Так вот что имела в виду Минори Икэда, когда говорила, что я буду отражаться в глазах в радужном цвете. Меня словно обухом по голове шарахнули…

Вроде бы ничего не было в этих глазах, а притянули взглядом так, как магнитом. И не хотели отпускать.

— С… спасибо… — пролепетала девушка.

Только сейчас я рассмотрел, что она была примерно одного возраста со мной. И не такая уж и красавица, но вот было в ней что-то такое… завораживающее.

— По… пожалуйста… Меня зовут Иг… То есть Изаму, — вовремя поправился я. — Ты это, давай аккуратнее с прыжками под поезд. А то будешь, как Анна Каренина…

— А меня зовут Шакко. А кто это, Анна? Ваша знакомая?

— Ага, знакомая… То есть нет… То есть да… В общем, забей. Не прыгай больше под поезд и всё.

— Я не прыгала… Меня кто-то толкнул. Я стояла, ждала и тут раз…

— Ну вот, варежку раскрыла, тебя и толкнули. Сама же видела, какая толкучка — куда ты вперед полезла?

За грубостью я попытался скрыть своё смущение.

Смущение?

Эх, давненько я не применял по отношению к себе этого словечка. И уже думал, что забыл про него, ан нет. Почему-то рядом с этой девчонкой меня взяла оторопь, как будто на первом свидании, когда ещё не знаешь нужного момента для поглаживания руки или же поцелуя.

Поезд как раз встал в это время. Вагон с машинистом распахнул дверь и выплюнул наружу мужчину в униформе.

— Госпожа? Госпожа, с вами всё в порядке? — крикнул мужчина ещё издали.

— Да, молодой человек по имени Изаму спас меня! — крикнула девушка в ответ.

Ну вот, сейчас начнется представление меня как героя, будут овации, аплодисменты и дружеское похлопывание по плечу… А мне ещё в дом удовольствий надо…

Не, на хрен это всё. Я по-тихому слинял, пока машинист помогал встать Шакко. Проскользнуть между вагонами плевое дело, поэтому я через десять секунд уже смотрел через стекло вагона, как машинист помогает Шакко забраться на другую платформу.

Худенькая, щупленькая, на чем только юбка держится. И в тоже время она обладала какой-то редкой привлекательностью, какая позволяет мужчине рядом с ней чувствовать себя мужчиной.

Она пыталась меня найти, бросилась в одну сторону, в другую, но я только отвернулся. Если судьба распорядится так, что мы с ней встретимся снова, то так тому и быть. В другом же случае будет лучше не встречаться. Я не могу себе позволить расчувствоваться и расслабиться.

Я же…

Я наткнулся на бумажную лягушку в своём кармане пиджака.

Я знаю, кто убил моего отца. Месть будет жестокой.

А ведь я не приближался к Сэтору ни разу. Как же записка оказалась в кармане?

Весь путь до дома удовольствий госпожи Окада я думал об этом. Перебирал в голове факты, движения и действия, начиная с вхождения в класс и до оставления его.

И всё это время Сэтору пародировал статую. И всё равно лягушка оказалась в моём кармане. Как так-то?

Сам дом удовольствий госпожи Окада представлял из себя двухэтажный домик в пригороде. Со стороны не скажешь, что тут узаконенный бордель. Всё чинно-благородно, по последнему писку хай-тека.

Сама госпожа Окада походила на китайскую пиратку-главаря из «Пиратов Карибских морей». То есть набеленное лицо, словно шпателем нанесли финишную шпаклевку, черные подведенные глаза, губки бантиком и презрительный взгляд, сразу же вынесший мне негативную оценку. Цветастое кимоно сидело на ней конфетной оберткой, вот только вряд ли внутри была конфетка, скорее там мог находиться засушенный урюк.

— Слушай, хинин, к девчонкам не лезь. Будешь стоять возле кухни и не пускать туда клиентов. Даже если сильно захотят узнать, чем их кормят, ни в коем случае не пускать. Если услышишь крик девчонок, то сразу же беги на него. Крик повторится — ломай дверь и вытаскивай клиента наружу. Не стесняйся, в случае чего — я договорюсь. Сам полезешь к девочкам — отрежу пипирку и скормлю. Вот и все правила. Всё понял?

— Понял, — кивнул я. — А пожрать-то дадут?

