Под Михой слабо барахтался мальчишка, благо, молчал, но упрямо пытался выбраться. А вот ребенок затих, прижавшись к Михиному боку. И тот слышал лишь ровное и на диво спокойное биение сердца.

Ненормально, когда в подобных ситуациях дети спокойны.

Точно не нормально.

Пламя схлынуло.

И на опаленную спину полилась холодная вода, добавляя боли. Миха поднялся, как сумел. Вытащил пацана за шкирку. Живой? Хорошо, что живой.

Для него.

Сидит, пытается откашляться и отплеваться. Мокрый. В жиже. Во мхах, клочья которого лежали на лбу. Страшный, но все одно живой.

— Т-ты… — просипел он, когда сумел заговорить, а случилось это не сразу. Миха не торопил.

Хреново человеку.

И Михе не лучше. Что поделаешь, такая вот поганая штука — жизнь. Детеныш, разжав руки, плюхнулся в грязь, правда ловко упал, на ноги.

И также ловко поспешно спрятался за Миху, вцепившись ручонками в штаны.

— Т-ты… — повторился мальчишка, вытирая лицо. — Да как ты…

— Господин! — раздался знакомый голос, и от визгливого этого тона ухо Михи дернулось. — Господин, слава всем богам, вы живы!

Старик восстал из болотной жижи, и ныне походил на чудовище, грязное, уродливое и очень суетливое.

— Благодарю… — он шел, проваливаясь, падая, поднимаясь, чтобы упасть на следующем шаге. — Благодарю вас…

— Тебя мой отец послал? — осведомился мальчишка, расправив плечи.

— Нет, — ответил Миха, разглядывая спасенных.

Вот и на кой ему это надо было?

На острове земля была горячей. Только она, собственно говоря, и осталась. Черная, спекшаяся, что корка на ране, исходящая жаром. Последнее было даже неплохо: болотная вода и днем-то не нагревалась, а ночью и вовсе показалась ледяной.

Мальчишку потрясывало.

Старик мелко дрожал. Да и сам Миха то и дело вздрагивал.

— Вы уверены, что разумно оставаться здесь? — осторожно поинтересовался старик. Он замер, не решаясь ступить на выжженную землю.

— Нет. Но вы далеко не уйдете.

Мальчишка — так точно. Он и теперь-то повис на Михе, уже не пытаясь казаться ни гордым, ни упрямым. Только дышал громко и сипло, иногда шмыгая носом.

Второй мелкий держался бодрее.

Как и сам старик.

— Верно. Но… — старик первым ступил на землю. — А если они вернутся? Можем ли мы рассчитывать на то, что ваше благородство будет столь велико, чтобы защитить нас?

— Посмотрим.

Обещать чего-то Михе вот совершенно не хотелось. Да и с благородством имелся определенный напряг.

— Вам стоит знать, что сей благородный юноша является старшим сыном самого барона дер Варрена! — это старик произнес тихо, но твердо. — И барон будет весьма благодарен человеку, который вернет чадо домой.

Чадо пробурчало что-то под нос.

Матерное.

— Посмотрим, — повторил Миха, помогая мальчишке сесть. И огляделся.

Да уж, ни деревьев, ни землянок, ничего, кроме угольной черноты. И в груди противно заныло, и Миха поморщился, потер зарубцевавшуюся рану. Остров — явно не то место, где стоит задерживаться, но и вариантов не так уж много.

Наемники не вернутся. Ни к чему им.

Мальчишка вряд ли сможет пройти хотя бы сотню метров, а рассчитывать, что где-нибудь поблизости обнаружится еще один остров, поприятнее, Миха не стал бы. Да и если обнаружится, то днем.

До рассвета недолго.

Перетерпят.

— Могу ли я узнать имя нашего благородного спасителя? — старик подобрался ближе.

Миха открыл было рот, чтобы ответить, но вовремя прикусил язык.

— Дикарь, — сказал он первое, что в голову пришло.

— О, понимаю, — закивал старик, усаживаясь рядом с мальчишкой. — С моей стороны было бы непростительной наглостью требовать назвать истинное имя.

— Заткнешься ты когда-нибудь, а? — просипел парень.

— Конечно, господин.

Правда, старика хватило ненадолго.

