— Очень плохо! Ещё раз!!! От души!!! — проревел Камавура. — Наш девиз всегда еди-и-ин!!!

— Наш девиз всегда еди-и-ин!!! — изо всех сил напрягая голосовые связки прокричали первокурсники.

— Кто не скачет — тот хинин!!! — гремел голос преподавателя.

— Кто не скачет — тот хинин!!! — подхватили первокурсники.

Бум! Бум! Бум!

Речевка, ритм, огонь… Речевка, ритм, огонь… Речевка… Эйфория…

В беседке господина Мамору Кичи сидели трое мужчин. Беседка располагалась на берегу красивого пруда, где даже широкие листы кувшинок были подрезаны так, чтобы при взгляде на них владелец поместья получал эстетическое удовольствие.

Красные карпы неторопливо двигались в прозрачной воде, посматривая на тени мужчин. Они уже успели привыкнуть к тому, что кто-то из двуногих придет и посыплет вкусными крошками в воду. Теперь они терпеливо ожидали приближения одной из размытых теней.

— Какой же чудесный чай, господин Кичи, — проговорил Сэбэро Тонг, вдыхая после глотка и ощущая на губах легкое послевкусие весны. — Всегда ваш чай является образцом для самого названия этого благословенного напитка. Это же Гиокура? Я прав?

— Да, вы правы, господин Тонг. Если я точно помню, то Гиокура, чай из префектуры Синдзуока, собирается один раз в год, весной. Срывается лишь бутон и иногда — первый лист. Перед сбором чайного листа плантации накрываются на двенадцать дней темной пленкой. Мы называем этот чай «чаем для гениев», поскольку он обладает ценным свойством очищать сосуды головного мозга, — кивнул Мамору Кичи. — А нам как раз не повредит ясный ум.

— Чайная комната представляется единственным прибежищем в тоскливом, никому не нужном существовании, где усталые путники могут встретиться, чтобы испить из общего родника ценителей искусства. Сама церемония представляет собой произвольную постановку, замысел которой сплетался вокруг чая, цветов и живописи. Ни одного резкого цвета, нарушающего общий тон залы, ни одного звука, расстраивающего ход событий, ни жеста в нарушение гармонии, ни слова вразрез с единством окружающего пространства: все движение предписывалось выполнять просто и естественно. Таковы условия чайной церемонии. Как ни странно, их часто выполняют в полной мере. Во всем этом заключается глубокий философский смысл. Так сказал Какуро Окакура и трудно с ним не согласиться, — поднял свой тяван Иоши Абэ.

— Да, чай всегда хорош, когда нужно

— Да, чай всегда хорош, когда нужно время для обдумывания слов, — кивнул господин Кичи. — А время у нас пока что есть. Ведь правда есть?

— Правда, — кивнул господин Абэ. — Остается немного, но оно есть. Идиотская схватка, на которую согласился хинин, состоится совсем скоро. И знаете, что я приготовил… господа…

Абэ замолчал, выдерживая театральную паузу.

Остальные два аристократа молчали, терпеливо дожидаясь продолжения речи господина Абэ.

Карпы подплыли ближе, словно подслушивая человеческую речь. Они поглядывали глупыми глазами навыкате, шевелили плавниками. Красные пятна на спинах напоминали расплывшуюся по ткани кровь.

— Что же, не буду вас томить. Тем более, что такой вкусный чай прекрасно развязывает язык. Даже лучше, чем Порошок Правды. Как вы знаете, господа, на учебной арене нельзя убить. Можно получить увечья, но там находятся заклинания, сдерживающие даже самую смертельную технику. Так вот, я нашел умельца, который исправит заклинания. Исправит так, что всё, произошедшее на арене будет выглядеть как несчастный случай. Это будет стоить нам недешево, но…

— Мы в деле, господин Абэ, — улыбнулся господин Тонг. — Я жду не дождусь того мига, когда смогу увидеть последний вздох белобрысого хинина.

— Я на это зрелище даже приведу посмотреть свою жену, — проговорил господин Кичи. — Вряд ли она откажется от такого.

— Я тоже приглашу на этот бой свою вторую половинку, — сказал Абэ.