— А вот как поработаешь, так и дадут. Если плохо себя покажешь, то кроме помоев ничего не жди.

— Кому я тут что показывать-то должен? — обиженно спросил я.

— Уж явно не мне. Я на столько хуев насмотрелась, что если из них выложить дорожку, то она дотянется до луны.

— Нашла чем гордиться, — вырвалось у меня.

— Что-о-о? — нахмурилась госпожа Окада.

— Говорю — вам есть чем гордиться. Ваши познания в мужской физиологии нереальны.

— Работай, хинин, — процедила госпожа Окада и пошла прочь.

Я пожал плечами и отправился на поиски кухни. И каково же было моё удивление, когда я в дверях столкнулся с давешней девчонкой, Шакко.

— Изаму? — похоже, что девчонка тоже была удивлена. — Что ты здесь делаешь?

— Привет, Шакко, я тут работаю. Охраняю мясо от мяса, — пожал я плечами.

— Какое мясо? — не поняла девчонка.

— Как говорили одни мои знакомые из далекой дикой страны: «В жизни есть три удовольствия: есть мясо, ездить на мясе и тыкать мясом в мясо». Вот последнее я и охраняю.

Надеюсь, я не слишком надавил девушке на мозг? Она улыбнулась. Ясно, всё нормально — юмор понимает.

— Так ты из якудзы?

— Да. И тут сегодня моя работа. Надеюсь, тебя это не напрягает? А ты из…

Я обвел руками помещение.

— Да, и тут сегодня моя работа, — с улыбкой кивнула девушка. — Надеюсь, тебя это не напрягает?

Хотя и постарался сделать лицо простым и ненапряженным, но чувствую, что это не удалось. Губы всё равно дрогнули, чтобы изогнуться в поджатую дугу. Я усилием воли заставил их принять прежнее положение улыбки.

Глаза Шакко снова сверкнули радужным цветом. Всего на миг, как будто по ним скользнул луч стробоскопа.

— Я работаю на кухне, второй помощник повара, — пояснила девушка. — Для борделя я слишком некрасива… А ты что подумал?

Если бы мою рожу сфоткать в тот момент, то потом этой фотографией запросто можно было бы иллюстрировать слово «конфуз». И виноватая улыбка, и попытка груди расправиться обратно, и бордовые уши… Тьфу! Даже вспоминать неудобно.

— Во как! — я всё-таки сумел взять себя в руки. — А меня госпожа Окада обещала накормить вкусным ужином. Так что ты расстарайся там на славу, в кофе плевать не нужно — я не люблю с пенкой. Кстати, а где у вас тут кухня?

Шакко улыбнулась в ответ, коснулась моего плеча и потянула за собой. Мы прошли по красному коридору, со стен которого на меня смотрели герои эротических гравюр. Я даже вспомнил их название — сюнга. Заросшие черным волосом гипертрофированные половые органы словно насмехались над посетителями. Хотя и лица у людей были под стать их половым органам.

— Какие же они все страшные, — сказал я, кивая на картины.

— Ничего ты не понимаешь в эротическом искусстве, — хмыкнула Шакко. — Возможно, когда-нибудь, я просвещу тебя в этом вопросе.

Как же двусмысленно это прозвучало… Я почувствовал, как низ живота наливается тяжестью. Черт побери, а ведь я даже ещё к работе не приступил.

— Я занимаюсь историческими исследованиями эротической культуры, так что накопила уже достаточно материала. Есть очень интересные моменты.

— Да что же ты со мной делаешь-то? — чуть ли не простонал я. — Я же себе представить могу многое, а мне ещё работать…

— Ну, можешь сходить в душ, — пожала плечами Шакко. — Сбросишь там напряжение…

— Чего? Дрочить на работе?

— Вообще-то, я имела в виду принятие холодного душа, — перестала улыбаться девушка. — Я вовсе не думала, что ты там только таким занимаешься.

А вот теперь мою рожу можно прикрепить к слову «конфуз в квадрате».

Эх, прямо-таки представил себе, как уссывается сейчас Мизуки. Ну да, молодого пацана, тело которого сплошь состоит из гормонов, пустить в место плотских утех и эротических фантазий. Худшего мучения она и придумать не могла. И ведь ничего не скажешь — я должен отработать приказ руководства, иначе, если я сейчас откажусь, то якудза имеет полное право отказать мне в тот момент, когда понадобится помощь.