– Само собой, они остались на Минерве. Работа в окрестностях звезды требовала лишь небольшого числа ученых.

Хант больше не мог сдерживать своего скепсиса. Мысль, уже какое-то время не дававшая ему покоя, оказалась правдой.

– Как давно вы покинули ту звезду? – слегка прерывающимся голосом спросил он.

– Примерно двадцать пять миллионов земных лет тому назад, – сообщил ЗОРАК.

Хант долго не отвечал. Он просто лежал, пытаясь охватить всю непомерность этой новости. Всего несколько часов назад он стоял лицом к лицу с существами, жившими задолго до того, как на Земле появились зачатки вида, известного как Homo sapiens. Существами, которые дожили до настоящего момента, преодолев невообразимую пропасть времен. Одна эта мысль приводила его в полнейшее оцепенение.

Он ни на секунду не поверил в то, что все эти миллионы лет могли составлять привычную для ганимейцев продолжительность жизни, и сразу догадался, что это явление было следствием релятивистского замедления времени. Но эффект такой силы наверняка бы потребовал феноменальной скорости, которую к тому же пришлось бы поддерживать невообразимо долгое время. Что могло заставить ганимейцев преодолеть настолько колоссальное расстояние? И, что не менее странно, с какой стати им, полностью осознавая последствия такого решения, обрекать себя на бесповоротный отказ от своего мира, образа жизни и всего, что им было знакомо? Какую значимость несла экспедиция «Шапирона», если любое достижение в точке назначения никак не могло повлиять на их цивилизацию – явно не при такой разнице во времени? Но ведь Гарут как раз и говорил, что все пошло не по плану, верно?

Приведя свои мысли в некое подобие порядка, Хант задал следующий вопрос:

– Как далеко от Солнца находилась та звезда?

– На расстоянии, которое свет проходит за девять целых и три десятых земного года, – ответил ЗОРАК.

Ситуация становилась все более сумасбродной. С учетом скорости, необходимой для такого замедления времени, домой они должны были вернуться практически мгновенно… по астрономическим меркам, конечно.

– Ганимейцы знали, что к моменту их возвращения пройдет двадцать пять миллионов лет? – уточнил Хант, твердо решив добраться до сути.

– Знали, когда покидали звезду. Но не в тот момент, когда отправлялись к звезде с Минервы. Тогда у них не было причин считать, что путь от звезды может оказаться длиннее, чем к ней.

– Как долго они туда добирались?

– Если считать от Солнца, то двенадцать целых и одну десятую года.

– Но на возвращение им потребовалось двадцать пять миллионов лет?

– Да. Им пришлось лететь с очень большой скоростью. Полагаю, что последствия такого движения вам уже известны. Они много раз облетели Солнце по большому радиусу.

В ответ Хант задал очевидный вопрос:

– Почему они просто не затормозили?

– Они не могли.

– Почему?

ЗОРАК будто замешкался на долю секунды.

– Электрическими машинами было невозможно пользоваться. Точки, которые уничтожают все сущее и движутся по кругу, было невозможно остановить. Смешение скрученного пространства-времени было невозможно расплести.

– Я тебя не понимаю, – нахмурившись, заметил Хант.

– Я не смогу выразиться яснее, не задавая вопросов насчет вашего языка, – предупредил его ЗОРАК.

– Тогда отложим это до другого раза.

Хант вспомнил ажиотаж, поднявшийся из-за догадок о двигательной системе ганимейского корабля под базой «Копёр», который был построен примерно в то же время, что и «Шапирон». Хотя у ученых и инженеров КСООН не было полной уверенности на этот счет, многие из них подозревали, что источником движения была не реактивная тяга, а искусственно созданная зона локализованного пространственно-временного искажения, в которую непрерывно «падал» корабль. Чутье подсказывало Ханту, что, используя этот принцип, корабль действительно мог поддерживать ускоренное движение, необходимое для достижения тех гигантских скоростей, на которые намекал ответ ЗОРАКа. Другие ученые наверняка задавали ЗОРАКу те же вопросы; Хант решил пока что оставить эту тему в стороне и завтра обсудить ее с остальными.

