Как там было по-научному? В процессе оргазма участвует окситоцин, чем сильнее выброс в кровь — тем сильнее и ярче оргазм. Все просто, не так ли? Далее в мозге доза дофамина делает человека счастливым.

После такого можно даже сказать, что человеком действительно правит химия. Хотя, кто знает…

Специалисты утверждают, что секс — это болеутоляющее. Он поистине способен снизить боль, главное, чтоб он был вагинальным, а не анальным. Поскольку последний сам может сопровождаться неприятными ощущениями. После семяизвержения мужскому организму надо восстановиться, чтобы испытать его вновь. А вот женщинам ждать необязательно, природа наделила их реальным изобилием оргазмов.

Но Наоки не захотела воспользоваться дарами природы — она торопилась в участок, где содержались две моих подруги. Я пожал плечами, быстро оделся и отправился следом за ней. Машину Наоки повела сама. Мощный автомобиль повиновался женским рукам с радостью и преданностью.

Кацуми и Шакко храпели в одиночной камере, свернувшись калачиками на брошенном чей-то жалостливой рукой футоне. От греха подальше их руки были скованы наручниками из антимагического металла. Хорошая вещь, если не хочешь, чтобы здание разнесли по кирпичику две болеющих с похмелья красавицы.

Само здание было двухэтажным, розовато-желтым. На стенах местами остались трещины от недавнего землетрясения. Разрушить такое Кацуми было под силу.

— Мы забираем их, — произнесла Наоки в сторону молодого сержанта, который проводил нас до камеры заключения.

— Да, это хорошо, — кивнул сержант. — А то девчонки так долго пели песни, что наши уши свернулись трубочками и отказались развертываться обратно. Только недавно утихомирились... Из больницы нам уже пришло подтверждение, что побитые забирают заявление. Скажите, их заставили якудза?

— Эти мерзавцы сами якудза, — буркнула Наоки. — В них признали торговцев живой плотью, поэтому они решили не светиться и тихо зализать раны.

— Так надо было их самих сюда, — разгорячился сержант. — Не дело в больничке этим тварям отлеживаться.

— Сержант, всему своё время, — ответила Наоки. — Если бы у нас были прямые доказательства, а так... Так ты ничего им не сможешь предъявить.

Сержант потупился. Он посмотрел на меня, чуть вздернул брови, как будто узнавая. Я же не узнал его и прошел в камеру. Запах сырости, спиртовой отрыжки и прелой соломы ударил по ноздрям.

Сколько же выпили девчонки, что их так развезло? Они были буквально в говно. Хоть сейчас хватай и продавай в рабство. Я поднял на руки Кацуми, а она сквозь приоткрытые веки взглянула на меня и слабо улыбнулась. Потянулась было губами, чтобы поцеловать, но я отшатнулся — слишком густой перегар пер от неё.

— Утида-сан, ох и устрою я вам завтра головомойку, — поджал я губы.

— Помой меня... ик... Изаму-кун... Помой, я вся твоя... — после таких сакраментальных слов, голова Кацуми упала мне на грудь и она не просыпалась до самого утра.

Шакко тоже храпела вовсю и просыпаться явно не собиралась. Наоки любезно довезла нас до базы, подождала, пока девчонок выгрузят подбежавшие помощники и подмигнула мне на прощание. Я же пообещал как-нибудь заскочить и вытащить на кофе — в знак благодарности и глубокой признательности.

Утром, когда девчонки проснулись, я узнал подробности произошедшего. Как оказалось, девчонки выпили по бокалу мартини в честь празднования поступления, и вышли прогуляться в ожидании меня. Я задерживался и они остановились возле уличного кафе, выпить по чашке чая.

В этот момент к ним и подошли те четверо. По всей видимости, они хотели завербовать девчонок, начав расспрашивать о всяком-разном. В процессе разговора им что-то незаметно добавили в чай, поскольку обоих девушек начало клонить в сон. Почуяв неладное, Кацуми попыталась уйти, но мужчины встали на пути.

Вот тогда девчонки собрали воедино все остатки сил, да и дали люлей этим засранцам. Приехала полиция, Кацуми успела скинуть сообщение прежде, чем сознание покинуло прелестную головку. После этого они уже слабо понимали где находятся и что с ними.

— Мда, девушки, а ведь я предупреждал, чтобы вы не пили спиртного, — покачал я головой. — Запах спиртного от девушки действует на мужчин сильнее красной тряпки на быка. Вот они и подумали, что вы легкодоступны...

— Мы? Легкодоступны?! — взвилась было Кацуми, а потом со стоном села, обхватив руками голову. — Ммм, как же голова-то раскалывается. Выпили всего по бокалу...

— Надеюсь, что в академии вы не будете себя так вести!

— Тоже надеемся, Изаму-кун, — простонала Шакко. — А водички ещё нет?

Я покосился на кулер в углу — ведь только вчера свежую бутыль ставил.

Торжественная часть поступления в Рикугун сикан гакко прошло на высшем уровне. Да, на меня косились, тихо обсуждали татуировку на щеке и времена, которые «уже не те». Но открыто враждебность никто не проявлял.

По крайней мере из старшего поколения. Люди в возрасте уже слыхали, что за мной стоит не банда уличных попрошаек, а несколько могущественных кланов. И если кому-то не нравится выбор этих кланов, то они могут либо засунуть язык себе в жопу и молчать в тряпочку, либо им могут помочь это сделать.

Но это люди в возрасте, а вот молодые львы и львицы с презрением косятся на меня. Ну что же, в старшей школе я сумел себя поставить, сумею поставить и здесь. А кто не согласен… Как в старом анекдоте про «два путя».

Что? Не знаете? Ну, пока ректор академии Хидео Одзава торжественно задвигает речь про величие и значимость военной подготовки в роли государства, я вам его быстренько расскажу.

Приходит сын к отцу и спрашивает, что делать, подруга беременная. Отвечает умудренный годами отец

— Тут, сынок, у тебя два путя: жениться или в армию уйти. Если женишься, считай, что пропало, если в армию, то у тебя два путя будет: живой останешься или убьють. Если живой останешься, считай, что пропало, если убьють, то у тебя два путя будет: похоронят под осинкой или под березкой. Если под березкой, считай, что пропало, если под осинкой, то у тебя два путя будет: либо на карандаши, либо на бумагу. Если на карандаши, считай, что пропало, если на бумагу, у тебя два путя: или на писчую, или на туалетную. Если на писчую, считай, что пропало, если на туалетную, у тебя два путя будет: либо в мужской туалет, либо в женский. Если в мужской — считай пропало, если в женский, у тебя два путя будет: или спереди тебя использують или сзаду. Если сзаду, считай пропало, если спереди, считай, что женился…

Вот так вот и тут — какой бы путь молодые люди не выбрали, всё равно исход один. Мой.

И никак иначе!

Среди толпы первогодок, одетых с иголочки, причесанных так, что каждый волосок был положен в соответствии с традициями и расположениями звездных светил, стоял не только я. Неподалеку горела ярким огнем макушка Шакко, а чуть поодаль чернела прическа Кацуми.

Отец Кацуми, Кенджи Утида, в очередной раз показал себя умным человеком. Он не отказал дочери в желании учиться не в самом популярном в экономическом плане высшем учебном заведении. Нет, он согласился, но настоял на том, чтобы дочь выбрала факультет экономики.

Дочь с радостью согласилась — всё-таки она предполагала, что грядет большая возня и будут слезы, уговоры, доводы и факты в пользу других вузов, но быстрое согласие с небольшим условием… Она до конца не поняла, что Кенджи мудро повернул так, как ему было нужно. Он рассуждал так — дочь является наследницей клана, а знания, полученные в академии будут почти на одном уровне со знаниями других вузов. И к этому всему добавится уважение в обществе, всё-таки женщина смогла показать себя там, где и мужчины порой пасуют.

Какой бы вуз Кацуми не выбрала, её всё равно бы повернули на стезю изучения экономики. Тут даже к гадалке не ходи.

Мы же с Шакко выбрали факультет национальной безопасности и обороны государства.

Что там говорит ректор? Ещё не завершает свою речь? Мне уже жрать хотелось, а эта болтология грозила затянуться ещё часа на два.