Господин Кичи поднял руку. К ним, семеня, направилась женщина в светло-голубом кимоно, расшитом розовыми лепестками сакуры. Она оставила сандалии на входе, вступила на порог и поклонилась гостям. Те оставили её поклон без внимания.

После этого женщина обновила чай в тяванах сидящих и снова поклонилась. После этого она засеменила прочь, где уселась на небольшую скамеечку. Расстояние было достаточным, чтобы не слышать речей господ аристократов. После этого женщина взяла в руки шитье и погрузилась целиком и полностью в разрисовку нитками шелкового полотна.

Её движения были отточены и плавны, как будто она всю жизнь только тем и занималась, что готовила чай. Вот только почему-то господину Абэ не понравился её взгляд. Это длилось всего лишь миг, но этого мига хватило, чтобы оценить остроту и цепкость глаз. Взгляд походил на кагинаву — похожее на абордажный крюк оружие ниндзя для преодоления препятствий.

— Господин Кичи, что-то я не припомню среди ваших служанок этой женщины, — произнес Абэ, отхлебывая горячий чай.

— Да, её мне порекомендовала прежняя служанка, которая вышла замуж и покинула мой дом, перейдя в другой клан, — посмотрел в указанном направлении господин Кичи. — Пока что не могу ничего дурного сказать, кроме того, что бедняжка нема от рождения. Только и может, что мычать.

— Вот как? — покачал головой господин Тонг. — Но чай у неё выходит бесподобным. Неужели боги отобрали её речь, чтобы взамен подарить умение хорошо заваривать чай? Сдается мне, что это не совсем равноценный обмен. Но, для нас, он даже очень хорош. Она как раз в самом соку. И чем спелее плод, тем приятнее его сорвать. А молчаливая служанка не расскажет жене о том, что хозяин осмелился залезть к ней под кимоно. Это тоже хорошее свойство немых.

Все трое рассмеялись грубоватой шутке господина Тонга. Никто не заметил, как по лицу женщины мелькнуло едва видимое недовольство. Шизуки Исикава умела сдерживать эмоции. Она делала это так же хорошо, как читала по губам и почти так же хорошо, как готовила чай…

— Чего? Второй раз? Какое же тупое объяснение — достаточно же было и одного раза, чтобы понять — творится какая-то ненормальная хрень, — возмутился я, когда услышал разъяснение Канамара-мацури, фестиваля «железных пенисов».

— Откуда ты вылез, Изаму-кун? — спросила Шакко. — Из каких черных глубин? Почему не слышал об этой легенде?

— Я просто никогда не интересовался этим! — буркнул я в ответ. — Но если бы я присунул бабе… девушке, а внутри бы меня оскопили, то это сразу бы вызвало вопросы. А тут… После первого неужели было непонятно?

— А может быть, она была очень красивая? Почти как я? — Шакко положила лицо на ладошки и невинно поморгала.

Мы впятером сидели в моём кабинете. На экране телевизора вышагивала прошлогодняя процессия. Мужики несли три члена, чуть подпрыгивая на ходу, отчего фаллосы как будто совершали фрикции. Пронзали воздушную вагину…

Народу вокруг было много, ели сладости, радовались и кричали, приветствуя проносимые «святыни». Сначала проносили член высотой в два с половиной метра, розовый, как сумочка тупой блондинки из голливудской комедии. За ним следовали черный, как смоль, и затем уже обычного телесного цвета. Последние два были меньшего размера.

Как раз сейчас Шакко закончила рассказывать легенду о том, что праздник посвящен железному члену. Вроде как жила-была одна женщина, в которую вселился демон. Да не просто так вселился, а в самую что ни на есть вагину. Вот обустроился там, картины по стенкам развесил, татами расстелил, а тут в его скромную обитель взял, да и влез член жениха этой самой женщины.

Демон огорчился, расстроился, и в расстроенных чувствах отгрыз член острыми зубами. Мужчина от удивления тоже расстроился и умер. Но после этого ещё один жених вознамерился разведать недра красотки. Стряхнул картины со стен, скомкал татами, нахлестал демону по носопырке. Опытный демон, не мудрствуя лукаво, опять взял, да и оскопил любопытного страдальца. Вот уже после этого случая женщина поняла, что с ней творится что-то не то. Одного раза было мало, блин!