— Пошел вон!!! — уже истерически заорал комиссар.

Меня просто вынесло за дверь звуковой волной. Похоже, что не судьба мне узнать карьеру стукача… Неподалеку стоял Акира, он вопросительно вскинул брови и кивнул на дверь, мол, чего там?

— Про мебель разговаривали, — пожал я плечами. — Предлагал ему купить японский шкаф.

— А чего он так орал?

— В цене не сошлись, — махнул я рукой.

На входе в дом сэнсэя Норобу Киоси сочувственно вздохнул и ободряюще подмигнул, мол, держись. Сам маленький тануки сидел чуть поодаль от ступеньки и занимался набиванием кулаков — он бил сжатыми кулаками в песок. Да не в простой песок, а в пересыпанный галькой. Сия адская смесь находилась в деревянной кадушке, которая поскрипывала при каждом ударе.

Раздавался шмяк, потом скрип, а затем Киоси ойкал. Музыкальный ряд боли и страдания. Но Киоси не отступал, он продолжал набивать костяшки.

— Тренируешься? — спросил я, подходя ближе.

— Да, сэнсэй Норобу заставил. Говорит, что так я лишнюю энергию должен выплеснуть, — вздохнул Киоси.

Я заглянул внутрь кадушки, там бордовыми кляксами отражались места ударов. Похоже, что Киоси уже не первый час тренируется. И что же с его кулаками?

— Покажи кулаки.

Киоси нахмурился и покачал головой. Опустил глаза и снова ударил в песок:

— Нечего меня жалеть. Я ради мести тренируюсь, а царапины и ссадины заживут. Тебя учитель Норобу ждет, может, рядом со мной сядешь. Тоже начнешь лишнюю энергию выплескивать…

Я потрепал малыша по жестким волосам. Он недовольно отдернул голову, вроде как нечего лезть к серьезному мужчине с коровьими нежностями. Ну и ладно. Пусть тренируется.

— Смотри, весь не расплескайся, скоро ты мне понадобишься для тренировки на объекте.

Я подмигнул оборотню, разулся и вошел в дом.

Дома меня встретило суровое лицо сэнсэя. Он уже был в курсе происшедшего в школе. Правда, на этот раз ни он, ни Мизуки не приехали, чтобы выручить меня в полицейском участке. Похоже, что мои приключения их изрядно достали.

— Расскажешь? — вот и всё, что он спросил.

Ни мата, ни рассуждений о моих ущербных родственных корнях, ни попыток представления того огромного валуна, о который я долго и упорно набивал голову. Просто одно слово.

Сэнсэй сидел на циновке в позе лотоса и явно только что отобедал. Три пустые чашки стояли перед ним, поблескивая ещё влажными поверхностями. Чуть поодаль лежали хаси, палочки для еды.

Что же, в состоянии сытости человек должен был быть спокойным и неагрессивным. Я понадеялся на это, когда сел напротив сэнсэя и начал свой рассказ. Не стал заострять внимание на том, что произошло в кабинете учителя физкультуры, а сразу же перешел к эпизоду с Кеничи. Тут уже я старался не упускать ни одной детали. Постарался воспроизвести наш диалог если не в лицах, то максимально приближенно к оригиналу.

Сэнсэй слушал. Его глаза не отрывались от моего лица, но он не фиксировался на какой-то одной детали, а смотрел как бы сквозь меня. Как будто задумался. И мне чертовски не хотелось его выводить из задумчивости, но ребра снова начали ныть. Когда я пустил режим сканирования, то обнаружил три трещины в правой стороне грудины. Неприятно, особенно когда мы с Масаши договорились по поводу проведения тренировки.

Норобу так и не пошевелился, когда я закончил рассказ. Он всё также смотрел в пустоту. Я поднялся, наложил себе лапши и вернулся на место.

А чего? Если сэнсэй находится в прострации, то я не обязан быть голодным. Пусть немного, но червячка заморить нужно, тем более что энергии сегодня потерял немало.

— Значит, это всё дело в лекарстве, которое блокирует боевые меридианы… — медленно проговорил сэнсэй. — Неужели Ицуми нашел старинные свитки?

— Какие свитки? — спросил я, проглотив очередную порцию лапши.

— В общем, расскажешь всё то же самое, что рассказывал в полиции, — отрезал старик, словно разговаривая сам с собой, а не отвечая мне. — И обязательно добавь про лекарства Ицуми.