– Ты помнишь то время? – как бы между делом спросил он. – Двадцать пять миллионов лет назад, когда ваш корабль покинул Минерву?

– Двадцать пять миллионов лет по земному времени, – уточнил ЗОРАК. – По времени «Шапирона» это было меньше двадцати лет назад. Да. Я все помню.

– Можешь описать мир, который вы покинули?

– Я не вполне понимаю. Можешь дать описание тому, что я должен описать?

– Что ж, как, к примеру, выглядела та часть Минервы, откуда вы отправились в экспедицию? Была ли это равнина? Была ли там вода? Сооружения, которые построили ганимейцы? Можешь описать это на словах?

– Я могу показать, – предложил ЗОРАК. – Пожалуйста, взгляни на экран.

Заинтригованный словами ЗОРАКа, Хант потянулся к наручному модулю, который перед этим оставил на прикроватном шкафчике. Пока он вертел устройство в руках, экран ожил, и на нем появилась картинка, заставившая Ханта невольно присвистнуть от изумления. Перед ним открывался вид сверху на «Шапирон» – или, по крайней мере, корабль, неотличимый от него по внешнему виду, – но вовсе не ту рубцеватую и изрытую ямами махину, которую он несколько часов назад видел из транспортера; это была величественная серебристая башня из чистого, сверкающего металла, напоминавшего идеальное зеркало. Она горделиво стояла на корме посреди громадного пространства, заполненного необычными сооружениями – зданиями, цилиндрами, трубчатыми строениями, куполами, мачтами и дугами, которые, переплетаясь и сращиваясь друг с другом, образовывали единый, непрерывный синтетический ландшафт. По обе стороны от нее стояли еще два судна – столь же грандиозных, хотя и меньше размером.

В воздухе над космопортом – судя по всему, на экране устройства был показан именно он – было не протолкнуться от множества самых разных летательных аппаратов – от огромных до совсем крошечных, – большая часть которых двигалась по четко заданным полосам, напоминая небесное шествие дисциплинированных муравьев.

А позади всего этого в небо – казалось, на целые километры – возносился город, занимавший большую часть горизонта. Подобного города Хант не видел ни разу в жизни, но ничем иным это быть попросту не могло. Ярус над ярусом, уровень за уровнем, небоскребы, террасы, широкие пандусы и перекидные мостики, цеплявшиеся друг за друга в фантастическом, сложном узоре, который будто выпрыгивал в небо, совершая череду веселых прыжков, бросавших вызов самой гравитации. Вся эта конструкция выглядела так, словно бесконечно умелый космический художник сваял ее из цельного куска сверкающего мрамора, хотя некоторые ее части в то же самое время будто парили в небе отдельно от остальных наподобие островов из слоновой кости. Человеческих знаний для такого достижения бы явно не хватило; этот город наверняка был очередным примером ганимейской науки, которую еще только предстояло открыть ученым Земли.

– Это «Шапирон», каким он был перед вылетом с Минервы, – сообщил ЗОРАК. – И еще два корабля, которые отправились в экспедицию вместе с ним. Место на заднем фоне – это Громос. Я не знаю слова, которым можно было бы описать место, созданное для жизни множества ганимейцев.

– Город, – подсказал Хант, чувствуя в то же время, как мало общего это слово имеет с увиденным. – Они были очень к нему привязаны?

– Прошу прощения?

– Ганимейцам нравился их город? Они очень хотели вернуться домой?

– Очень. Ганимейцы были привязаны ко всему, что знали на Минерве. Они были очень привязаны к своему дому. – Судя по всему, ЗОРАК хорошо чувствовал те моменты, когда собеседнику требовалось больше информации. – Покидая звезду, они знали, что путь домой займет много времени. И понимали, что к моменту их возвращения многое может поменяться. Но они не ожидали, что их родная планета может просто исчезнуть. Они сильно огорчены.

Хант уже знал достаточно, чтобы это понимать. Прежде чем он успел задать очередной вопрос, ЗОРАК заговорил первым: