— Снова не понимаешь?

— Да.

— Те, кто пришел в тот мир, знали многое, но их знания в какой-то мере оказались бесполезны. И потому дети их не восприняли эти знания. Что-то выучили, что-то запомнили. Но внуки запомнили еще меньше. А правнуки еще… общество скатывалось к примитивным формам, которые, как ни странно, в данных условиях обладали большим потенциалом выживания.

Верховному показалось, что его снова оскорбили.

Показалось.

— Обучающие программы отключились еще в первый год… я надеялся, что при возобновлении подачи энергии получится их запустить, но подачу возобновить не удалось. Добавь череду смертей. Люди, привыкшие к тому, что физическая гибель не равна конечной, были беспечны. В первый год мы потеряли почти треть. Большей частью тех, кто был наиболее стар и опытен. А в силу возраста обладал большей инерционностью сознания. Остались молодые, сумевшие приспособиться к новым условиям… я пытался помогать. Но большая часть статичной информации хранилась вне моей локальной памяти, но в общих базах. И отрезанный от них, я оказался столь же беспомощен. Впрочем, я хотя бы не забывал.

— И вы… жили?

— Жили. Выживали. Учились наново. Возделывать землю и выращивать растения без контроль-установок. Разводить животных. Ловить рыбу… всему тому, что человечество умело на заре своей цивилизации, а затем вычеркнуло из памяти за ненадобностью.

Край щита при приближении терялся, словно растворяясь в воздухе.

— Что было дальше?

И что будет дальше?

— Дальше… ничего особенного. Следующий цикл я наблюдал за тем, как люди становятся тем… кем вы стали ныне. Изменения неспешные, но… ваша жизнь стала короче, а с ней и память. И она удивительным образом трансформировалась, менялась. Мне кажется, менялся и я. Но здесь взгляд субъективен и перенастройка, как и отсутствие точного понимания перечня утраченных элементов не позволяет точно указать количество и степень личностных изменений.

— Ты… был более жесток.

— Жестокость — эмоционально-значимый параметр. Субъективная жестокость может являться объективной необходимостью. Мне требовалось стабильное поступление энергии. В период выхода из метеоритно-энергетического потока интенсивность поля ослабевает, что создает проблемы с… возобновлением. Добавь накопление ошибок реестра…

И получится чудовище.

Но… стоит ли о том говорить? О некоторых чудовищах лучше не упоминать вслух.

— Однако ты не о том хотел знать…

Барьер все же ощущался. Такой вот щекоткой. И кони зафырчали, не желая пересекать черту. Впрочем, стоило тронуть бока, и лошадка послушно двинулась вперед.

Неприятно.

Будто… будто иглы в кожу загнали. Впрочем, ощущение было мимолетным.

— Совсем слабый… — пробормотала Маска.

А Верховный подумал, что настолько привык к этому голосу в голове, что беседа эта нисколько не смущает.

— А потом?

— Потом… я пытался восстановить систему. Хоть как-то… как-то даже получилось. Мне удалось найти альтернативный источник энергии… что-то глобально изменилось в энергетическом поле планеты, после чего… смерть разумного существа стала приводить к выбросу энергии, которую люди научились собирать. И накапливать.

Камни.

Те самые камни, столь ценимые магами? И… алтарь на пирамиде? И что-то еще?

— Я добрался до хранилищ и активировал некоторые элементы. Выяснилось, что центральная система недоступна, но периферия вполне функционирует. В плане наблюдения. Тогда удалось собрать информацию о нашей части континента. Найти остатки двух других поселений, не справившихся с кризисом. Снять показания со спутников, благо, они обладали собственными автономными системами питания, как и промежуточные базы. Я задействовал их мощности для прогноза. И понял, что вверенная мне популяция располагалась в весьма неудачном месте. Приближался следующий поток. И на южное полушарие согласно аналитическим выкладкам пришлось бы около семидесяти трех процентов от всего числа метеоритов. Тогда мной было принято решение уводить…

— Корабли…

— Часть глобального проекта реконструкции. Они были хорошо законсервированы… куда сложнее оказалось достучаться до людей. Тогда…

— Ты стал святым?