— Эта рана меня беспокоит, — сказал он, обращаясь к Михе. — Вы, несомненно, куда более опытны в делах подобных…

Опыта за собой Миха не чувствовал, но с ножом, который засел в ноге, надо было что-то да делать.

Вытащить?

А если кровью изойдет?

С другой стороны, если ранение серьезное, то и так изойдет. Миха потер щеку, пытаясь вспомнить, что же знает о ранах. Но в голове была приятная звонкая пустота.

Или не совсем?

Будь задета артерия, кровь сочилась бы и сквозь нож. А тут она почти и остановилась.

— Руки убери! — завопил мальчишка, явно осознав, что его сейчас будут лечить. И кажется, радости ему это осознание не добавляло.

— Господин! — старик попытался ухватить мальчишку за руки. — Господин, это для вашего же блага! Если рану не обработать, она загноится.

— Пояс есть? Или веревка какая-нибудь? Ремень?

— Вот, — старик вытащил откуда-то из-под полы кожаный шнурок.

— Перехвати ногу повыше.

Так, а смысл-то? Жгут, конечно, остановит кровотечение, но долго его держать нельзя. Поэтому если задет крупный сосуд, мальчишка обречен.

С другой стороны, будь оно так, он бы давно кровью истек.

— Надо мха, — Миха повернулся к болоту. — Белого. И воды. В чем-нибудь. Промыть.

Здешняя вода была темной и кисловатой на вкус, и пожалуй, нормальному человеку пить её не стоило бы. Но Миха нормальным не был. Поэтому пил.

Вкус — от кислотности.

Точно.

Он ведь учил. На болотах — вода кислая, с высоким содержанием дубильных веществ, что, в свою очередь, хорошо, поскольку бактерий в ней то ли нет, то ли мало, то ли вообще что-то она с ними делает. Но мысль промыть рану изначально здравая.

А потом мхом заткнуть.

И надеяться, что само заживет.

Миха так и сделал.

— Господин, вспомните, кто вы. Держитесь достойно, — старик притащил воды в кожаной шляпе. Ведро из неё получилось, мягко говоря, хреноватое, но какое уж есть. — Ваш отец, будучи юн, также имел печальный опыт ранений.

— З-заткни его, — попросил мальчишка, прикусывая губу.

И руки убрал.

Подбородок выдвинул.

Отвернулся.

Клинок вышел легко. Из раны потекла кровь, но не сказать, чтобы обильно. Стало быть, или повезло, или, что куда вероятнее, разбойник решил поиграть.

И ладно.

Миха вспорол штанину, открывая доступ к ране. Небольшая. И вида аккуратного. Он наклонился и принюхался. Гнилью не пахло, и дикарь согласился, что это очень даже неплохо.

Хотя, конечно, рановато.

Темная вода кое-как смыла кровь. Мох лег сверху, а на него — тряпица, протянутая дрожащею рукой. И замотать все это добро, перехватив тем самым кожаным шнурком.

— Если не загноится, то жить будет, — сказал Миха старику, что замер рядом и только шею тянул.

— Слава богам! — отозвался тот, кланяясь. — И вам, добрый господин! Поверьте, ваше участие не останется незамеченным! Барон — человек в высшей степени справедливый! Он сумеет достойно вознаградить вас!

Мальчишка всхлипнул и, глянув искоса, спросил:

— Ты кто такой?

— Дикарь, — Миха огляделся. — Спать. Утром выходим.

— Куда?

— Куда-нибудь.

Не говорить же, что он понятия не имеет.

Пока не имеет. А утром, глядишь, какая мудрая мысль в голову и забредет.

— Спать? Здесь? — паренек то ли привыкал к боли, то ли была она уже не такой сильной, огляделся.

— Здесь.

— Вот прямо…

— Варианты? — поинтересовался Миха.

— Господин просто не привык. Однако уверен, что он не посрамит имени де Варренов и справится со всеми невзгодами, выпавшими на долю его, — поспешил заверить старик, стягивая с себя тряпье. — Господин, земля горячая, и остывать будет еще несколько часов. А остаточное поле отпугнет зверей. И место не такое уж дурное. Сейчас лето и тепло, и если позволите, я укрою вас…

Миха не стал слушать.

Он сделал несколько шагов вглубь острова, прислушался и согласился, что, чем бы ни было это остаточное поле, дикарю оно не нравилось. А стало быть, и Михе лезть не стоит.

Он зевнул.

И лег на землю.