В том, что старик почтительно обращается к человеку значительно младше себя, не было ничего удивительного. В этих местах человек, совершивший паломничество, или хадж в Мекку, считался почти святым. По сути, это и вправду было сродни подвигу. Потому что отправившийся в хадж паломник должен был проделать весь путь пешком, имея при себе только то, что может унести на себе.

А если вспомнить, что путь его пролегает через не самые спокойные места, а самое главное, через пустыню, то назвать это подвигом можно на вполне законных основаниях. На такой поход у человека порой уходило по нескольку лет. Спрыгнув с коня, хаджи развернул посреди круга молельный коврик и, омыв при помощи Ахмата руки и ноги, опустившись на колени, принялся молиться.

– Держи, княже, – словно из-под земли вынырнул запыхавшийся Мишка, протягивая Руслану шашку, выкованную Митричем специально под парня.

В кавалерийской рубке Шатун все еще чувствовал себя новичком, а вот на земле, при возможности двигаться так, как ему надо, вполне уже мог поспорить с опытными рубаками своего десятка. Так что в исходе схватки он был почти уверен. К тому же разница в росте и длине рук тоже имела серьезное значение. А самое главное, его уверенность, что все будет хорошо. Откуда она взялась, парень и себе самому ответить не мог, но что-то вело его в этом деле.

Хаджи закончил молитву и, свернув коврик, не спеша вышел из круга. Не обуваясь, он обошел круг и, оглядев обоих поединщиков, громко произнес:

– Да пребудет с вами воля Аллаха!

Следуя примеру своего противника, Руслан принялся снимать с себя одежду. Сражаться им предстояло голыми по пояс. Отдав Мишке черкеску, рубашку и папаху, Шатун вытянул из ножен шашку и, повернувшись к мрачно замершим казакам, усмехнулся, едва заметно подмигивая:

– Бог не выдаст, свинья не съест, браты. Рано вы меня хороните.

Опустив клинок шашки на плечо, он не спеша вошел в круг и, переложив оружие в левую руку, широко перекрестился. Шагнувший в круг следом за ним горец сжимал в руке турецкую саблю клыч. Сильнее изогнутую, с острым концом клинка, но более легкую по сравнению с шашкой Руслана.

– Для меня честь скрестить с тобой саблю, Лютый, – неожиданно произнес горец. – Ты настоящий джигит. И пусть смилуется над тобой Аллах.

– Благодарю тебя, Ахмат. Пусть и над тобой будет его милость, – кивнул Руслан в ответ, начиная раскручивать в руке шашку.

Он был быстрым. Очень быстрым. Руслан пару раз ловил себя на том, что его шашка едва успевает отбить удар противника, но все-таки смесь из навыков, полученных от прежних учителей, и того, что он успел получить уже тут, оказалась эффективнее. Понимая, что дуэлей у него будет не много, а жизнь зависит от умения рубиться в схватке, Шатун сосредоточил все свое внимание на приемах, способных принести быструю победу. Отбив, уход, ответный удар. Как-то так.

Обоих поединщиков уже украшали по нескольку длинных порезов, но скорость их движений так и не снизилась. Убедившись, что разнообразить свою тактику количеством приемов Ахмат не собирается, Руслан постепенно начал наращивать силу ударов. Благо длинные руки давали более высокую угловую скорость. Так что боковые удары заставляли более легкого горца отшатываться и поспешно уходить в глухую защиту.

Так продолжалось уже минут семь, по внутренним часам самого парня, когда Ахмат, воспользовавшись моментом, нырнул под горизонтальный удар наотмашь и, развернувшись вокруг своей оси, нанес такой же секущий удар саблей, пытаясь достать противника до того, как он успеет вернуть шашку обратно. Сообразив, чем это грозит, Руслан воспользовался приемом из арсенала японских воинов, орудовавших шипастой палицей на длинной рукояти.

Они никогда не вращали свое оружие в обратную сторону, предпочитая разгонять его во всех плоскостях и наносить удары из любого положения. При весе этого оружия не так уж и важно, куда попадешь. Главное, попасть, а с этим у них было все в порядке. Так что, едва заметив, как Ахмат начал раскручиваться, Руслан пригнулся и повторил его движение, еще сильнее разгоняя свою шашку.