— Мне нельзя было вмешиваться напрямую. Ограничения работали. Функционально я не имел права возглавить людей. Но… я сумел найти иной путь.

— Внушил им, что ты бог?

— Внушать не понадобилось. Примитивное мышление в принципе склонно упрощать и сводить сложные для восприятия явления к божественному вмешательству. Так что…

— Ты просто воспользовался.

— Именно.

Верховный кивнул. А сам бы он? Не воспользовался бы? И не делает ли он то же, что сделало это существо… давно. Очень давно.

И почему не стыдно?

Ирграм

Когда путь Ирграма преградила дверь, что было в принципе вполне закономерно, поскольку рано или поздно в этом, узком тоннеле, должно было встретиться препятствие, он не стал её ломать.

Он позволил телу рассыпаться, расползтись, обнимая стены и саму поверхность двери, изучая её, ощупывая, запоминая в каждой неровности, в каждой выемке её.

Металл?

Тот странный, столь любимый Древними за прочность и неподверженность времени. Теплый. Крепкий… к неудовольствию Ирграма. И прилегала эта дверь тоже вплотную, так, что даже туманообразное тело не нашло сколь бы то внятной щели.

Плохо.

А еще и ручки не было.

И замка.

Ирграм даже усомнился, дверь ли перед собой видит, но все же решил, что именно её. К чему еще ставить стальную пластину посреди коридора, обрывая его тупиком.

Нет. Нужно было понять, как она открывается.

Ирграм заставил себя собраться.

Отступил.

И осмотрел дверь уже человеческими глазами. Затем изменил их, сделав более чувствительными… ничего. Гладкая, что зеркало, поверхность.

Он в раздражении мотнул головой.

Ругнулся даже.

И вздохнул, велев себе успокоиться. Древние… Древние имели вид человекообразный. Вспомнился вдруг тот скелет, найденный по дороге. Ирграм скопировал его, благо, достаточно было вытащить картинку из памяти, как тело послушно её подхватило.

Правда, стоять скелетом было неудобно. И он позволил костям обрасти плотью.

Да, стало лучше.

Определенно.

В этом виде он подошел к двери. Остановился перед ней. И… дальше что? Протянул руку, как если бы ручка имелась. Вдруг она воплощается вот так, по запросу? Но ручки не было, зато часть стены изменила цвет, а после и засветилась. Окошко было квадратным и…

Ирграм вытащил из себя карточку, которую сунул к этому окошку. То мигнуло. Щелкнуло… и дверь бесшумно скользнула в сторону.

Надо же, какая полезная, оказывается, вещь. Хотя радовался Ирграм недолго, потому как спустя десяток шагов путь преградила вторая дверь.

Он снова создал образ.

И поднес карту к двери. Но теперь щелчка не раздалось, но на окне появился отпечаток руки, причем светящийся. Ирграм не стал раздумывать долго. Его ладонь коснулась отпечатка… и он ощутил ожог. А где-то под потолком раздался протяжный ноющий звук, от которого тело снова рассыпалось туманом.

Проклятье…

Дверь явно не собиралась открываться. И можно было бы, конечно, отступить, ведь имелись иные тоннели. Да и разумнее было бы пойти по ним, обойти, но…

Возвращаться не хотелось.

Да и дверь эта…

Что за ней прятали?

Хотя…

Ирграм все же вернулся, причем первая дверь открылась, стоило к ней приблизиться. Следовательно, охранная система работает на вход, но не выход. Хорошо ли это?

Он нашел тело и, как умел, сгреб его в себя. А потом устроился там же, в закутке, позволяя себе расплавить кости и остатки иссохшей плоти. То, вбирая в себя Древнего, менялось.

Ирграм наблюдал.

Он откуда-то знал, что тело его способно принять любую форму, что оно уже пробовало, и в памяти хранило несколько обличий. Надо будет провести эксперименты. Кольнуло опасение, не вберет ли тело вместе с плотью и разум Древнего. И не случится ли так, что разум этот вытеснит самого Ирграма.