили, что зарождение наземной жизни пришлось на пик вулканической активности; уровень CO₂ тогда был крайне высок, поэтому неудивительно, что первые организмы развили в себе высокую устойчивость к углекислому газу. Однако со временем этот уровень неуклонно снижался и к моменту появления ганимейцев вышел на плато. В своем защитном механизме они привыкли видеть пережиток далекого прошлого, напоминание о давно минувших условиях жизни, а их опыт подсказывал, что без этого механизма вполне можно обойтись. Запас прочности был невелик – ведь по нашим меркам доля CO₂ была довольно высока даже тогда, – но задача казалась посильной. И в итоге они решили избавиться от этой защиты раз и навсегда.

– А, но затем уровень CO₂ начал снова расти, – догадался Хант.

– Резко и катастрофическим образом, – подтвердил Данчеккер. – Во всяком случае, по геологическим меркам. В ближайшем будущем опасность им не грозила, но все измерения и выкладки показывали, что если доля углекислого газа продолжит расти, то они – либо их потомки, так или иначе – столкнутся с серьезными проблемами. Они бы не смогли выжить без древнего механизма, который обеспечивал устойчивость к CO₂, но этот механизм их раса давно искоренила. Прочие животные без труда бы приспособились к новым условиям, но сами ганимейцы оказались в безвыходном положении.

Хант наконец осознал весь масштаб проблемы, с которой пришлось иметь дело ганимейской расе. Все равно что купить билет в один конец, надеясь сбежать из концлагеря, чтобы в итоге угодить прямиком в камеру смертников.

– Какие у них были варианты? – спросил Данчеккер, после чего принялся отвечать на свой же вопрос. – Во-первых, искусственно сдерживать уровень CO₂ при помощи технологических средств. Ганимейцы рассмотрели такую возможность, но их математические модели не смогли гарантировать достаточно точную степень контроля над этим процессом. Существовал немалый риск спровоцировать полное обледенение планеты, и, будучи осторожными по натуре, они решили так не поступать – во всяком случае до тех пор, пока у них был выбор.

Во-вторых, они могли, как и в первом случае, понизить уровень CO₂, но при этом иметь наготове некий метод, при помощи которого можно было разогреть Солнце, компенсируя потерю парникового эффекта, если атмосферная инженерия все же выйдет из-под контроля. Они испробовали этот вариант на Искарисе, но попытка закончилась неудачей, о чем ученые Минервы узнали из сообщения, которое «Шапирон» успел отправить перед отлетом.

Хант не пытался вмешаться, поэтому Данчеккер продолжил:

– В-третьих, они могли переселиться на Землю. Ганимейцы пытались проделать это в порядке эксперимента, но это также ни к чему не привело.

Данчеккер пожал плечами и задержался в такой позе, широко расставив руки в знак того, что исчерпал все возможные альтернативы. Хант выждал еще немного, но профессору, похоже, было нечего добавить.

– Так что за чертовщину они провернули? – спросил Хант.

– Понятия не имею. Ганимейцы тоже не в курсе, ведь какое бы решение ни пришло им в голову, произошло это уже после того, как они покинули Минерву. Они заинтригованы не меньше нас – могу представить, что даже больше. Как-никак это была их планета.