— Я же только что рассказал…

— Да не мне, а нашим гостям, — со вздохом произнес Норобу, всё также глядя в никуда.

— Каким гостям? Приедет Мизуки с Хаяси?

— Поставь чайник, убери здесь всё и достань самые лучшие чашки. Сейчас я принесу свой самый редкий чай. Эх, хотел оставить его, чтобы выпить на предсмертном одре, но, похоже, что могу до него не дожить.

С этими словами старик легко поднялся и пошел в свою комнату.

— Да кто приедет-то? — крикнул я ему в спину.

— Тебе лучше переодеться, Тень, — последовал лаконичный ответ.

Вот и всё. Я остался сидеть с недоеденной лапшой. Но, если Норобу ничего не объясняет, то значит, дело пахнет керосином. Лапшу можно и потом доесть, если будет кому доедать.

К нам едут гости. И явно эти гости не просто так приедут, а с подарками. Не пора ли вызывать подкрепление?

— Ты поставил чайник? — спросил из своей комнаты сэнсэй.

— Нет, я не собираюсь его ставить, пока ты не…

— Такаги-сан! Поставь чайник и приведи себя в порядок! — рявкнул сэнсэй так, что у меня даже хаси в пальцах треснула.

Похоже, что дело действительно серьезное. Я активизировал функцию «электровеник» и мигом убрал всё со стола, пока под донышком чайника мерно гудело пламя. После этого умылся, морщась от боли в ребрах, и кое-как натянул чистую одежду.

Чайник уже вовсю плевался паром, когда я положил рядом со столиком ларец, инструктированный полудрагоценными камнями. На крышке ларца золотой нитью была выложена картина, изображающая бой дракона с тигром. В ларце хранились самые лучшие чашки-тяван для особо важных гостей.

У сэнсэя керамические тяван были изготовлены в стиле раку и походили больше на пепельницы неумелых стеклодувов, чем на изделия высшего искусства. Но, как сказал сэнсэй, от чашек требуется быть устойчивыми, но лёгкими, а также иметь гладкую внутреннюю поверхность. При этом в тяванах ценились «несовершенства»: следы пальцев гончара, неровные рисунки на поверхности и так далее. Размер чашки должен позволять размещение веничка, ложечки и салфетки, но в то же время она должна удобно помещаться в ладонях. При созерцании чашки смотрящий оценивает гармоничность сочетания верхней кромки, корпуса и основания.

В общем, в тех вещах, в которых я видел хрень полнейшую, сэнсэй и ему подобные ценители искусства видели изящество и красоту. Ну а я не допускался даже касаться этих тяван, Киоси же вообще строго-настрого было запрещено смотреть в сторону ларца.

— А теперь будь спокоен и невозмутим. Нельзя терять лицо даже в самых сложных ситуациях, — проговорил сэнсэй, выходя из своей комнаты. — Я сам буду вести чайную церемонию. Ты же постарайся… Нет, даже не постарайся, а сделай так, чтобы ни одно дурное слово не сорвалось с твоих губ. Расскажи про Ицуми. Но терпи, если вдруг что не так… Стань центром вежливости…

У меня даже челюсть отпала, когда я увидел сэнсэя. Он являл собой воплощение изысканного стиля. Безупречно выглаженный костюм-тройка сидел на сухом теле Норобу так, как будто вторая кожа. Черная ткань пиджака чуть переливалась под светом с улицы. Белоснежный воротник так туго обхватывал шею, словно стремился задушить старика. Ему в этом всеми фибрами шелковой души помогал смоляной галстук. О стрелки на штанах можно было порезаться, а блестящие лаковые ботинки чуть поскрипывали при ходьбе и старательно пускали солнечных зайчиков в разные стороны, когда входили в зону попадания лучей.

— Что-то не так? — поднял бровь сэнсэй.

— Да, ты в обуви по дому ходишь, — выдавил я из себя.

— Сегодня это позволено. Но только сегодня. Принеси чайник, а после скажи Киоси, чтобы шел тренироваться на задний двор.

Я кивнул. Внутри меня не то, чтобы всё сжалось, но было реально интересно — кто же к нам в гости собрался? Неужели сам император приедет? И Норобу, видя, что я изнываю от любопытства, молчал и только немного посмеивался.

— Киоси, сэнсэй сказал, чтобы ты забирал свою кадушку и шел на задний двор. Ещё не все костяшки сбил?