Клинки столкнулись, и звонкий лязг моментально сменился жалобным бряканьем и треском. Турецкий клыч не выдержал столкновения с русской шашкой, переломившись у самой рукояти. Клинок сабли просвистел в миллиметре от плеча парня, и Руслан, сделав шаг в сторону, настороженно посмотрел на противника, ожидая его реакции. О подобной ситуации старый торговец ничего не говорил.

Растерянно посмотрев на рукоять в руке, горец горько усмехнулся и, разжав пальцы, уронил ее в пыль. Вскинув голову, он слегка развел руки в стороны и поднял подбородок, обнажая горло. Покосившись на рукоять, Руслан быстро оглянулся через плечо и, найдя взглядом клинок сабли, вдруг понял, что именно нужно делать. Вскинув шашку, он аккуратным движением коснулся лезвием скулы противника и, опустив шашку, негромко произнес:

– Ты убит, воин.

– Да, Лютый. Я убит, – растерянно улыбнулся горец, коснувшись пальцами щеки и задумчиво рассматривая свою кровь на них.

– Всевышний ясно показал всем нам, что я был прав, когда говорил, что османы не друзья вам. Даже их сабля подвела тебя в бою, воин. А это всего лишь оружие, – продолжил Руслан. – Или кто-то скажет, что то, что случилось на ладони Аллаха, нельзя считать предупреждением? Может быть, кто-то скажет, что это не знак его? – повысил парень голос, обращаясь уже ко всем собравшимся у этого импровизированного ристалища.

– Ты прав, князь, – выехав чуть вперед, ответил хаджи. – Все, что случается на ладони Аллаха, случается только по воле его. – Ты победил. И ты был прав. Во всем, – в голосе горца прозвучала растерянность.

Услышав это, Руслан едва не завопил от радости. Внести раскол в ряды непримиримых при их общении с турецкими эмиссарами, это уже полдела. Сами по себе горцы не станут искать проблем для своих кланов и быстро поймут, что торговать с русскими гораздо выгоднее, чем воевать. Просто потому, что они гораздо ближе. Усилием воли заставив себя сохранить каменную рожу, Руслан медленно вышел из круга и, отдав шашку подскочившему денщику, добавил, оглянувшись:

– Это был добрый бой, Ахмат. Пусть Всевышний хранит тебя на твоем пути.

– Почему? – сделав несколько быстрых шагов вперед, тихо спросил горец.

– Не люблю лишней крови, – развел Шатун плечами. – Ты отличный боец, и твой клинок может защитить твой род от врагов. От настоящих врагов, Ахмат, а не от тех, на кого вам указывают османы. Как я уже сказал, даже их оружие готово предать. Приезжай ко мне домой. Подарю тебе шашку, которая не подведет.

– Ты зовешь меня в свой дом?! – охнул горец.

– Гость в дом, бог в дом, – усмехнулся Шатун. – Двум воинам всегда найдется, о чем поговорить.

Кивнув, Ахмат приложил ладонь к груди и, коротко поклонившись, широким шагом вернулся к своему коню. Казаки уже успели притащить бурдюк с водой, и Руслан, проводив горца взглядом, принялся смывать с себя пот и пыль. Смыв натекшую с порезов кровь, он подставил торс Мишке, который тут же принялся обрабатывать ему раны и аккуратно накладывать повязки. Дав ему закончить, Шатун не спеша оделся и, застегнув на талии пояс, устало вздохнул:

– Мать твою, сходили на базар.

– Не гневи Бога, княже, – проворчал один из казаков, яростно пыхтя маленькой трубочкойносогрейкой. – Я уж, грешным делом, решил, что схороним мы тебя, – закончил он, окутываясь табачным дымом.

– Когда не помирать, все одно день терять, – отмахнулся Руслан. – На то и служба.

– Вот умный ты, Шатун, а все одно дурак, – вдруг вызверился казак. – Это ж лучший рубака из десятка родов выбран. Или ты решил, что супротив тебя какого ни попадя абрека выставили? Да тому обычаю больше лет, чем этому городу. Про него еще дед моего деда слышал. Вон, даже хаджи ради такого дела привезли. А это, я тебе скажу, не так просто. Он же у горцев почитай святой, и беспокоить такого человека абы чем не станут.

– Потому и пришлось ему лично бой дать, – понимающе кивнул Шатун. – В противном случае нас бы по всем предгорьям трусами ославили.